Хроники последнего лета

Ахмед ответил неожиданно спокойно, словно разговор шел вовсе не о нем:

— Как считаешь правильным, так и поступай.

Султан одобрительно кивнул.

— Хорошо говоришь. Знаешь, что я для себя решил? Если подпишет Ахмед эту кривую бумагу, значит дерьмо он, а не человек. И получит то, что заслужил по жизни. А если нет… Значит — брат он мой, и за него я буду воевать. Вот так-то.

Султан доверительно наклонился к Ахмеду.

— Значит так. Молодец, что не захотел с ними связываться. Теперь ботаника выпустят. Деваться им некуда — шум слишком большой. А ты с ним все решишь. Один. Этот вопрос надо закрывать. На пару лет отправим тебя в Дубаи, а там, может, и возвращаться не захочешь. А захочешь — к тому времени здесь уже все чисто и ровно будет. Ты меня понял?

— Понял, Султан.

— Ну и молодец, — Султан наклонился по-отечески взял Ахмеда за руку, — я знал, что в тебе не ошибся.

Ахмед вовсе не выглядел удивленным, он спокойно улыбнулся и сказал:

— Прости, Султан, ты во мне ошибся.

Этот ответ обескуражил посетителя.

— Что?!

— Я говорю, ты во мне ошибся. Я не трону русского.

Султан нахмурился, отчего приобрел вид грозный и зловещий.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— Понимаю. Я говорю, что не трону русского. Он — мужчина, а я… ты прав, Султан, я — дерьмо.

Султан долго разглядывал Ахмеда, потом встал, покачал головой и сказал неожиданно мягким голосом:

— Это говорит твоя болезнь. Ты скоро сможешь думать нормально, тогда и поговорим… Я хорошо знал твоего отца. У него не может быть плохого сына. Лечись. Думай. Надумаешь — звони или лучше приходи. Мой дом всегда найдешь. Салам аллейкум!

Он повернулся и грузно пошел к двери.

— Ваалейкум ассалам, — вслед уходящему сказал Ахмед.

После ухода Султана он долго лежал на кровати, глядя перед собой. Медсестра вкатила тележку с обедом и поставила поднос на столик у кровати.

— Вам чай горячий принести? — спросила она сварливо, но Ахмед не обратил на нее внимания.

Сестра недовольно посмотрела, покачала головой — вот, мол, с какими приходится общаться — и, толкая животом тележку, вышла из палаты.

Ахмед еще немного полежал, глядя на закрывшуюся дверь, потом потянулся к тумбочке, взял мобильный телефон и принялся листать записную книжку. Пальцы дрожали, и он то и дело нажимал не ту кнопку, отчего очень злился и шептал под нос страшные проклятья в адрес ни в чем не виноватого производителя «шайтанской трубки». Наконец, нужный номер нашелся, и Ахмед с явным облегчением поднес телефон к уху.

Ответивший человек обладал голосом мягким и звучным, необыкновенно приятного теплого тембра.

— Ахмед, брат мой! — по всей видимости, ахмедов номер определился на его телефоне. — Ассаламу алейкум уа рахмату-л-Лахи, рад тебя слышать! Я все знаю, и очень беспокоился о твоем здоровье!

— Ваалейкум ассалам, — начал Ахмед, но запнулся, позабыв полный ответ на приветствие.

Его собеседник, тонко почувствовав неловкость, пришел на помощь своевременным вопросом.

— Как ты? Рассказывай, брат!

— Все хорошо… Послушай, Али, мне нужно с тобой встретиться. Прямо сейчас.

— Конечно, брат, — с готовностью отозвался голос в трубке, — я приеду.

— Нет, не надо. Я сам приеду. Ты дома?

— Дома, и братья дома, мы все будем рады тебя видеть. Ты сможешь добраться? Машину прислать?

— Не надо. Часа через полтора-два, ладно?

— Ждем тебя!

Ахмед повесил трубку и встал с кровати. Шатаясь, добрел до шкафа, раскрыл его, но одежды не обнаружил. Осмотрел себя и с сожалением покачал головой — больничная пижама светло-серого цвета и шлепанцы у кровати. Куда в таком виде пойдешь? Он подошел к тумбочке и нажал кнопку вызова медсестры.

Сервис оказался на высоте — девушка в бело-зеленом халате появилась через минуту и сразу же заговорила злым голосом.

— Зачем вы встали? Вам нужно лежать!

Ахмед подумал, что медсестре, скорее всего, ничего не досталось из денег, заплаченных за эту прекрасную палату. Иначе, почему она такая недовольная?

— Послушай, — сказал Ахмед, стараясь быть убедительным, — у меня в кармане в джинсах — очень нужные вещи… деньги там, бумаги… Прошу, сестра, принеси джинсы!

В ответ, однако, он услышал, что, во-первых, она не нанималась ходить за чужими штанами, во-вторых, уличной одежде не место в палате, а в-третьих, личные вещи находятся на ответственном хранении на складе и могут быть выданы только под подпись старшей медсестры.

Высказавшись, больничная девушка заставила Ахмеда лечь назад в кровать и ушла, всем видом показывая неудовольствие.

Ахмед полежал немного, и только попытался снова встать, как дверь приоткрылась, и в палату заглянула злая медсестра — словно все это время из вредности караулила под дверью.

— Ну ладно, — сказала она с угрозой, — придется доложить начальнику.

Ахмед удивился, решив почему-то, что речь идет о начальнике отделения полиции — он-то тут причем? — но догадался, что это кто-то из больничного руководства.

Начальником, а точнее заведующим отделения, оказался грозного вида доктор могучего телосложения, подходящим скорее борцу-профессионалу, чем медработнику. Ахмед с невольным уважением оценил огромные кисти рук с пальцами, похожими на перевязанные нитками пузатые сардельки. Внешность врача также была необычной и в некотором смысле вызывающей. Короткая стрижка под «ежик», тонкий шрам через щеку — от правого нижнего века до подбородка, поверх халата — массивный крест с распятьем, на безымянном пальце правой руки — серебряный перстень со звездой, черепом и надписью по-арабски.

Медсестра голосом школьной ябеды рассказала о злостном несоблюдении больным режима и требований медперсонала, что вообще-то неправда — никаких нарушений еще не было и в помине.

— Безобразничаем? — гневно прогудел доктор, пригвоздив Ахмеда тяжелым взглядом к подушке.

А взгляд эскулапа действительно был выдающимся. Антрацитовые радужки, окруженные молочными белками с красными нитями капилляров, и нахмуренные косматые брови, одна — черная, другая — с клоком снежной седины.

Ахмед поежился, но уверенно сказал, что ему срочно надо выйти.

— Зачем? — сурово спросил доктор.

— Нужно.

— Это не ответ.

— Мне нужно, — с напором заявил Ахмед.

Но заведующий отделением решительно отрезал:

— Об этом не может быть речи. Вам нельзя ходить.

— Можно.

— Нельзя!

— Можно, — упрямо повторил Ахмед.

— А я говорю: нельзя!

Доктор начал сердится, но больной продолжал настаивать:

— Я пойду!

И даже начал вылезать из-под одеяла.

Но доктор положил ему на грудь растопыренную пятерню и без особых усилий удержал ослабевшего Ахмеда на месте. Тут даже борцовская подготовка не помогла — уж очень тяжелой и сильной была рука медработника.