Хроники Сен-Жермена

— Я в основном езжу по тем местам, где на бумаги не очень-то смотрят. Но время от времени и у меня возникают проблемы. Со снимками. Но они всегда выходят расплывчатыми, как ни старайся. — Она засмеялась и покачала головой. — Ты широко известен, богат. А это чревато определенными неудобствами, и не мне тебе о том напоминать.

В ее ушах сияли аметистовые сережки. Ракоци улыбнулся. Их он послал ей в подарок чуть ли не век назад.

— Мне пока удается морочить им головы в финансовом отношении, но создавать себе новые имена и легенды становится все трудней. — В тоне его проскользнула грустинка. — Приходится приспосабливаться. — Он поднял голову. — Твой синьор Афанасиос…

— Он вовсе не мой, — с отвращением возразила Мадлен.

— … очевидно, не теряет времени зря. Баронессе нравятся высокие кавалеры, она сама так сказала. — Ракоци чуть поморщился: в фойе прозвучали пять мелодичных звонков, приглашая публику в зал. — Ты остановилась у Бьянки? Могу я связаться с тобой? — быстро спросил он.

— Да. Это ответ на оба вопроса. Жаль, что нам не дано… — Мадлен осеклась, ибо в поле ее зрения появилась Алексис, подававшая ее собеседнику торопливые знаки.

— Франческо, — зашептала она, когда тот приблизился. — Мне очень неловко затевать с вами такой разговор, но я не знаю другого пути, чтобы… — Американка смущенно потупилась, поправляя золотистые прядки, выбившиеся из ее аккуратной прически. — Это все как во сне. Синьор Афанасиос приглашает меня на ужин. Прямо сейчас. Конечно, я понимаю, что пришла сюда с вами и что мне неприлично себя так вести, как и ему неприлично покидать свою даму. Однако… — Она быстро глянула на Мадлен. — Я не знаю, что она обо всем этом подумает, но, может быть, вы сумеете ей что-нибудь объяснить? Вы вроде коротко с ней знакомы, а…

— А Итало не слишком-то часто отсутствует, — подсказал Ракоци. — Глупо упускать столь удобный случай, не правда ли, дорогая?

— У вас, конечно, есть полное право на этот сарказм, и все-таки, если честно, Франческо… — Публика, спешащая в зал, толкала ее, но Алексис не двигалась с места. — Вы ведь не совсем от меня без ума? И поскольку эта дама — ваш друг… Послушайте, приходите ко мне в среду на ужин! Я познакомлю вас с Честером и… Я ужасно плохая, я знаю… — Она резко вздернула подбородок — на повторный звонок. — Пожалуйста, я прошу вас, Франческо!

— Ну-ну, успокойтесь. Ваши желания — закон для меня. — Ракоци, улыбаясь, поцеловал ей руку. — Буду рад увидеться в среду. Часов в девять? На вашей вилле? — Алексис послушно кивала. — Надеюсь, сегодняшний вечер оправдает все ваши ожидания, дорогая. Я говорю это вполне искренне.

Американка вскинулась, изучая его лицо.

— Знаете, я вам верю, — произнесла она медленно, потом отвернулась и добавила уже на ходу: — Вы ведь все объясните этой женщине, правда?

— С радостью. — Ракоци позволил людскому потоку донести себя до простенка: там в небольшом углублении его ожидала Мадлен.

— Что это было? — Фиолетовые глаза смеялись.

Ракоци взял ее за руку.

— Кажется, я оказался в пролете. Американцы, во всяком случае, характеризуют подобные ситуации именно так.

— Что? — Свет в фойе наконец погас, поторапливая запоздавших.

— Это значит, что ложа баронессы свободна, и, если хочешь, мы можем расположиться там. Сама баронесса уехала ужинать с твоим греком, надеясь, что мы их поймем. — Говоря это, Ракоци уже вел Мадлен по зеркальному коридору.

