Хроники Реликта. Том 2

Снова наступило молчание, во время которого каждый оценивал кирпичики новой информации и укладывал их в здание своего личного знания.

– Зря я его не спросил, куда именно ушли Сеятели и зачем, – сказал наконец Диего, набрасываясь вдруг на еду.

– Насколько я понял из его объяснений, – Грехов пошевелил пальцами, – мы говорили с ним и по личному каналу, пока вы беседовали, Сеятели занялись общей теорией Пространств Жизни, если дать видимость формулировки этой проблеме. Ценности цивилизации серых призраков вообще практически воплощены в мышлении и познании, в созидании сложнейших, изощреннейших философских и этических систем без малейшей примеси человеческих пороков, таких, как агрессивность, ложь, жажда власти, жажда убийства, ненависть и злоба. Именно поэтому они смогли стать Инженерами… хотя и не в нашей Вселенной. В какой-то другой. Повезет – увидим, в какой.

– Инженеры? – поднял голову от стола Диего. – Это те, кто должен был прийти на смену Архитекторам и Конструкторам у нас? Почему же они не захотели стать Инженерами в собственной метавселенной?

– Возможно, потому, что для них она не является родиной, – сказал Ян Тот. – Они – потомки тартариан, которые появились в домене на заре времен, миллиарды лет назад.

– Не слишком ли просто? – засомневался Диего.

– Относительно просто, – согласился Грехов. – Сеятели ушли искать свой дом. Нам тоже «еще не поздно выплыть в те края, где смерть сама – победа бытия» [61] .

61

Герман Мелвилл.

– Но если наш домен – не их родина, то захотят ли они помочь нам?

– Надеюсь, что помогут. Война для них, может быть, таковой не является, но она меняет условия во всем Универсуме, и Сеятели должны отреагировать на последствия таких изменений.

– Если только эти последствия для них имеют значение, – тихо обронил Ян Тот. – Мы встревожены, потому что рушится наш дом, но для серых призраков, как и для их предков – тартариан, чужан и орилоунов, – изменение нашего континуума не является катастрофой принципиально. Они уцелеют при любом изменении законов.

– Не при любом, – качнул головой Грехов. – Если вакуум «поползет» по флуктуационной шкале вверх, возможен спонтанный разряд их континуума, энергетически более насыщенного, чем наш.

– И все же для них это не будет катастрофой, они выживут и в том мире, что придет на смену нашему, но нас в нем уже не будет.

– Прогноз, к сожалению, точен, – появился у стола Человек, который, конечно же, слышал весь разговор. – Однако будем оптимистами, друзья, мы еще не использовали все свои возможности. Отдыхайте, слуги ФАГа здесь не появятся, хотя их можно увидеть в… скажем, в особые телескопы. Не хотите?

– Позже, – выразил общую мысль Грехов.

Они ждали решения инка заставы четыре дня – по своим внутренним меркам.

В «телескоп», предоставленный хозяином в распоряжение гостей, в который превращалась верхняя надстройка «часовни», все полюбовались на систему джезеноидов – Джезен-фанталлах, двойную звезду с четырьмя искусственно созданными плоскими кольцами, вращающимися, как перстни вокруг пальца, по два вокруг каждой звезды. Планет система не имела, очевидно, джезеноиды их «разобрали» на части, чтобы построить кольца, на которые потом и переселились.

В самой системе нагуалей не оказалось, но всего в десятке световых лет от скопления джезеноидов начинался войд, полностью заросший «паутиной» Большого Ничто, смотреть на которую было интересно и жутко. «Телескоп» Сеятелей позволял видеть все ее ветви и сгущения, напоминающие сложнейший геометрический узор «мороза на стекле». Кое-где хрупкие на вид «веточки» нагуаля уже вонзались в звездное скопление, ближайшее к «стене» потенциального барьера, и некоторые звезды, нанизанные на шипы Большого Ничто, напоминали взрывающиеся ракеты фейерверка, кипящие фонтаны ядерного огня, искусственно созданные «новые» звезды, сбрасывающие оболочку. Но и вдали от нагуалей происходили события, ранее невозможные с точки зрения местной физики. Константы, ответственные за эволюцию форм материи, медленно, но непрерывно изменялись, вселенная в этом районе «корчилась» от боли и пыток чужого закона, порождая макроквантовые флуктуации вакуума вроде гигантских «мыльных пузырей» – сферических «абсолютных зеркал», причудливых искажений формы звезд, потоков странных частиц типа тахионов, объектов с отрицательной массой и плотных гравитационных облаков без центральных силовых источников.

