Хрупкое желание

Папа открыл дверцу, вышел и, как и Сэмюэль, сначала огляделся, прежде чем протянуть мне руку. Я сомневалась, что кто-то станет меня похищать. Я никогда этого не боялась. У Каморры не было причин для этого. Они получили то, что хотели, и я надеялась, что влияние Фины на ее мужа предотвратит подобное.

Я вложила свои дрожащие пальцы в папины, и он нежно сжал их, одарив меня одной из своих ободряющих улыбок.

С собственной улыбкой я выбралась с заднего сиденья. Сэмюэль быстро кивнул, прежде чем проскользнуть в церковь давая знак маленькому оркестру.

Я глубоко вздохнула и неуверенно кивнула отцу.

Как только мы вошли в церковь, моя кожа вспыхнула от жара, а пульс ускорился. Все стояли, их глаза направлены на меня. Сотни гостей, большинство из которых я едва знала, а некоторых даже не знала по имени. Теперь я жалела, что не сохранила фату. Это защитило бы меня от их пристального внимания и скрыло бы мои собственные нервы от зрителей.

Под аккомпанемент скрипок и пианино мы с папой медленно пошли по проходу, где нас ждал Данило. Скамьи были украшены в основном белым, но в отличие от моего букета, маленькие цветочные композиции состояли из темно-розовых роз, добавленные для приглушенного цветового акцента.

Данило выглядел лучше, чем в любой из моих свадебных фантазий. Он был высок и подтянут, его темный костюм подчеркивал его мускулистое телосложение и передавал силу и утонченность. На нем был серебристый галстук, подходящий к его холодной персоне. Карие глаза не отрывались от меня, но выражение лица было невозможно прочесть. Я не заметила ни малейшего намека на нервозность или возбуждение. Он был спокоен и сдержан, будто это был долг и ничто не могло заставить его пульс учащаться. Хотела бы я быть похожей на него, но даже сейчас я жаждала уз, движимых любовью и привязанностью, уз, которые были бы глубже, чем политическая тактика.

Данило

Когда София заняла место своей сестры более шести лет назад, я считал ее утешительным призом. Она была ребенком. Я не мог видеть в ней ничего, кроме милого ребенка следовавшего за мной, как потерявшийся щенок. Она была запоздалой мыслью. Мои мысли крутились вокруг Серафины, вокруг того, что у меня отняли, что я потерял. Я не мог забыть этот удар по своей гордости, все еще сражаясь с почти неконтролируемой яростью, думая о Римо Фальконе, и с тех пор, как она сбежала с ним, Серафине тоже.

Я не хотел Серафину, не хотел девушку, которой она оказалась — возможно, девушка, которую я желал и жаждал обладать, никогда не существовала. Она была плодом моих фантазий, чем-то, что я истолковал, чтобы сделать мое обладание ею еще большим триумфом. Я был молод. Наслаждался завистью других мужчин, которые хотели ее для себя. Их жалость и злорадство после моего унижения от руки Римо только подогрели мою ярость и жажду мести... и мою ненасытную потребность проявить себя.

Сегодня я считал себя другим человеком. Я все еще был слишком горд, все еще жаждал мести, но она не была всепоглощающей. Это была долгая борьба, и я все еще боролся, но вечеринка пять месяцев назад только подстегнула меня.

В самом начале и на протяжении многих лет я сравнивал Софию с ее сестрой. Искал сходства, намеки на то, что наша связь тоже обречена. Женитьба на другой девушке Мионе казалась искушением судьбы.

Глядя на свою молодую жену, идущую мне навстречу, я понял, что она мало похожа на свою сестру, и почувствовал облегчение. Серафина и моя одержимость ею почти поставили меня на колени. София не была ее сестрой. Она была менее уравновешенной, менее контролируемой и носила свои эмоции на рукаве. Я считал эти черты недостатками, но теперь понял, что это не так.

