Хроники Равалона. Трилогия
Шрифт:
Смог бы ты, Уолт Намина Ракура? Готов ты к Великой Ответственности? Нет. Конечно, не смог бы. Я и так несу груз, который мне не по плечам. Куда уж мне Великая Ответственность? Правильно я сделал, что отказался от предлагаемой Силы. Нужно стараться все сделать имеющейся, стараться сделать так, как сделал бы именно ты, а не тот, кто возник на твоем месте, когда Власть заструится по Локусам Души…
Пускай Архиректор и Алесандр думают, что сказать Конклаву. Не стоит забивать себе голову посторонними мыслями.
Уничтожить Золтаруса. Вот и все. Понятно, Уолт? Понятно, Уолт.
—…Мне бы хотелось, чтобы вы закрепили на ауре, что мы добровольно предлагаем свою Силу, — говорил короткобородый. —
«Договорились. Но только после того, как вы добавите свою Силу к Заклинанию. Я даю вам слово. Клянусь восьмым Корпусом Школы Магии, средоточием ее могущества и мощи…»
Восьмого Корпуса не существовало, но чародеям Ордена Семерых не стоило об это знать, верно? Они и так плохо соображают от ужаса. В другой ситуации, попытайся кто-то обмануть команду боевых магов, те скрутили бы обманщика и предоставили его Конклаву для разбирательств. Их было около сорока человек, на уровень-два ниже магического оперирования реальностью. Создай они Круг и скажи Уолту решительное «нет», Намина Ракура десять раз бы подумал, связываться ему с ними или нет, и каждый из десяти раз твердо бы знал: не связываться.
У страха глаза велики. Они испугались призрака Конклава, этого пугала свободолюбивых магов Серединных Земель. Смертные — странные существа. Решили разобраться с проблемой лишь потому, что, если оставить ее, появятся новые проблемы. Как просто. Стоило пригрозить магам расправой Конклава, как близкая и более ощутимая угроза отступила на задний план, уступая место эфемерной и отдаленной (и вообще не существующей). Сива быстро сообразил, что делать. Хотя нет, Вадлар первым упомянул Конклав. А Фетис-то — голова! Если бы не привычка придуриваться, вообще бы был замечательным парнем, хоть и упырь.
Короткобородый попытался еще что-то выторговать, но насупленный вид Вадлара и упоминание первого и второго Номоса заставили его сдаться. На лице короткобородого чародея было разборчиво написано, что он очень жалеет, что портал не был создан до появления Магистра и его компании, сыплющей знаниями Номосов.
«Встаньте в круг… Сконцентрируйтесь… Вот нужные мыслеформы… Теперь направляйте Силу по этим каналам…»
Они все-таки пытались оставить себе хоть немного Силы, пытались припрятать ее, скрыв в глубинах ауры. Уолт бесцеремонно отобрал заначки. Сюсюкаться с чародеями он больше не собирался. Отдавшись в его власть, они превратились в лимоны, которые он мог безостановочно выжимать. Впрочем, делать это боевой маг не собирался, он ведь не чернокнижник или некромаг какой-нибудь.
Воронка почти заполнилась Силой, когда в постоянно сотрясаемом Поле Сил произошло изменение, негативно отразившееся на передаче магических энергий. Пронесшийся по колдовским полям разрыв эфирных связей чуть не разрушил стройную систему подачи Силы, и Уолту теперь приходилось мотаться между подчинившимися его воле волшебниками и восстанавливать связи.
Сомнений не было, кто-то из сражавшейся парочки «бог-упырь — Маэлдрон-Разрушитель» нанес смертельный удар.
Но кто?
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, не скрывая ничего. Оба видели души друг друга — душу живую и душу мертвую.
И в душе живой не было ничего, кроме ярости, клокочущей раскатами гнева и громом неистовства. Эта ярость была готова уничтожить мир, если ее не остановить, залить мир огнем, испепелив все.
И в душе мертвой не было ничего, кроме безумия, расползающегося кляксами сумасшествия и волнами умопомешательства. Это безумие было готово уничтожить мир, если его не остановить, превратить мир в холодную безмятежность, заковав все в лед.
