Хроники вечной жизни. Иезуит

— Боже, мой мальчик! — Томаш уже спешил к ним, протягивая руки. — Януш, голубчик, помоги мне.

Вместе с кучером они подняли Иштвана и, оставляя на дорожке кровавый след, осторожно перенесли в дом. Герр Майер тут же был послан за лекарем. Приподнявшись на кровати, юноша мельком осмотрел рану: похоже, ничего страшного. Он не сомневался в этом, ведь когда-то в паре с Нострадамусом ему довелось лечить сотни больных.

Вскоре пришел взволнованный Магор Ковач, осмотрел ногу и расплылся в довольной улыбке.

— Не волнуйтесь, бан Иштван, все будет в порядке. Сейчас я промою рану, наложу повязку с лечебной мазью, и через неделю все заживет. Вам повезло — укуси эта зверюга немного ниже, и хромота могла бы остаться на всю жизнь.

Эскулап и не подозревал, что речь идет о той самой собаке, которой он совсем недавно спас жизнь.

— Ну что, мой мальчик, вам лучше? — спросил Томаш после ухода лекаря.

— Да, отец, боль уже гораздо слабее.

— Прекрасно. — Отец помолчал и задумчиво добавил: — Я все думаю о собаке, что вас укусила. Странно это…

— Не понимаю.

— Я видел ее перед завтраком, она подходила ко мне, ластилась. А глаза такие умные… С чего ей вздумалось на вас нападать, Пишта? И откуда она вообще взялась?

— Откуда ж мне знать, отец? — не подумав, поспешил с ответом Иштван.

— Да-да, конечно, — вздохнул Томаш. — Но все-таки это очень странно.

Пришлось Томашу самому ехать в Пожонь. Ему не хотелось покидать сына, но Марта и другие слуги уверили, что будут тщательно ухаживать за хозяином, лекарь обещал навещать больного каждый день, и успокоенный отец решился. Нельзя же, в самом деле, доверить герру Майеру столь важное дело, как покупка кобылы!

Иштван, оставшись один, потихоньку осваивался в доме. Радужное настроение сменилось угрюмостью: он прекрасно понимал, что пес покусал его неспроста. Юноша осознавал свою вину: он отнял привычную жизнь и тело у того, кто еще вчера был человеком. А теперь этот несчастный парнишка на всю жизнь останется собакой — он же не знает спасительного заклинания.

И в то же время в душе росла злость, продиктованная стыдом. Барат напоминал ему о совершенной подлости, почти убийстве, и с каждым днем это все больше раздражало Иштвана.

По ночам юноша слышал разрывающий душу вой за окном. «Ясно, что эта псина не оставит меня в покое. Прячется где-то, поджидает… Ладно, мы еще посмотрим!»

К тому времени, как Томаш вернулся, Иштван уже почти не хромал. Он изучил в доме каждый уголок и теперь чувствовал себя здесь хозяином. А выходя на улицу, прихватывал толстую палку, помня, что за любым кустом может поджидать тот самый пес, у которого он отнял привычную жизнь.

По мере знакомства с поместьем Иштван все больше вникал в хозяйственные дела. Вспомнив опыт развития феода, приобретенный им в Романьяке и Орше, он приказал построить несколько мельниц, сыроварен и лесопилок, расширить посевы ржи, пшеницы, овса. Учитывая любовь венгров к приправам, приобрел семена гвоздики, имбиря, мускатного ореха и недавно завезенной из Нового Света паприки. Они договорились с отцом, что закупят несколько десятков коров для раздачи крестьянам, дабы те снабжали сыроварни молоком.

Иштван старался не выдать знаний, приобретенных за минувшие десятилетия, контролировал каждое слово, но это не помогало. Томаш с удивлением наблюдал за тем, кого считал сыном. Странно, раньше тот совсем не проявлял интереса к хозяйству, а теперь распоряжается всем столь умело, словно занимался этим многие годы.

«Растет мой мальчик», — с улыбкой думал отец.

* * *

— Ха, родственнички, здорово!

