Хрустальный грот. Полые холмы

— То, что я показал озеро, да.

— А драконы. Что это было?

— Драконы, — медленно произнес я. — Нечто, сотворенное из ничего, что-то, что они могли бы увидеть воочию, поскольку, не увидев своими глазами, они не только не поверили бы мне, не стали бы даже слушать.

Повисло недолгое молчание. Затем он заговорил со страхом в голосе:

— Так это волшебство показало тебе приход Амброзия?

— И да, и нет, — улыбнулся я. — Я знал, что он придет, но не знал когда. Волшебство известило меня, что он уже в пути.

— Ты знал, что он идет? — снова уставился он на меня. — Значит, ты узнал что-то в Корнуолле? Мог бы и мне сказать.

— Зачем?

— Я бы присоединился к нему.

Какое-то время я испытующе всматривался в него.

— Ты и сейчас можешь присоединиться к нему. Ты и твои друзья, сражавшиеся за Вортимера. Как насчет Пасцентия, брата Вортимера? Ты знаешь, где он? Он по-прежнему горит желанием биться с Вортигерном?

— Да, но говорят, что он отправился мириться с Хенгистом. Он никогда не станет под знамя Амброзия, потому что хочет сам заполучить Британию.

— А ты? — спросил я. — Чего ты хочешь?

Он ответил просто, без громких слов и бахвальства:

— Мне нужно всего лишь место, которое я смогу назвать своим. Вот это, если удастся. В конце концов, оно и так мое. Он убил детей, разве ты не знаешь?

— Я не знал этого, но ты меня не удивил. В конечном счете это в его духе. — Я помолчал. — Послушай, Диниас, разговор будет долгим, мне есть что рассказать тебе. Но сперва я хотел бы попросить тебя об одолжении.

— Каком?

— О гостеприимстве. Нет такого места, куда бы мне хотелось отправиться, пока мне подготовят жилье, а снова пожить в доме моего деда было бы любопытно.

— Он уже совсем не тот, что был раньше, — ответил Диниас без уверток и притворства.

— Но что-то же осталось, — рассмеялся я. — Там ведь есть крыша над головой, чтобы укрыться от этого поганого дождя, и огонь, чтобы обсушить нашу одежду, да еще что-нибудь для желудка, даже не важно что. Что ты скажешь, если я пошлю Кадала купить еды и мы пообедаем дома? Я тебе расскажу обо всем за пирогом и флягой вина. Но предупреждаю, если ты еще раз хотя бы покажешь мне кости, то я сам кликну людей Вортигерна.

— На этот счет можешь быть спокоен, — улыбнулся он, внезапно расслабившись. — Что ж, пойдем. Еще осталась пара комнат, пригодных для жилья, и мы найдем для тебя кровать.

Мне досталась комната Камлаха. В ней гуляли сквозняки и было полно пыли, и Кадал наотрез запретил мне ложиться в постель, пока та целый час не простояла рядом с ревущим огнем. У Диниаса не было слуги, за исключением одной неряшливой девчонки, которая приглядывала за ним, очевидно, в обмен на привилегию делить с ним постель. Кадал поручил ей наносить дров для растопки и разогреть воды, а сам тем временем отправился в монастырь с весточкой моей матери, а потом в таверну, чтобы раздобыть вино и ужин.

Мы ели, сидя перед огнем, а Кадал нам прислуживал. Мы проговорили допоздна, но здесь достаточно лишь заметить, что я рассказал Диниасу свою историю — или ту ее часть, которая была доступна его пониманию. Возможно, я получил бы некоторое удовлетворение, сообщив ему правду о моем рождении, но предпочел за лучшее подождать, пока не буду уверен в нем и в округе не останется людей Вортигерна. Поэтому я рассказал ему лишь о том, как попал в Британию и как стал одним из приближенных графа Британского. Диниас уже достаточно был наслышан о моем «пророчестве» в подземелье под Королевской Твердыней и слепо поверил в грядущую победу Амброзия, поэтому наша беседа закончилась его обещанием отправиться утром на Запад с вестями и собрать с окраин Уэльса помощь для Амброзия, какую только удастся. Я понимал, что он побоится не сдержать свое обещание: что бы ни говорили солдаты о случившемся в Королевской Твердыне, этого оказалось достаточно, чтобы внушить моему простоватому Диниасу благоговейный страх перед моим могуществом. Но и без того я знал, что могу положиться на него.

