Хрустальная сосна
Шрифт:
– Подрочу, а что… Ох, какой кайф… Слушай, а ты тяжелая!
– А я сама себе там сожму… Ааай…
– Оох…- неожиданно вскрикнул Геныч.
– Это я тебя пожала немного. Приятно?
– О…чень… Давай еще, жми крепче…
– Вот, вот так… Всего тебя сейчас вовнутрь себе затолкаю… А ты знаешь что? Ты мне задницу сдвинь. Чтоб внутри все сжалось и плотнее стало… Вот так…
Я не хотел, но жадно ловил их выкрики, удивляясь, что, оказывается. вот так можно заниматься сексом… Мы-то с Инной хоть и любили это дело, но проводили половой акт абсолютно молча. Как будто занимались чем-то неприличным и, возможно, даже запретным, и боялись привлечь чье-то было внимание - хотя жили вдвоем и никто не мог нас услышать.
– Том… Я когда кончать буду, выдерну…
– Возь…му, если успею… Я ведь те…бя знаю… Только ты не кончай, подожди еще чуть-чуть…
– Скоро буду…
– Подожди… Не останавливайся и не вынимай… Оох…- стонала Тамара.
– Геночка, миленький, потерпи еще немножко…
– Н…не могу уже!…
– Ну еще немножко… Я сейчас, сейчас, сей…час кончу. Мне… немножко оста…лось…
Выкрикивая эти слова, Тамара задыхалась, точно бежала в гору.
Скрип стал чаще и сильнее.
– Н-не могуу!!!- вдруг заревел Геныч.
– Все… Аааааа!… В рот…
Скорей…бе…ри…
Что- то обрушилось с грохотом.
– Да где он у тебя, где… Ах, блин, вот… Все не успела…
Тьфу, уже полилось… Ладно, сливай сюда…
– Ааа… Ооох…Иии… Ааааа…- стонал он все тише и прерывистей.
– Давай, давай… Эй, стой, что ты делаешь!
– вдруг закричала Тамара своим обычным сварливым голосом.
– Куда ты размазываешь! Ты что - хочешь, чтоб внутрь попало?! Хочешь, чтоб я от тебя залетела, да?
– Хорошо…- расслаблено выдохнул Геныч.
– Классно с тобой…
– "Хорошо", - с внезапным раздражением передразнила она.
– Тебе-то хорошо, собачья рожа! Вынул и спустил! А мне весь кайф сломал! Неужто трудно было еще полминуты продержаться?!
– Трудно…- виновато ответил он.
– думаешь, я не держался… Как ты меня взяла, да стала сжимать - я тут же едва и не кончил. Я и так старался…
– Генка ты, Генка, козел усатый, - вздохнула Тамара, приходя, очевидно, в себя.
– Что ж ты, дурак хренов, всего десять резинок с собой взял? Ты что - в пионерский лагерь за веточками ехал, или как взрослый человек в колхоз?!
Геныч молчал.
– Ну ладно, - смягчилась она.
– Ну-ка, дай… Ого, так ты все-таки кончил, или нет?! Он же у тебя и не опал вовсе! Ты, похоже, еще на многое способен. Иди вымой свое хозяйство, как следует. Попробуем еще раз повторить… Может, успею кончить вперед тебя. Иди - мойся на речку. Как следует мой - с мылом и не один раз! Понял?
– А ты?
– А я сейчас за тобой пойду. Вот только воды попью…
Что- то опять загремело и захрустело. В столовую белой тенью скользнула Тамара, принялась шарить над окошком, отыскивая свою кружку на гвозде. В одной лишь накинутой на плечи куртке, болтающая у пояса отвисшими, как пустые мешки, грудями с отвратительными, словно гниль, бесформенными черными сосков, она тяжело дышала и до меня доносился горячий запах самки, только что принимавшей самца. Останется ли к концу этой смены хоть одна девица, которую я не наблюдал в натуральном состоянии?
– подумал я. Меня передернуло от отвращения при виде совокупившейся женщины - и одновременно пронзило жгучее желание овладеть ею самому. Войти в нее яростно и наслаждаться ощущением недавнего присутствия другого мужчины… Напившись, Тамара вышла. Жуткие белые ее ягодицы медленно растворились в темноте Я сидел ошеломленный. Оглушительное желание сейчас же, немедленно овладеть женщиной - причем все равно какой!