Когда Пьетро наконец передал мне Софию, ее ладонь была холодной и потной в моей. Она на мгновение встретилась со мной взглядом, затем быстро отвела глаза, ее щеки покраснели. То, как ее пальцы не сомкнулись вокруг моих, и то, как она слегка отстранилась, ясно говорило о том, что она все еще не преодолела свое отвращение к моей близости.

Со времени нашей встречи на вечеринке София избегала меня, и всякий раз, когда мы встречались, она становилась нервной и отчужденной. У нее не было причин стыдиться, и уж точно она не должна была бояться меня. Ее молодость и неопытность оправдывали ее глупое поведение. У меня был только мой гнев в качестве объяснения, и это не очень хорошо.

Я позволил себе принять Софию, увидеть ее такой, какая она есть: великолепно молодой девушкой. Не утешительным призом, не сестрой Серафины.

И, черт возьми, София была потрясающей. Я был рад, что она перестала красить волосы в светлый цвет. Ее каштановые волосы красиво контрастировали со светлой кожей и детскими голубыми глазами.

У нее была легкая россыпь веснушек, которых я никогда раньше не замечал, вероятно, потому что макияж скрывал их, что было позором, потому что они добавляли очарования Софии. Ее платье не было помпезным, как я думал. Она выбрала элегантное, струящееся платье, которое подчеркивало ее почти эльфийскую фигуру. Я с трудом оторвал от нее взгляд, когда священник начал свою речь. Его слова мало что значили для меня, но сотни глаз смотрели на меня, и я должен был притворяться.

Со скамей послышались всхлипы. Возможно, мама. Инес обычно была более сдержанной, даже если ее безупречная маска заработала трещину после похищения Серафины. Я отбросил эту мысль в сторону. Сегодня прошлое уходит на сон.

После того как священник объявил нас мужем и женой, София напряглась. Настало время для поцелуя. С той самой ночи мои сны были наполнены Софией. Поцелуи были лишь малой частью моих фантазий. Видя реакцию Софии на мою близость, я понимал, что наши сексуальные отношения примут совсем иной оборот, чем мои мечты — по крайней мере, до тех пор, пока я не покажу ей, как хорошо я могу заставить ее чувствовать. В прошлом я не был эгоистичным любовником, но мои свидания на одну ночь с блондинками вряд ли были связаны с удовольствием и скорее с выплеском моего гнева. Конечно, София этого не знала. Я мог только представить, как она представляла себе нашу сексуальную жизнь. Хотя я любил доминировать и был требовательным любовником, то, чему София стала свидетелем, определенно не то, что я планировал для нее.

Полностью повернувшись к ней, я взял инициативу на себя и обхватил ее щеки ладонями. Она встретилась со мной взглядом, и я надеялся, что она поймет, что с этого дня я сделаю все возможное, чтобы заставить ее забыть нашу болезненную встречу и все мои другие неудачи. Она закрыла глаза, когда я наклонился и прижался губами к ее губам. Это должен был быть наш первый интимный момент, первый опыт Софии. Возможно, однажды она вспомнит только хорошее.

Когда я отстранился, ее щеки были красными, но она все еще была напряжена. Ее глаза затрепетали, открываясь, красивые голубые и неосторожно полные надежды. Это был взгляд из прошлого... до того, как я превратил ее невинность в пыль. Как по команде, выражение ее лица стало настороженным. Она отвернулась, и я отпустил ее лицо, вместо этого взяв ее за руку. Среди наших гостей раздались аплодисменты, и вскоре все уже стояли, ожидая, когда мы подойдём к ним.

Я взял Софию за руку и повел ее по проходу к выходу из церкви, где нас уже ждали слуги с шампанским и закусками.

— Ты в порядке? — пробормотал я, прежде чем первые гости успели наброситься на нас.

София взяла бокал шампанского, который я протянул ей, и сделала глоток.

— Конечно.

Данте, Валентина и их дети появились перед нами, прервав наш разговор. Прошло около часа поздравительных слов, прежде чем мы наконец смогли отправиться в отель на празднование.

Мы сели в лимузин, что дало нам еще один момент уединения перед торжеством. Барьер между водителем и нами был поднят, так что он не мог нас услышать.