Мы проговорили почти до зари, после чего я дал ему денег и пожелал доброй ночи.

(Он уехал еще до того, как я проснулся на следующее утро. Диниас сдержал свое слово и присоединился к Амброзию в Йорке, приведя с собой несколько сотен человек. Его приняли с почестями; он хорошо проявил себя, но вскоре в каком-то второстепенном сражении получил раны, от которых позже скончался. Что до меня, то я никогда его больше не видел.)

Кадал запер за ним дверь.

— Наконец у нас есть хороший замок и надежный засов.

— Ты опасаешься Диниаса? — спросил я.

— Я опасаюсь любого в этом проклятом городе. Мне не будет покоя, пока мы не уберемся отсюда и не окажемся рядом с Амброзием.

— Едва ли тебе стоит сейчас волноваться. Люди Вортигерна бежали. Ты же слышал, что сказал Диниас.

— Да, но и твои слова я тоже слышал. — Он наклонился, чтобы убрать одеяла от огня, и замер, глядя на меня поверх вороха постели. — Что ты имел в виду, говоря, что будешь здесь, пока не подготовят твое жилье? Ты же не думаешь построить себе здесь дом?

— Нет, не дом.

— Ту пещеру?

Я улыбнулся, увидев выражение его лица.

— Когда Амброзий перестанет нуждаться во мне, а в стране воцарятся мир и покой, туда-то я и намерен удалиться. Я же предупреждал тебя, что если ты захочешь остаться со мной, то будешь жить вдали от дома?

— Насколько мне помнится, мы говорили о смерти. Ты имеешь в виду, что будешь там жить?

— Не знаю, — ответил я. — Возможно, и нет. Но думаю, мне необходимо место, где я могу побыть один. Вдали от происходящих событий. Размышлять и строить планы — это одна сторона жизни, а деяния — другая. Человек не может все время что-нибудь делать.

— Скажи об этом Утеру.

— Я не Утер.

— Что ж, как говорят, годятся оба. — Он бросил одеяла на кровать. — Чему ты улыбаешься?

— Я улыбаюсь? Не обращай внимания. Давай спать, завтра нам нужно пораньше быть в монастыре. Тебе снова пришлось подкупать старуху?

— Нет там никакой старухи, — выпрямился он. — На этот раз была девушка. И довольно миловидная, насколько я мог судить о ней в этой мешковатой рясе и опущенном на лицо капюшоне. Тот, кто запирает таких девушек в монастырь, заслуживает… — Кадал принялся объяснять, что они заслуживают, но я оборвал его:

— Ты узнал, как себя чувствует моя мать?

— Они сказали, что ей лучше. Жар спал, но она не успокоится, пока не увидит тебя. Теперь ты ей обо всем расскажешь?

— Да.

— А потом?

— Мы поедем к Амброзию.

— Ага, — произнес он и потащил свой тюфяк, так чтобы он лежал поперек дверей, по пути задув светильник, после чего без единого слова улегся спать.

Кровать у меня была достаточно удобной, а комната, хоть и обветшалая, казалась после долгого путешествия верхом роскоши. Но спал я плохо. В мыслях я был рядом с Амброзием на дороге к Генореу. Все, что я знал о Генореу, подсказывало, что взять его будет делом нелегким. Я начал беспокоиться, не оказал ли медвежью услугу своему отцу, заставив верховного короля покинуть его крепость в Сноудоне. Быть может, думалось мне, стоило оставить его там в этой заговоренной, обваливающейся башне, Амброзий гнал бы его из Уэльса до самого моря.