Сотрясения ландшафта с равниной и стеной были не частыми, но пейзаж они каждый раз меняли радикально, хотя автоматика заставы после землетрясений все же восстанавливала прежние конфигурации рельефа, поддерживая оптимальный уровень физики в пределах своих технических возможностей. Конечно, гости понимали, что выглядит погранзастава Сеятелей, да и местный уголок домена, совершенно иначе, а «равнина», «часовня», «стена» барьера – лишь иллюзии, внушаемые им аппаратурой заставы, но бесконечный пейзаж казался таким реальным, что Ставр не преминул сходить к Стене и пощупать ее «каменную» твердь. Серо-зеленая поверхность каменного блока была пористой, шероховатой на ощупь, холодной и ощутимо плотной, но стоило нажать на нее сильнее, и рука по локоть вошла в «камень», преодолев упруго-колючее сопротивление.

Ставр сосредоточился, подключив пси-резерв, вошел в поток Сил и на мгновение увидел-почувствовал натуральную явь – действительность данного участка пространства: Стена не исчезла, но из каменной превратилась в Стену Мрака, на которой как на гигантском плато вырос волшебный город света. Этим городом была сетчатая структура звездных скоплений, образующая вблизи потенциального барьера, разделяющего метавселенные, красивейшие, эстетически потрясающие завершенностью форм гроздья галактик и волокнистых «пейзажей». Но существовали в этой гармонической феерии света и мрачные провалы, соединявшиеся со Стеной Мрака черными, плотными, вихревыми рукавами, и похожие на хищных медуз черные образования, и просто пылевые тучи, размывающие общую панораму, и грандиозные ветвистые ультрачерные молнии, то ли вонзающиеся в Стену из глубин домена, то ли порожденные самой Стеной. Звездный ландшафт возле них искривлялся, искажал очертания, плыл и распадался на косые полосы затухающего огня, на искры и дымящиеся «угли».

Складка «сверхструны» – перегиб пространств, созданная Сеятелями, была и здесь видна перламутрово светящейся трубой, одним концом уходящей в бесконечность, а вторым вонзающейся в Стену Мрака, в Дно Мира…

Наваждение прошло. Ставр снова стоял на песчаном холме у Стены, лицо его овевал свежий ветер с равнины. Рядом стоял Человек и рассматривал его прозрачными умными глазами.

– По-моему, вы рискнули выйти за пупырь индуцированной реальности, файвер. Что вам удалось увидеть, если не секрет?

– Граничное взаимодействие, – помедлив, сказал Ставр. Вспомнил любимые сказки. – «Тут все в одном место скучено: заветы прошлого, и яд настоящего, и загадки будущего» [62] .

Человек усмехнулся.

– Вы абсолютно правы, воин. Мы ждали только вашего взгляда на реальность, это все, – он широко повел рукой, – тест на готовность к следующему шагу. Вы тест прошли, поздравляю.

Ставр, не спуская глаз с хозяина заставы, отступил на несколько метров, коснулся машинально ладонью Стены. И вдруг стремительно покраснел, понимая все недосказанное Человеком.

62

Салтыков-Щедрин М.Е. Вяленая вобла.

Не стоило спрашивать: прошли ли тест его друзья.

Человек кивнул.

– Пойдемте, нас ждут.

И снова Ставр понял его, хотя не удержался от вопроса:

– Сеятели?

Ответом был слоган, непереводимый на человеческий язык, но сопровождаемый вполне человеческим одобрением.

Рядом оказались все члены команды, молча выразили свое отношение к случившемуся: Ян похлопал Ставра по плечу, Диего улыбнулся. Грехов просто кивнул.

– Пора прощаться, кабальеро, мы и так задержались.