Хрупкое желание

— У меня есть одно условие.

— Что за условие? — резко спросил Данте.

Его терпение иссякало. Последние несколько месяцев испытали нас всех.

Я скосил глаза на Сэмюэля, который прищурившись наблюдал за мной. Доверю ли я ему свою сестру? Больше, чем всем остальным вариантам. В какой-то момент отец выдаст Эмму замуж, и никто не захочет ее. Она будет отдана кому-то, кто надеется улучшить свое положение, кому-то, кто не заслуживает ее.

— Он женится на моей сестре Эмме, — сказал я.

Лицо Сэмюэля исказилось от шока.

— Она в...

Он не закончил фразу. Хорошо для него, потому что я жаждал убить его.

— Да, в инвалидном кресле. Вот почему никто из достойных ее не хочет. Моя сестра заслуживает только самого лучшего, а ты наследник Миннеаполиса. Если вы все хотите этой связи, Сэмюэль женится на моей сестре, а затем я женюсь на Софии.

— Блядь, — пробормотал Сэмюэль. — Что это за извращенная сделка?

— Почему? Твой отец проверял воды на предмет возможных невест, а моя сестра Манчини. Она хорошая кандидатура.

Сэмюэль глубоко вздохнул и кивнул.

— Я женюсь на твоей сестре.

Я оскалился на него, мне не понравился его тон.

— Значит, все решено? — спросил Пьетро. — Ты женишься на Софии и согласишься расторгнуть помолвку с Финой?

Я резко кивнул.

— Это не то, чего я хочу, но мне придется это сделать.

— Значит, придётся обойтись этим? — прорычал Сэмюэль, шагнув вперед с прищуренными глазами. — Ты говоришь о моей младшей сестренке. Она не какая-то там хреновина, которую ты принимаешь в качестве утешительного приза.

Но она была утешительным призом. Мы все это знали. Я горько рассмеялся.

— Возможно, тебе захочется вспомнить об этом, когда ты встретишься с моей сестрой.

— Достаточно, — проворчал Данте. — Свадьбу придется отложить до совершеннолетия Софии, — сказал Пьетро с усталым видом.

Неужели он думает, что я хочу ребенка-невесту?

— Конечно. Моя сестра тоже не выйдет замуж раньше своего восемнадцатилетия.

Шесть долгих лет. Я не горевал, что у меня появилось больше времени для стабилизации моего правления над Индианаполисом, это единственная вещь, которую я ненавидел в браке с Серафиной, но я хотел ее, и она не могла ждать слишком долго. Но теперь у меня будет достаточно времени, чтобы выстроить свое царствование, чтобы еще немного развлечься — как выразился отец. Шесть лет долгий срок. Так много всего может произойти за это время. Я не потеряю еще одну девушку. Я позабочусь, чтобы София находилась в безопасности, в большей безопасности, чем Серафина.

Пьетро кивнул.

— Значит, решение принято, — сказал я. — А теперь должен скоро вернуться домой. Мы можем уладить детали на более позднем этапе. — Данте кивнул. — И еще кое-что. Я не хочу, чтобы хоть слово о связи Сэмюэля с моей сестрой стало достоянием общественности. Ей не нужно знать, что это сделка в обмен на Софию.

Я двинулся к двери, желая выбраться из этого особняка, из этого города, но больше всего подальше от Серафины. Я услышал шаги за спиной, но не обернулся. Больше не о чем было говорить, по крайней мере сегодня.

— Данило, подожди, — потребовал Сэмюэль.

Прищурившись, я обернулся.

— Чего ты хочешь?

Пока мы пытались спасти Серафину из лап Римо Фальконе, мы пришли к некоторому соглашению, но было предчувствие, что это ненадолго. Мы оба альфы, которые плохо ладим с теми, кто не подчиняется нашим желаниям.

— София заслуживает большего, чем быть второй лучшей.

Вероятно, так оно и было. Верно для обеих наших сестер. Судьба раздала Эмме жестокие карты. Она заслуживала только самого лучшего. Получит ли она это когда-нибудь? Скорее всего, нет.

— Я буду относиться к Софии с уважением, как всегда относился к Серафине. — мой рот искривился, произнося ее имя. — Не забудь быть по отношению к Эмме таким же.

Сэмюэль покачал головой.

— Quit pro quo? (прим: Баб на Баш?)

Я ничего не ответил. Все шло наперекосяк. У нас обоих были девушки, которых мы не хотели для связи, гарантирующая бы нашу власть. Мы с Сэмюэлем были гордыми людьми до крайности. Римо Фальконе растоптал эту гордость. Гордость, которую мы хотели восстановить. Я уже начал думать, что это будет нашим обоюдным падением.

София

Я до сих пор помню, как впервые увидела Данило. Это было за год до того, как он должен был жениться на моей сестре. Он приехал, чтобы обсудить детали с отцом. Движимая любопытством, я притворилась, что иду на кухню, чтобы посмотреть на него. Он стоял в нашем вестибюле, разговаривая с папой, и в тот момент, когда я увидела его, мое сердце совершило странное сальто, которого никогда раньше не совершало. Он улыбнулся мне, и снова мое сердце бешено забилось, а в животе потеплело. Он напомнил мне принца, о которых девушки всегда мечтали. Высокий, красивый и благородный.

Я думала, что он навсегда останется моей мечтой, и всякий раз, когда я фантазировала о нем, я чувствовала себя виноватой — пока он внезапно не стал моим. По крайней мере официально, потому что его сердце все еще принадлежало моей сестре.

В тот день, когда я узнала об этом, я сидела за столом в своей комнате, когда кто-то постучался, и тогда вошел папа. Он отправил меня в мою комнату пару часов назад, как это часто бывало с тех пор, как похитили Фину, и даже теперь, когда она вернулась. Все думали, что я слишком маленькая, чтобы понять, что происходит.

— София, можно тебя на пару слов? — спросил папа.

Я оторвалась от своего домашнего задания и слегка нахмурилась. Его голос звучал глухо.

— Я сделала что-то не так?

Это единственное объяснение, почему папа или мама разыскивали меня. Они были слишком заняты после похищения, так что я привыкла находится одна или с моей кузиной Анной. Я не злилась на них. Им было больно. Я просто хотела, чтобы все вернулось на круги своя. Хотела, чтобы мы были счастливы.

Папа подошел ко мне и коснулся моей макушки, его глаза излучали печаль.

— Конечно, нет, божья коровка.

Я улыбнулась, услышав свое прозвище. Оно всегда напоминало мне, как сильно он любит меня, даже если он не всегда мог показать это из-за того, насколько плохи дела.

— Давай сядем вон туда, хорошо?

Он указал на мой розовый диванчик. Он подошел к нему и с усталым видом опустился. Я последовала за ним и села рядом. Долгое время он ничего не говорил, только смотрел на меня так, что у меня перехватило горло.