И чем сильнее Золтарус вглядывался в душу
Латиэлла, тем сильнее становился запах сожженного мира.И чем сильнее Латиэлл вглядывался в душу Золтаруса, тем сильнее становилось чувство холода.
Противники, достойные друг друга, ждали, кто первым начнет атаку и допустит ошибку.
Первым не выдержал Маэлдрон. Слишком сильна была память о карлу, от которых остались только кости, слишком много боли приносила эта память. Огненные шары вспухли вокруг Золтаруса, декариновыми протуберанцами очертив вокруг бога-упыря настоящую огненную сеть, которая начала сжиматься, едва появившись. Соединив руки над собой, Латиэлл создал ветвистую белую молнию, которой ударил сквозь огненную сеть, целя в голову противника. Ярость, собранная в эту молнию, злой Силой своей могла обратить в пыль гору.
На миг Золтарусу показалось, что за спиной Лесного эльфа возникли темные фигуры. Высокие, широкоплечие, гордые, они полнились той яростью, что падала на него в виде белой молнии. Словно одобряя действия карлу, они кивнули, вскинув правые руки в приветственном жесте.
Бог-упырь схватился за сеть, огонь потек по ладоням, но он почувствовал только легкое жжение и в два счета разорвал пламенную сеть. И тут белая молния обрушилась на него. Он не ожидал, что ярость Лесного эльфа, ярость простого смертного, пускай и мага, сумеет опалить его. Он не ожидал, что мгновенная боль пронесется по телу, по каждой клеточке, заставив его испытать подзабытое за века чувство опасности. Но эльф сумел причинить ему боль, а это не удавалось даже Вестникам.
Золтарус никогда не слышал о Маэлдронах, а если бы и слышал, все равно бы не поверил, что смертные, пускай и полубоги, сравняются в Силе и Могуществе с богом, пускай и бывшим смертным.
Подзабытое чувство физической боли заставило Золтаруса взреветь. И обрадоваться. Может, Лесной эльф сможет убить его? Может, именно карлу спасет его Народ?
Тогда нельзя сдерживаться. Нужно биться в полную силу, чтобы и враг не сдерживался. Успокой мое безумие, враг! Избавь меня от вопросов! Убей меня! Убей меня в сражении, ибо только так достойно убить Бессмертного!
Он бросился на Лесного эльфа, меняя облик за обликом, беря лучшее от тех трансформ, что были в нем. Кислота и зубастая пасть, костяной хвост и управляемые острые наросты плоти, сжатое пространство и сводящий с ума звук, лапы с крюками и дурманящие иллюзии, ядовитые креатуры и мысли-приказы умереть, жидкий огонь и мертвая вода. Багровые жгуты вспарывали воздух. Щелкал клюв на левой руке. Золтарус не сдерживался.
И навстречу ему яростно засверкали Топосы. Огонь и Ветер, Земля и Вода, Свет и Тьма, Тень и Сумерки, Разрушение и еще большее Разрушение — воющая магия била навстречу богу-упырю, и Сила эта была ужасающей. Золтарус не ожидал столь неукротимого фонтана магической энергии, но только обрадовался сильнее. И захохотал.
В ответ засмеялся карлу — и засмеялись темные фигуры за его спиной.
Огненная ярость и ледяное безумие сошлись грудь в грудь. Три багровых жгута жадно устремились к плоти Маэлдрона-Разрушителя, разноцветье Топосов сжимало в магические тиски бога-упыря. Магия Маэлдрона изничтожала трансформы Золтаруса, трансформы Золтаруса истребляли колдовские удары Маэлдрона. Плотность магии в Топосах была такой, что багровые жгуты двигались в них очень медленно и при желании Латиэлл легко смог бы уклониться от них. Но карлу слишком хотел достать врага, его ярость смела рассудок и знала только одно — убить! Все его естество гнало потоки уничтожающего волшебства на Золтаруса, и обычные чары защитного поля, поставленные Латиэллом еще во время поединка с Вишмаганом, не могли сдержать божественных чар, из которых были созданы Пожиратели Плоти.