Хрустальное яблоко

Завтра исполнится два века нашей победе в Войне. С тех пор было еще немало войн, но та – она так и остается Войной даже для тех, у кого и деды не могут сказать: «Мы видели ее!» Это утешает. Немного.

Два века. Двести лет. Нет, двести лет – не звучит. Два века – лучше. В этом слове – век – тяжелый гром двигателей и рев моторов. В нем крики атакующих и стоны раненых. Короткое и увесисто-емкое, как граната.

Век.

На нашей Закатной среди восемнадцати миллионов населения я – последний из тех, кто не только видел ту войну, но и участвовал в ней. Я – последний ветеран на планете…

Нас и вообще осталось немного – что-то около двухсот на обе Империи. Празднования и чествования начались год назад, и я так от них устал, что под конец уже с трудом терпел все это. Ничего. Завтра – все. Уже все.

Столица не спит, и отсюда видно, как переливается огнями небо. Но у нас тихо. Нам выделили гостиничный комплекс в парковой зоне. Может показаться, что попал в рай, где все твои желания выполняются по движению бровей. Но, учитывая то, как я жил, рай – не самое подходящее место для меня. Да и для остальных тоже.

И все-таки здесь можно чувствовать себя так, как я и мечтал последний год – в одиночестве. Странно. Вроде бы на свете не должно быть никого ближе для меня, чем эти старики, которые делят со мной гостиницу. Но я не ощущаю их своими. Умом я понимаю: они видели то же, что и я, но я не знаю никого из них – Империя огромна. И не знал тогда – война была еще более огромной, она закрутила судьбы сотен миллионов. И это только людей.

Может быть, я зря принял приглашение Его Величества и не остался на Закатной, в своем доме у подножия Граненых Пиков, где прожил весь этот век? Не хочется торжеств, не хочется парада, не хочется поздравлений, сколь угодно искренних. Хочется сидеть в кресле на веранде и смотреть, как синими сапфирами вспыхивают на вечернем небе облачные гряды. И слушать, как смеются внизу дети соседей. А потом, когда отгорит закат, поразивший когда-то Дорина, капитана «Рубина», первооткрывателя нашей планеты, уйти в комнаты. И знать, что в этот день они придут точно. Обязательно придут.

Впрочем… а не все ли равно, где я нахожусь? Для них давно уже нет ни парсеков, ни лет. Если я в самом деле был их другом – они войдут и сюда. Бесшумно, не открыв дверей. Этим вечером гостиница будет переполнена теми, кого не услышит предупредительный персонал, но кто будет видим для каждого из нас – еще живых ветеранов. Я не знаю, кто придет к моим соседям. Но тех, кто с темнотой появится в моем номере, я могу назвать поименно. Их будет много. Но начнется все с тех, с кем начиналось тогда.

Эдвард «Артур» Фарвелл, прикрывающий пулеметчик-раз, 14 лет. Юрка «Прут» Курзанов, снайпер-раз, 13 лет. Гэндзо «Танто» Такеши, стрелок-два, 14 лет. Валька «Валек» Прудкин, снайпер-два, 13 лет. Игорь «Сирин» Симонов, гранатометчик-раз, 14 лет. Димка «Брат» Симонов, стрелок-три, 13 лет. Дик «Болт» Толливер, прикрывающий пулеметчик-два, 14 лет. Олег «Казак» Разин, стрелок-четыре, 13 лет. Джок «Джей» Льюис, штурмовой пулеметчик-два, 13 лет. Тома «Мессер» Фильхе, гранатометчик-два, 14 лет. Майкл «Файр» Брэнсон, штурмовой пулеметчик-раз, 14 лет.

Они были. Но эти два века я – один. Слишком долго для одиночества…

Кто посмел тосковать о жизни? Забудьте думать о тленном и бренном! Номер приказа… Слушай, Отчизна! Всем. Всем. Всем, чья могила – Вселенная…

Они здесь. Я вижу их. Пора начинать разговор.

– Здравствуйте, пацаны.

* * *

Мы шлем кораблям, бороздящим просторы Вселенной, Послание это – пусть примет его капитан: Все в мире проходит, все в жизни не вечно и тленно, Когда-нибудь высохнет самый большой океан… Но память пусть будет жива о штормах и приливах, О том, как тревожно, испуганно чайки кричат, О том, как безумно, немыслимо, дико красиво На море спускается ярко-багровый закат. Романтики нового, третьего тысячелетья, Мы просим вас взять эту память сквозь толщу веков: Как рвет паруса на все в мире озлобленный ветер, Как гонит он тучи дурных, грозовых облаков, Как волны взлетают почти что до самого неба, Швыряя корабль, будто щепку, по черной воде… Кто шторма не видел, тот на море вовсе и не был, Кто на море не был, тот не был, по сути, нигде. Вы так же, как мы, океан бороздили когда-то, Галактику режете сотней космических трасс, Пускай не взберется вовек у вас юнга по вантам — Вы младшие братья, вы память храните о нас! Своя будет радость у вас – и свое будет горе, Открытия новых планет и созвездий вас ждут… Но солнце садится багровое в синее море, И чайки по-прежнему грустные песни поют [22] .

22

Стихи Б. Лаврова.