Хрустальный дождь
Шрифт:
Дихана поднялась.
– Запри их где-нибудь, – сказала она Хайдану. – Просто проследи, чтобы с ними ничего не случилось.
Накануне ночью прекратилась связь с Харфордом и Малейром. Ацтеки достигли Треугольника Рельсов. А теперь еще и это… Дихана вышла на балкон и посмотрела в сторону гавани. Ей была видна арка Гранти и кусочек океана за ней. «Здесь, в городе, мы передрались между собой еще до того, как ацтеки приблизились к стенам на расстояние выстрела», – сказала она себе.
Так удачи тем, кто в пути!
Часть третья
СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ
Глава 46
Путешествие
Движение приобрело определенный ритм, хотя Джон и стремился к тому, чтобы его ускорить. Каждая неделя, проведенная в море, была неделей сражений с ацтеками без его участия.
Потребовалось два дня на то, чтобы самые непривычные к качке – люди-мангусты – обрели свои морские ноги. Еще через день последний из страдальцев перестал извергать все съеденное за борт. Все поверхности на корабле были покрыты принесенной брызгами солью, и тонкая корочка кристаллов хрустела под рукой всякого, кто касался поручней.
К этому времени все участники экспедиции ощутили, что собой представляет долгое морское путешествие. Плохая погода, пронизывающая сырость, частые шторма. Вяленое мясо, долгоносик в муке, крысы в трюмах. Тараканы, консервы, один апельсин в день – на всякий случай. Океан здесь был убийцей, а не другом, как в защищенной рифами акватории Брангстана.
Джон стоял на крыше каюты; под его ногами медленно раскачивался корабль. Оакситль прошел по палубе и остановился рядом.
– Как у тебя дела? – спросил Джон, подходя к Оакситлю у поручней, постоянно прогуливаться вдоль которых вошло у него в привычку. Его предложение индейцу присоединиться к экспедиции было внезапным, но Джон помнил, как обошлись с Оакситлем на улице; на его корабле такого повториться не могло. Оакситль спас ему жизнь, и Джон чувствовал себя в неоплатном долгу перед ним.
– Не думаю, что мой желудок когда-нибудь меня простит.
Джон согнул колени, чтобы стоять прямо к линии горизонта, и улыбнулся. «Реванш» переваливался с боку на бок у него под ногами.
– Через недельку ты привыкнешь.
Маленькая игривая волна подкралась к борту и ударила в него, окатив обоих мужчин брызгами. Капли покатились по непромокаемому плащу Джона, но маленькая струйка пробралась за воротник и потекла по спине.
– О боги! – Оакситль вцепился в поручень. – Еще неделю мучиться!
– Все обойдется. – Джон сложил руки на груди. Нужно только не думать о том, что может означать уходящее время…
– Что ты делаешь в свободные часы?
– Вяжу узлы.
– Узлы?
– Кто-то может себе позволить взять с собой книги и обмениваться ими с другими, когда книги прочитаны, – сказал Джон. – Кто-то овладевает каким-нибудь ремеслом. Узлы – не такое уж плохое начало. Есть умельцы, вырезающие из рыбьих костей фигурки нагих женщин.
Оакситль фыркнул. Посмотрев на Джона, он отнял одну руку от поручней и попытался так же, как тот, подстроиться под качку судна.
– Пожалуй, морское путешествие не очень отличается от долгих вахт в предгорьях, – сказал Оакситль.
– В море человек – худший враг самому себе.
– Так же
бывает и в других местах. – Оакситль переступил с ноги на ногу, потеряв равновесие. Он бросил взгляд на переменчивую воду. – Я далеко от дома, Джон. Очень далеко.– Чувствуешь одиночество? Оакситль кивнул.
– Мне кажется, что у меня нет друзей, нет семьи, и никому не будет дела, если я упаду за борт лодки.
– Это корабль, а не лодка, – поправил Джон. – Но я понимаю тебя. – Океан представлялся чужой страной, бесконечной и постоянно меняющейся.
Этот мир был чужим. Такое ощущение постоянно таилось в подсознании Джона. С тех пор, как началось путешествие, подобные чувства все время преследовали его. Джон относился к ним с отвращением и пытался вызвать образы Шанты и Джерома. Пробуждающиеся в нем ощущения пугали Джона; никогда еще с тех пор, как волны вынесли его на берег Брангстана, перед его умственным взором не представали такие яркие картины. Так почему они являются ему теперь?
С каждой ночью сны про Шанту и Джерома становились все более смутными, перемежаясь кошмарами, преследовавшими Джона до тех пор, пока у него не появилась семья. Чаще всего ему снилось рогатое яйцо, из которого сочилась вода…
И еще Джона постоянно преследовало ощущение одиночества в темной пустоте, раскинувшейся на невообразимое расстояние; каждую ночь он просыпался от этого, обливаясь потом.
– Оакситль, скажи мне честно: что ждет мою семью в Брангстане? – спросил Джон.
– Твою жену, если ей повезет, сделают прислугой. – Оакситль поднял руку, чтобы откинуть темную прядь; в этот момент в борт ударила еще одна волна, индеец потерял равновесие и тяжело сел на палубу. Джон наклонился к нему. – Что сделают с твоим сыном, я не знаю… приближаются несколько празднеств, и боги…
Джон сел на палубу и прислонился головой к стене каюты.
– Празднества? На них приносят в жертву людей, верно? Оакситль ничего не ответил, но молчание было достаточно красноречивым.
Джон стиснул зубы.
– Зачем? – спросил он. – Зачем столько крови?
– Дело не в том, что мы… они ненавидят жизнь. Они ей поклоняются и ценят превыше всего. Жизнь – самый священный дар.
– Так почему?… – Откуда-то снизу, из-под палубы, донесся еле слышный крик.
– А что ты предложил бы своему богу? – спросил Оакситль. – Ил со дна реки? Или самый священный дар? Я знаю песнопения, в которых говорится, что принесение в дар жизни человека – это благочестивое деяние. Разве не такова доктрина христиан, которые живут по эту сторону гор?
– Это извращенное сравнение. – «Реванш» изменил курс, ощутил Джон. Качка стала другой. Он поднялся.
– Извращенное? – повысил голос Оакситль. – Не более извращенное, чем любая религия. Разве есть религия, которая не была бы построена на крови? И вуду, и христианство в той или иной форме требуют крови. У вас есть и другие божества. Какому ты поклоняешься? Не сомневаюсь: какова бы ни была твоя религия, в ней обязательно найдутся странные, чтобы не сказать отвратительные, обряды.
– Я никаким богам не поклоняюсь. – Джон сделал несколько шагов по палубе, пытаясь сквозь паруса разглядеть происходящее на корме. Что-то случилось. Волна ударила в борт «Реванша», и корабль накренился сильнее, чем следовало. По палубе начали перекатываться незакрепленные предметы. Из люка донеслась ругань матросов и звон разбившейся посуды.