— Но, — спросила Мадлен, усаживаясь, — как ты теперь разрешишь свою маленькую проблему?

— Это покажет будущая среда. Что до Алексис, то она с чистой совестью сможет глядеть в глаза брату. По крайней мере в моем отношении, — добавил он, покачивая головой. — Она и ей подобные женщины — своего рода загадка. Они ненасытны, а процесс насыщения делает их голод лишь еще более лютым.

— Возможно, они просто не видят разницы между алчностью и насущной нуждой, — предположила Мадлен и умолкла, ибо кто-то незримый в соседней ложе зашикал, призывая ее к тишине. Ракоци приложил палец к губам. — Возможно, — прошептал он, присоединяясь к вспыхнувшим в зале аплодисментам.

Певица во всем своем пышном великолепии опять выплывала на сцену.

И вновь любимая мояНа крыльях песни улетаетВ чужие дальние края,Где Ганг чудесный протекает.

Прекрасная томная мелодия заполнила зал. Ракоци ощупью нашел пальцы Мадлен и затих. В соединении их рук было нечто неизмеримо большее, чем могли познать и постичь большинство очарованных музыкой слушателей, но трагически меньшее в сравнении с тем, чем им хотелось бы владеть.

* * *

Письмо графа де Сен-Жермена к Джеймсу Эммерсону Три.

«Виа Сан-Грегорио, 191,

Милан, Италия.

17 февраля 1965 года

Октагон-роуд, 639,

Эвингс-Аэндинг,

Британская Колумбия, Канада.

Дорогой Джеймс!

Во-первых, я имею известия от Мадлен. Она в Омдурмане и вернется во Францию в конце месяца. Обещает, как только купит билет на авиарейс, позвонить из Каира, чему я весьма рад, хотя и не перестаю удивляться, ибо подобное было бы невозможным еще век назад. Нет, телеграф в то время уже работал, но потом Мадлен пришлось бы какое-то время болтаться на корабле. А два века назад был бы просто корабль, и никакого известия, ведь оно двигалось бы с точно такой же скоростью, что и она сама. Кажется, мир со всеми этими телефонами и спутниковой связью сжался до размеров стеклянного шарика. То, что сегодня привычно, изумило бы всех столетием ранее, а жителей средневековья вообще повергло бы в шок. Иногда мне хочется верить, что столь стремительное развитие науки и техники означает начало новой эры, которая объединит братскими узами все человечество, но телевидение нам по-прежнему демонстрирует жестокость и духовную нищету. Заносчивость, жадность, пренебрежение к ближнему, как и ранее, процветают. Боюсь, мы нисколько не изменились, а лишь обрели новые, более изощренно исполненные игрушки, что забавляют и изнуряют нас. Видите, я говорю „нас“, ибо мы и подобные нам в своей сущности все-таки люди, хотя и с несколько необычным пакетом потребностей, каковые являются своеобразным барьером для соблазнов, оказывающих столь пагубное влияние на остальных.

И что это за игрушки! Подумайте, как бы велись галльские войны под неусыпным наблюдением телекамер! Какие бы преступления могла раскрыть в прошлом судебная медицина? Чего добилась бы инквизиция, владея компьютерной базой данных на каждую из европейских провинций? Что в них — проклятие или благословение? Ответа не знает никто.

Пока я охвачен детективными настроениями, позвольте порекомендовать вам изобрести себе еще несколько псевдонимов. С распространением многообразных досье, полицейских реестров и налоговых служб становится все труднее существовать анонимно. Паспорта, отпечатки пальцев и все прочие нововведения усложняют нам жизнь. Ваша овцеводческая новозеландская ферма — неплохое прикрытие, да и дом, купленный в Мехико, — тоже своего рода страховка. Однако вот вам совет: избегайте надолго пускать корни в странах с сильным правительственным влиянием, ибо там время от времени власти ополчаются на иностранцев, чтобы замазать собственные грешки. Я не раз подвергался подобным гонениям — опыт не из приятных, поверьте. Вы умны, хорошо обучаетесь и при известном благоразумии сможете жить в свое удовольствие практически в любой точке света.

