Хроники Розмари
Шрифт:
Дина все это время страдала в одиночестве в ожидании звонка от Аникеева – расставаясь, он пообещал позвонить ей в случае какого-то определенного результата. Она видела: он благодарен ей за помощь, а чек с бензиновой станции, доказывающий, что Григорьева выезжала из Саратова и заправлялась в Москве, рано или поздно сыграет свою решающую роль. Кроме того, Дина почему-то была уверена, что среди бумаг и вещей Людмилы непременно обнаружатся и другие доказательства ее причастности к убийству. Большие надежды она возлагала на свидетельские показания людей, которые не могли не заметить такую колоритную личность в здании, где размещался офис Чагина. Кроме того, Людмилу могли заметить, когда она входила на территорию рынка, где ее все знали
В конце третьего дня ожидания, думая только о Чагине и о том, что же еще возможно сделать для его освобождения, она буквально подскочила, когда раздался телефонный звонок. Схватила трубку в надежде услышать голос Аникеева и была несколько разочарована и удивлена, когда поняла, что это Маша. Она звонила уже из Фаро, говорила, что добралась нормально, немного простыла, правда, но температура уже спала, так что все нормально. Конечно, спросила, есть ли новости. Дина сказала, что Аникеев вернулся в Саратов, хочет проверить некоторые факты. Она не хотела раньше времени обнадеживать Машу, понимая, как будет глупо выглядеть, если все сорвется и ее предположения окажутся ложными. Розмари снова заговорила о деньгах, о том, что поговорила с Одетт и та пообещала помочь ей в случае, если придется нанять адвоката.
– Пойми, Дина, я не могу оставить его. Ведь он, даже спустя столько времени, был готов помочь мне и собирался заплатить за мое лечение. Как же я могу поступить с ним иначе? Пожалуйста, не принимай это так, как если бы я испытывала к нему нечто большее. Поверь мне, я люблю своего мужа, речь идет о другом… Прошу тебя, не изводи себя ревностью, я уверена, что и Володя тоже любит не меня, а только себя в своей любви ко мне, а это разные вещи. Кроме того, мне думается, что не случайно все сложилось таким образом, что мы с Чагиным так и не встретились, хотя оказались в одном городе. Ты появилась на улице Рахова одна, понимаешь? Его не было даже на похоронах Али. Судьбе было угодно, чтобы мы разошлись. Я понимаю, мои слова сейчас мало что значат для тебя и тебе понадобится еще какое-то время, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, что за человек Володя, но все равно, прошу тебя: не отказывайся от своего счастья, Володя – тот человек, на которого можно положиться, постарайся забыть о том, что он был когда-то женат. Не знаю, зачем я говорю тебе это…
– Возможно, ты переживаешь за него… – прошептала, глотая слезы, Дина. – И тебе хочется, чтобы он наконец успокоился. Ты все еще неравнодушна к нему…
– Да нет, все не так, поверь мне! – кричала Розмари в трубку, и Дина представила себе, как она стоит с телефоном в каком-нибудь укромном месте, чтобы ее никто не мог ни видеть, ни слышать, даже ее все понимающая свекровь с красивым именем Одетт. – Просто я чувствую свою вину, можешь ты наконец понять или нет?!
– Он просил меня надеть белый свитер, там, когда мы были в «Отрадном», тебе это ни о чем не говорит? Он хотел представить вместо меня – тебя… – Дина шмыгала носом, и внутри у нее все клокотало от ревности и обиды.
– Да он просто хотел проверить, остались в нем прежние чувства ко мне или нет! Дина, прошу тебя, возьми себя в руки, поработай над собой, лучшего мужа, чем Чагин, ты никогда не найдешь!
– Хорошо, Маша. Я попробую.
– Ты обещаешь мне, что в случае, если понадобятся деньги, ты позвонишь мне? У тебя остались мои телефоны?
Дина вдруг вспомнила, что листок с ее телефонами она отдала Аникееву. Велико было искушение именно сейчас, когда на поверхность всплыл чек с бензиновой станции, рассказать Маше обо всем, что случилось, высказать свою версию, успокоить ее, но она сдержалась.
