Хроники ветров. Книга 1. Книга желаний
Шрифт:
– Почему смешно? – удивился Карл. – Если удастся договориться с людьми, третья раса проиграет. У нас имеются знания, а воевать человечество обучается быстро.
– Чем воевать, Карл? Чем? Книгами? Чертежами? Автоматами, собранными вручную? Их же заклинивает после первого же выстрела!
– Построим фабрики…
– Когда? Скажи мне, Хранитель Южных Границ, когда мы будем их строить? И кто? Ты да я? Да тангры завоюют нас раньше, чем эта фабрика первую сотню стволов выдаст. А ведь нужен еще порох, нормальный порох, а не серая пыль, которую они используют. Пули. Это минимум. О тяжелой технике я не говорю. Да, старые склады на какое-то время спасут. Но надолго ли?
–
– Знаешь, они ведь нас обманули…
– Кто?
– Те, кто нас создал. Помнишь, что обещал вербовщик? Силу, власть, преимущества… на деле вышел ошейник и подчинение. После Катастрофы у нас было время, была свобода, были возможности, но мы все равно проиграли. Почему?
– Мы выжили!
– Думаешь? Это они выжили. Посмотри, в первые годы после удара их было не больше миллиона. Это меньше процента от десяти миллиардов. То есть погибло девяносто девять процентов популяции, а выжившие представляли собой стадо, беспомощную кучку перепуганных потерявших разум существ. А теперь? Шестьсот миллионов. И число их растет с каждым днем! А мы? Семнадцать тысяч. После катастрофы было почти тридцать. У нас есть знания, медицина, избыток пищи, а с каждым годом да-ори становится все меньше. Почему?
– Не знаю. – Под таким углом Карл проблему никогда не рассматривал. Он вообще не видел проблемы. Раньше не видел.
– А я тебе скажу. Мы слишком самодостаточны. Одиночки по натуре. Даже друг с другом мы общаемся лишь в исключительных случаях. Смешно. Для людей единственный способ заглянуть в вечность – это родить ребенка. Нам же вечность подарили.
– Рано или поздно умрем и мы.
– Вот именно, рано или поздно. Когда, Карл? Через сто лет? Через двести? Через тысячу? Зачем терпеть рядом с собою существо, которое в душе не вызывает ничего, кроме раздражения? Как давно на твоих землях проводилась последняя инициация?
– Лет тридцать… Нет, больше. Пятьдесят… Около того, – этот сукин сын прав, от первого до последнего слова прав. Но какого черта он раньше молчал? Не видел? Не понимал? Смешно.
А сам Карл почему не понял, что происходит?
– А на моих – двести лет назад. Двести лет. За это время погибли семеро. Мы утратили интерес к жизни. Война – это шанс.
– Если все так, как ты говоришь, это не шанс, а приговор. У тангров – численное превосходство, вооружение, у нас – союзник, причем, это еще большой вопрос, следует ли считать людей союзниками, и знания о прошлом, которые, как выясняется, ничем не могут помочь.
– Вот насчет этого я и хотел с тобой поговорить. Поговаривают, у тебя в библиотеке сохранились некоторые карты… а у меня имеется информация. Хотелось бы сопоставить. – Марек улыбнулся, широко и радостно.
Все-таки он – псих. Причем полный.
«Уж месяц минул с той поры, как доблестный отряд наш вышел за врата Храма, но еженощно наши души летят к сему наисвятейшему месту, дабы преклонить колени перед престолом Святого отца…» – Фома перечитал фразу. На первый взгляд получилось очень даже неплохо, красиво и вдохновенно. Его смутил один единственный момент – есть ли у души колени. С одной стороны, святые проповедники ничего не говорили на этот счет, а, с другой, на всех иконах в Храме души выглядели точно так, как нормальные люди, только прозрачные, словно сотканные из воздуха. Следовательно, и колени, которые можно было
бы преклонить, у них имелись. Решено, пускай остается так, как есть, с коленями. Неохота затирать красивую фразу.«Каждый вечер, отходя ко сну, мы возносили молитвы Господу, благодаря за день, прожитый в мире, как и положено детям Его, а утром брат Рубеус, чье благочестие переполняет сердце мое восторгом, читал нам строки из Библии, вдохновляя на новые подвиги во имя Создателя нашего». Определенно, прав был наставник, есть у Фомы талант сочинителя, нужные слова сами ложатся на бумагу, а ему остается лишь следить за начертанием букв, чтобы аккуратно, чистенько, в общем, достойно Храмовой библиотеки. Фома даже придумал название будущего труда «Путь до крепости Вашингтон». Ну, может быть, потом поменяет, время-то есть.
– Эй, Фома, снова носом по бумаге водишь? – Брат Морли хохотнул, и необъятное брюхо его пришло в движение. – Давай к нам.
– Спасибо.
Предложение Морли заманчиво, да и надоело уже сидеть одному, на каждом привале братья-воители раскладывали два костра, один специально для Фомы, чтоб ему удобно писать было, а возле другого садились сами. Первое время уединение радовало, никто над душою не стоит, через плечо не заглядывает, с вопросами дурацкими не пристает. А потом… потом стало скучно и обидно, они вместе, а Фома вроде как наособицу.
– Да не за что, давай, отрывай свою поповскую задницу от земли и двигай к огню. – Выражения, которые зачастую использовал брат-воитель, заставляли хмуриться не только Фому, но и брата Рубеуса, настолько они расходились с классическим текстом Святого Писания.
– Эй, ребятки, подвиньтеся, к нам гости.
Послушник было испугался, что сейчас ему укажут на место, но воины пересели, освободив место для Фомы.
– Пить будешь? – Спросил брат Анджей.
– Будет, – Морли плюхнулся рядом, и Фоме на мгновение показалась, что земля вот-вот треснет, не выдержав веса брата-воителя. – Что ж он, больной, али рожей не вышел, чтоб в такой-то компании не выпить? Наливай!
В руки Фоме сунули деревянный кубок с чем-то прозрачным и резко пахнущим.
– Пиво?
– Пиво, пиво, – хохотнул рыжеволосый, точно лисица, Анджей и тут же провозгласил тост:
– За здровe!
– За здровe, – прогудел Морли, опрокидывая содержимое чаши в свою бездонную утробу. – Эх, хорошо! А ты чего не пьешь?
Фома понимал, что отказываться нехорошо, но как объяснить сим суровым воителям, которые не единожды рисковали жизнью своей во имя Господа и Святого Престола, и потому имели полное право пить, что он никогда, никогда-никогда не пробовал пива? Он вообще не пробовал ничего, крепче перебродившего виноградного сока, который брат-виночерпий приказал вылить, а Фома и еще один послушник выпили. От сока прихватило живот, и парни в очередной раз уверились, что всевидящее око Господа не пропускает ни одного, даже столь незначительного на первый взгляд прегрешения. С тех пор Фома зарекся пить, но Морли смотрел выжидающе, да и остальные братья не сводили глаз с деревянного кубка.
– Пей, не бойся. Давай, одной рукой зажимаешь нос, и одним глотком… О, молодец. Я ж вам говорил – наш человек!
Фома только и смог кивнуть, ибо, для внятного ответа пришлось бы открыть рот, и тогда… Тогда адское пламя, которое опалило ему все внутренности, вырвется на волю, и, скорее всего, сожжет братьев. Фома не допустит этого, он умрет, ибо кишки под действием дьявольского напитка свернулись в тугой клубок, а к горлу подступила тошнота, но не позволит, чтобы пострадали другие.
– Ты закусить-то дай человеку!