Когда-то с этим было полегче. Ты максимум вез с собой письмо, удостоверяющее твою личность, да в придачу, возможно, знал какой-либо пароль, развеивающий сомнения патрулей. Конечно, путешествия были связаны с риском и странники порой исчезали бесследно, но разве тотальная идентификация улучшила нашу жизнь? Перерожденным хватало забот и без новшеств. Впрочем, со временем мы к ним привыкнем, и вы, может быть, скорее, чем я. Не важно, ведь иного пути у нас нет.

Думаю, вам будет небезынтересно узнать, что я занялся спектрографическим анализом почв в надежде выделить элементы, превращающие обычный грунт в землю, дающую нам энергию и защиту. Если мои изыскания приведут к положительным результатам, я тут же сообщу. Неизмеримо удобней возить с собой пузырьки с растворами, чем тяжелые мешки и коробки. Но это еще впереди. А сейчас примите мои самые искренние и наилучшие пожелания.

Сен-Жермен(печать в виде солнечного затмения)».

* * *

Письмо графа де Сен-Жермена к Роджеру.

«Вилла Венето,

Рагуза, Югославия.

8 марта 1969 года

Мистеру Роджеру.

Отель „Адамс“,

Феникс, штат Аризона, США.

Роджер!

Твое последнее письмо — от 10 декабря — убедило меня в разумности всех твоих действий. Продолжай делать оговоренные приобретения, используя для денежных операций Американский банк. Предложи им семьдесят процентов наличными с выплатой остального в течение двадцати лет. Мне кажется, в данном случае лучше воспользоваться псевдонимом Балетти. Итальянские имена для американцев не столь подозрительны, как венгерские, а Ракоци, например, и так у них на слуху.

Мои планы, не изменились. К началу мая я загляну в Италию, а к концу лета наведаюсь в США. Точные даты определятся позднее.

Увы, нам, скорее всего, не удастся возместить убытки, понесенные на Балканах. Эти активы надо списать в расход. Да, мой старый и верный товарищ, потери множатся: дома, земли, владения становятся прахом. Но это все вздор в сравнении с утратой друзей и близких. Вот настоящая, непреходящая и неисцелимая боль.

Благодарю тебя, будь осмотрителен и осторожен.

Сен-Жермен(печать в виде солнечного затмения)».

ПОПУТЧИК

Джиллиан подфартило. Весь салон экономического класса был уже заполнен, и поэтому ей (она даже прыснула, спускаясь по узенькой лестничке) предложили лететь первым классом. Ей — в ее джинсах и сетчатой старой футболке! Она нашла свое место (возле окна!), запихнула сумку с камерой под сиденье, стиснув ее чуть ли не до размеров дамского ридикюля, потом с удовольствием опустилась в широкое мягкое кресло. Как это здорово! — мелькнуло в мозгу. Пребывая в приятном волнении, Джиллиан не торопясь застегнула ремень, затем вытащила из сумки несколько дешевых книжонок в мягких обложках.

Только она погрузилась в чтение, как чей-то голос над ней произнес:

— Извините.

Отметив пальцем строку, Джиллиан подняла голову и невольно сморгнула. Рядом с ней стоял невысокий брюнет, худощавый и темноглазый, облик которого был странным образом схож с персонажами живописи раннего средневековья. Одет он был просто, но в простоте этой проглядывал высший шик, что подтверждали и черный костюм тонкой шерсти с шелковистым отливом, аккуратно подогнанный по фигуре, и шелковая рубашка, сияющая немыслимой белизной, и черный галстук, зашпиленный булавкой с рубином. Джиллиан показалось забавным, что при таком умении одеваться незнакомец считает возможным носить слегка контрастирующие со своим нарядом ботинки — на очень толстой подошве и с довольно большим каблуком.