– казалось, схватило изнутри все мои внутренности и жестоко скрутило в том месте, которое принято скрывать от посторонних. Меня бил озноб и волнами плыл жар. Я хотел Тамару, я хотел кого угодно, я*хотел* и ничего не мог с этим поделать…
Никогда прежде я не испытывал такого наваждения, как этой ночью. Или, может быть, я слишком долго не занимался сексом? Успокаиваясь, я попытался подсчитать время… Выходило, что Инна уехала в экспедицию почти за месяц до моего колхоза, а перед этим мы тоже не помню когда играли в постели: за последний год научная работа и мысли о будущем настолько завладели моей женой, что она охладела практически ко всему остальному…
Тамара смутно стояла перед
глазами. И еще я вспомнил кого-то, тихо совокуплявшегося прямо на лугу. Утреннюю Ольгу, спящую умиротворенно со звездами на груди… И ощутил острейшую, никогда прежде не испытанную в жизни тоску.Я знал, что у меня ничего этого не будет. Ничего - ни быстрого и дикого полового акта на природе посреди уснувшего лагеря, ни мимолетного контакта со случайной понравившейся женщиной, ни даже звезд, нарисованных в порыве страсти губной помадой на первом попавшемся месте… тьфу черт, да что мне эти звезды-то дались! Поднявшись и пройдя к кухне, я зачерпнул воды и стал медленно пить, пытаясь успокоиться.
Чушь это все. Чушь: я женатый человек, у меня нормальная семья, и мне не нужно никаких развлечений на стороне…И не я ли уверенно рассказывал обо этом Кате еще пару дней назад?! Да - я мог рассказывать об этом по дороге с фермы. Разводить отвлеченную философию на мелкой воде. Но сейчас только что видел настоящую женщину, горячую после занятий любовью, превратившуюся в один огромный орган чувств и снова ждущую самца - любого, хоть меня самого… И теория рухнула и рассыпалась…
Я вздохнул. И все-таки обидно, чертовски обидно… Мне исполнилось только двадцать четыре года, но я был устроен так, что сам отсек себе возможные удовольствия в жизни. И по сути дела, не имел ничего скучной семейной жизни, которая практически сошла на нет. Ведь разве нормально, что каждым летом Инна пропадает в своих бесконечных экспедициях? Именно летом, когда ожившая природа требует физических удовольствий… Получилось так, что я сознательно выбрал себе жизнь, практически лишенную естественных радостей. И, возможно, выбор не был верным - если впервые увиденная человеческая самка, вызвала во мне такую бурю желаний… Которых не должно быть у нормального, адекватного человека… Новая жизнь… Надо же.
Но моя жизнь уже твердо определена. И в ней ничего нельзя изменить…
Почему я вдруг подумал об этом сейчас? Бесстыдная ли Тамара тому причиной? Или вчерашний ночной разговор с Лавровым? Пусть не о женщинах, но все равно о смысле жизни, об ошибках и невозможности их исправить.
Даже если так, даже если так - что я могу сделать, чтобы изменить свою жизнь? Хоть в малом, хоть в большом все определено и рассчитано на много лет вперед. Я буду работать в НИИ, ни шатко ни валко, поднимаясь постепенно от простого инженера до начальника группы, сектора, отдела… Я не лучше других, но и не хуже, и у меня это получится. Одновременно Инна станет защищать свои диссертации, достигать научных степеней. Мы будем жить в своей квартире, довольные своей неторопливой и насыщенной неторопливыми событиями жизни. Серьезной и продуманной. Но я не буду никогда счастлив так, как бываю в минуты подобные сегодняшнему вечеру, когда моя душа парит со звуками, рожденными моими пальцами… И нет из этого выхода, и так будет всегда.
Странно - начав размышлять о женщинах, я вдруг пришел опять к своей гитаре и своей жизни вообще…
Но стоит ли что-то в ней менять? Не приведут ли перемены только к худшему? То, что у сейчас есть, более-менее налажено. Если бы я решил что-то изменить, то разрушить все можно быстро, а создать новое? Хотя нет, моя жизнь настолько прочна, что с ней ничего не может произойти. Даже ели я того захочу сам. Даже… Я не успел додумать эти тягостные мысли.
Снаружи послышались шаги, шорох травы и хруст веток. Эти возвращаются сюда…- подумал я и стремительно вышел из столовой. Еще одного испытания чужим сексом мне было уже не выдержать. Но едва увидев медленно двигающийся силуэт, понял, что испугался зря.
– Это ты… - тихо констатировал я.
– А это - ты?
– Как видишь…
Наш диалог был столь смешон своей полной бессодержательностью, что мы с Викой рассмеялись. Что-то невнятное мелькало между нами, если мы могли узнать друг друга по необъяснимым признакам в кромешной тьме. И вообще, увидев ее голой - не подсмотрев тайком, а вполне открыто видя и даже общаясь - я уже не мог относиться к ней, как прежде. Что-то опасное, тайное и томительное стало отзываться в моей душе рядом с этой женщиной.