– Если тебе не трудно, продиктуй все еще раз. Мне кажется, я потеряла
тот листок.– Эх, ты, Маша-растеряша… Записывай.
«Это ты – Маша-растеряша, – подумала с досадой Дина. – Потеряла Чагина. А я постараюсь не потерять!»
Потом позвонил Шведов. Напросился на кофе. Они уже встречались, и Дина объявила ему о своем решении выступать в суде, защищая свое право на наследство, самой, лично.
– Все привыкли, что без адвоката – никуда. Но мое-то дело – правое. Есть завещание, вы сами мне его только что передали, и там черным по белому…
Но он упрямо гнул свою линию: мол, она не сможет от волнения и двух слов сказать.
– Но я и не собираюсь ничего говорить. Более того, я могу и вовсе не приходить в суд. И пусть все идет как идет.
Ей на самом деле в тот момент было все равно, чем закончится дело. Родственники генерала приезжали к ней, звонили в дверь, но она им не открыла. Сказала, что, если они не оставят ее в покое, она позовет милицию. Какие-то мужчина и женщина – вероятно, дети Эдуарда Сергеевича. Женщина, более эмоциональная, оскорбила Дину, обозвав ее шлюхой. Через дверь…
Шведов был маленький круглый еврей, с аккуратной смуглой лысиной и густой седой шевелюрой по ее краям. Маленькие розовые уши, крупный, напоминающий молодой баклажан, нос, выпуклые умные глаза и полные, со здоровым румянцем, щеки.
– Замерз, – признался он ей с порога. – Дина Евгеньевна, у вас заплаканный вид… Переживали? Думали о суде? Успокойтесь. Все это будет не скоро и не так болезненно, как вы думаете. Можете во всем положиться на меня.
Она сварила кофе, поставила перед нахальным, напористым адвокатом тарелку с бутербродами.
– Вы, я вижу, одна живете? Судя по обстановке, Эдуард Сергеевич достойно оплачивал ваш труд.
– Послушайте, что вы от меня хотите?
– Понимаете, когда вы наймете меня, мы сможем сделать официальный запрос в банк и выяснить с точностью до рубля, сколько денег находится на вкладах вашего покойного хозяина. Кроме того, у него, помимо квартиры, есть еще и дача, и дом в деревне. Неужели вам самой не хочется узнать, что именно вам досталось по наследству? Ведь его родные прикатили сюда, отлично зная, за что они борются.
– Скажите, Ефим Абрамович, а вы сами-то откуда знаете Эдуарда Сергеевича? Вероятно, он доверял вам, раз поручил вести его дела?
– Мы были знакомы с ним тридцать пять лет. Познакомились на службе, так случилось, что были общие дела, приятели…
– А что случилось в его семье, почему он не общался с ними и даже слышать ничего о них не хотел?
– Ему поставили ошибочный диагноз, представляете? Сказали, что он должен прожить не больше года. Он, как и всякий человек, испугался, стал готовиться к смерти. Рассказал об этом сыну и дочери, они живут в Томске. Сын приехал и сразу же завел разговор о квартире, сказал, что отец не должен быть эгоистом, должен подумать о своих детях и внуках. Ну и все в таком духе. Потом приехала дочь, и они уже вдвоем стали обрабатывать старика. И он выгнал их. Обоих. И сказал, что больше у него нет детей. Вот и вся, собственно, история. Он так и не смог простить их. Так мы будем работать вместе? – Он отправил в рот последний кусок бутерброда и промокнул красные полные губы салфеткой.
Телефон, лежавший на столе, ожил. Дина схватила его:
– Слушаю?!
Это был Аникеев.
– Я через час вылетаю в Москву. С меня – шампанское! – кричал он в трубку. – Успокойся. Твою Григорьеву раскололи, как гнилой орех. Можешь печь пироги и встречать своего Чагина!
– Я вас обожаю!!! – закричала взволнованная Дина. – До встречи!!!
Она выключила телефон и посмотрела на адвоката победным взглядом.
– Ладно, ваша взяла. Я нанимаю вас, но условия обсудим позже. Скажу сразу – о процентах даже не мечтайте. Я не вчера родилась. А теперь – оставьте меня.