Хрустальный лабиринт

– Не хочешь говорить? А зря… Сейчас время для откровений. У меня тут дыра… – Платон ткнул себя пальцем в лоб. Архонт молчал, лишь постоянно облизывал губы. – Есть, чем заткнуть… Нет? Зря… Я как будто сошел с ума. И мне весело… Что это? Какая-нибудь местная наркота?

– Он швырнул мне песок в глаза… – прохрипел Крто.

Двери лифта открылись. Перед ними была улица. Напротив – знакомая тритонья закусочная.

Крто прыгнул вперед. Забыл, что у него теперь ноги – думал, что по-прежнему хвост. Потом опомнился. Сделал шаг. Приставил вторую ногу. Опять прыгнул – как это делают эгейцы на суше, лишенные своих кресел. Потерял равновесие и упал. Потом уселся в кресло и, ничего не сказав на прощанье, улетел. Платон стоял посреди улицы голый по пояс, лишенный рубашки, шляпы, сервисного браслета, всего… В карманах брюк только пропуск и… Археолог вытащил несколько пластиковых жетонов. Ага! Все-таки ты везунчик, профессор Рассольников, и пусть кто-нибудь с этим поспорит. Он спешно направился в ближайший магазинчик, купил рубашку, бутылку текилы, лимон и пакетик соли.

И тут почувствовал, что кожу противно жжет, и жжение все возрастает. Причем огнем горела та половина тела, что была обнажена во время сеанса сканирования. Платон глянул на руки. Они все были в мелних красных точках, будто в укусах. О, черт! Как бы он выглядел, если бы сканирование дошло до конца? Глоток текилы прочистил замутненные мозги и немного утишил жжение. Что делать? Бежать? Но куда? От кого?

Платон взял раковину с пивом из водорослей и сел за столик. Первое кафе, в котором нашлись стулья – специально для людей.

– Хорошее кафе, – сказал сидящий напротив пожилой эгеец. – Хожу сюда уже двадцать лет.

– А я только что приехал… Эта скульптура давно здесь стоит?

Эгеец глянул в окно и нахмурился.

– Нет… Лет десять… ну да, ее поставили как раз в тот год, когда переименовали кафе. Прихожу и вместо вывески «Елена Прекрасная» сверкает надпись «Примавера». Мне, конечно, все равно… но как-то привык…

– Десять лет назад кафе переименовали? – профессор насторожился.

– Именно.

– Почему?

– Откуда мне знать? Был еще салон красоты с таким же названием. И его название тоже заменили на какое-то другое…

– Одновременно с кафе?

– Кажется…

Эгеец махнул рукой в черной перчатке и уплыл на своем стареньком, но вполне работоспособном кресле.

Десять лет назад все названия «Елена Прекрасная» убрали с Эгеиды. Потом, вернувшись с этой планеты, Корман выкинул статью, где упоминалась Елена Прекрасная… Но женился на женщине, которую звали Елена… Прислал посылку с куском гроба… Думай, Платон, если ты не разгадаешь эту загадку, то ты идиот!

– Какая радость! Я с утра в поисках вашей милости… – смотритель музеев даже запыхался. Будто не летал на своем кресле, а бегал по кругу минут десять.

И вот неожиданно нашел – в этом маленьком кафе на площади. Из окна была видна бронзовая статуя проткнутого пиками эгейца.

***

– По поручению Императора.

– Что хочет от меня Император? – Платон едва не спросил, не хочет ли Император сделаться ликом похожим на профессора Рассольникова, но передумал – вдруг расхотелось шутить.

– Единственный повелитель мира, отрок Океана живого, Император дарует вам век добрый и коллекцию раковин на память.

Смотритель разложил перед археологом на столе набор раковин. Точь-в-точь такой, какой был у Кормана. Красивая эффектная дешевка.

– Император и Корману подарил такие раковины? – профессор почему-то не желал об Императоре говорить в почтительном тоне.

– Откуда у вас такое знание? – изумился смотритель.

– Видел у Кормана в кабинете.

Смотритель улыбнулся.

– Я передавал Корману лично дар повелителя мира, отрока Океана живого.

– За что?

– Как самому человечному человеку.

– Странная формулировка. Кстати, а в Столице есть возвращенцы?

Смотритель пискнул.

– Нет разговора об этих выродках. Возвращенцы разбивают, рельефы и скульптуры или похищают шедевры и топят их в Океане.

– Почему?

– Они против искусства. Да и вообще – против новой цивилизации. Они за сушу. Только сушу! Безумцы… Надо их давным-давно уничтожить… Всех!

– Мечтают вернуться на твердь?

– Тсс! – прошипел смотритель и испуганно оглянулся. – Твердь – неприличное слово. Только возвращенцы его произносят. И еще – изысканцы. Мы говорим: суша… Не хотите на прощание посидеть в джакузи? Тепленькая водичка и все вокруг кипит…

– М-м-м… прелесть. – Смотритель прикрыл глаза от восторга. – У каждого жителя Столицы джакузи.

– Я предпочитаю Океан.

При слове «Океан» смотритель смутился и как-то съежился, хотя не так сильно, как при слове «твердь».

– Ну, зачем же Океан! Океан – это стихия. Нечто монументальное. Почти Космос. Для частной жизни лучше бассейн с теплой или холодной водой – как кому по нраву. Ни волнения, ни шторма, ни течений.

– А вы когда-нибудь купались в Океане?

– Не-ет… – У смотрителя задергался нос – созданное биокоррекцией человеческое лицо сохранило мимику эгейца.

– Послушайте, уважаемый, не скажете ли мне, что означает восьмилистник на этих ваших рельефах? Я встречал этот знак много раз. И там, на площади, над памятником…

– Это символ… – Смотритель нахмурился. – Символ жизненной силы… Священный для Эгеиды.

– То есть над убитым парит знак жизни?

– Нет… – нос смотрителя побелел и задергался. – То есть да… силы… знак силы… но другой. – Эгеец издал знакомый писклявый звук. – Отказ от старого смысла и обретение нового.

– Какой же новый смысл, можно узнать?

– Вместо священности жизни теперь священность смерти.

Вдруг воздух взорвался. Пронзительный визг несся со всех сторон. Платон невольно заткнул уши. Но помогло мало. Визг все нарастал и злобной пилой резал его мозг на куски. Смотритель подпрыгнул в своем кресле.

– Вам надо немедленно покинуть Столицу… – пролепетал он. – На Эгеиде несчастье…

– Торнадо?

– Нет, у принца тяжкая болезнь. Какое горе! Мы лишены счастья созерцать его удивительную красоту…

Атлантида вздрогнул. Он был уверен, что внезапное заболевание принца как-то связано с бегством археолога, но пока не мог понять – как. Профессор Рассольников подозревал, что просто так его из Столицы не выпустят. Но что делать? Обратиться в посольство Лиги Миров, благо пропуск при нем. Или… Половину вида из панорамного окна занимала голограмма «Гибрида».