В библиотеку, где мирно беседовали сын с отцом, ввалился невысокий тучный господин лет сорока, с мясистым красным лицом и обвисшими усами. Под мятым, давно не чищенным камзолом виднелся шелковый жилет, с трудом сходившийся на животе.

Гость хлопнул по плечу Томаша, потом обнял Иштвана и пробасил:

— Все еще злишься на меня за прошлый раз?

— Здравствуйте, любезный брат, — поклонился Надь-старший.

— А вы, Томаш, по-прежнему не можете обойтись без церемоний, — захохотал гость.

Золтан Вереш, человек грубый и жестокий, к тому же пьяница, считался в семье паршивой овцой. За свою жизнь он доставил близким немало хлопот, а последний случай — Золтан ранил из аркебузы соседа-дворянина — и вовсе сделал его парией. Родители стыдились сына, а вот сестра Эльза жалела и, выйдя замуж за Томаша Надя, часто приглашала брата погостить. Он приезжал регулярно, раз в год-два, даже после смерти сестры, и его наезды требовали от хозяев немалого терпения.

— Ну, так что, злишься, спрашиваю? — прогремел Золтан и стукнул Иштвана по спине.

— О чем вы, дорогой брат? — вступился отец. — Пишта добрый мальчик, и, я полагаю, вы не дадите ему повода сердиться.

— Думаете? — гость насмешливо улыбнулся. — Ну-ну, посмотрим.

На следующий день Томаш устраивал прием в честь приезда шурина. Нескольких слуг, живших в доме, не хватило, и хозяин позвал с десяток женщин из окрестных деревень.

Иштван с нетерпением ждал вечера. Ему не терпелось возобновить привычную светскую жизнь, познакомиться с соседями, ездить к ним в гости. Как приятно снова окунуться в почти забытые переживания! Пока шла подготовка к обеду, он болтался по комнатам и всем мешал. Проходя мимо кухни, юноша задел служанку с подносом в руках. Она вскрикнула от неожиданности, покачнулась, пустые серебряные кубки, стоявшие на подносе, покатились по полу. Заметив растерянность хозяина, девушка прыснула.

— Ах, как вы неловки, бан Иштван.

Юноша с удивлением и огромной радостью узнал Агнеш, ту самую девушку, которая поила его микстурами в доме лекаря. Он взглянул на ее смеющееся лицо, на ямочки на щеках и почувствовал, что на душе стало тепло и спокойно, как в детстве. Было приятно видеть эти веселые медовые глаза, пухлые губки и золотисто-медные кудри под белым чепцом. Несколько мгновений Иштван смотрел на девушку, а потом расхохотался вместе с ней.

Она присела и быстро собрала кубки, лукаво поглядывая на него снизу вверх. По всему было видно, что ее так и разбирает сказать что-нибудь забавное и дерзкое.

— Как тебя зовут? — быстро спросил Иштван. Он прекрасно помнил ее имя, но хотел услышать его из этих милых уст.

Девица фыркнула и надула губы в притворной обиде.

— Да неужто не помните, бан Иштван? Агнеш.

— Агнеш, — повторил юноша, словно прислушиваясь к звучанию имени, — Агнешка…

— Обычно называют Агица или Аги. А так никто не зовет.

— Это по-польски.

— Красиво, — задумчиво произнесла она, — очень красиво.

Но долго оставаться серьезной Агнеш была не в состоянии, через секунду на ее щеках снова появились очаровательные ямочки.

Иштван решительно забрал поднос из ее рук.

— Куда нести?

На мгновение она растерялась, а потом важно ответила:

— В залу, пожалуйста.

И тут же прыснула в кулачок и метнулась в кухню.

В парадной зале собралось человек тридцать — окрестные дворяне с женами и детьми. Общество оказалось весьма пестрым: кто-то был одет по-венгерски, в широкие штаны, яркие безрукавки и косматые шапки с пером, кто-то — по-польски, в жупаны и контуши, а кто-то — на французский манер, в пурпуэны и о-де-шосс. Иштван с удивлением узнавал парижскую моду тридцатилетней давности.