Хрустальный шар (сборник)

Небольшой зал был уставлен креслами, которые подковой спускались к экрану пепельного цвета. Его матовая прямоугольная плита занимала всю стену. За нами вошли несколько высших офицеров – даже в глазах зарябило от орденов и погон. Я заметил сидящих в первых рядах министров правительства, и мне показалось, что узнаю тучную фигуру Черчилля, склонившегося к какому-то генералу. Но нас уже заботливо усаживали в кресла, обтянутые красным плюшем; таким же материалом был задрапирован весь интерьер. Свет погас, только зеленые трубки неона мерцали вверху, а над экраном вспыхнул красный треугольник. Заскрипели кресла, в которые поспешно усаживались припоздавшие, а на подиум под экраном вышел офицер.

– Прошу вашего внимания, – сказал он. – Бомбардировщик, который сбросит бомбу, через несколько секунд после этого сбросит также передающую телевизионную аппаратуру на двух парашютах. Так что можно будет наблюдать детали взрыва по мере того, как аппарат будет спускаться на землю. Однако не исключена такая возможность, что взрыв уничтожит его слишком быстро, так как он неуправляемый. В этом случае, конечно, передача прервется.

Он поднес к глазам часы и отступил к стене. Последняя лампочка над экраном покраснела и погасла. Наступила полная тишина. Через минуту экран засветился очень бледным, фиолетовым светом. Отдельные узкие полосы плыли вниз. Потом они начали расщепляться, они рвались, но под ними показывались новые слои пара: это были высокие клубящиеся дождевые тучи, медленно меняющие свою форму. Вдруг картинка на экране дрогнула, закрутилась, и облака разошлись. Внизу лежало море, черное и гладкое, как плита порфира. Над ним расположились низко летящие облака, растянутые ветром, как кисти странных цветов.

В верхнем углу экрана показалась изрезанная береговой линией суша, желто-бурая, очерченная беловатым контуром. Изображение ненадолго задрожало, и берег поплыл по середине экрана, разделяя его поверхность на две части. До этой минуты стояла полная тишина: я слышал лишь непрерывное покашливание соседа, который жарко дышал мне в шею, – но тут раздался треск как бы включения исполинского контакта, и весь зал заполнил плывущий из невидимых динамиков мягкий, глухой звук моторов. Усилился, затем ослаб. И появился город.

На черной поверхности моря показалось три длинных, грязно-белых полуострова, прямоугольных, как раздвинутые клавиши. Дальше, уже на суше, виднелась густо расчерченная извивающимися белыми трещинами поверхность города. Тонкие улицы делили серый улей построек на густо заполненные зданиями соты. Кое-где по крышам скользили небольшие тени облаков, которые плыли на значительной высоте, но под самолетом. Теперь изображение начало вращаться: залив с выдвинутыми в океан молами медленно уходил в сторону, все большая часть города оказывалась под самолетом. В однотонный колорит строений глубоко проникали извилистые черные змейки заливов, охваченные с двух сторон белесыми губами бетона. Гул, наполнявший зал, усилился и сделался тоньше. Вдруг раздался сильный треск, и очень рельефно, словно перед экраном, полетел черный пузатый предмет, который несколько раз кувыркнулся и мгновенно оказался внизу. Я почти потерял его из виду, а он вдруг распустился рядом с перистым облачком белым шаром. Это был парашют с бомбой.

И вдруг город резко качнулся, земля дрогнула и исчезла, уходя в сторону, а вместо нее показались широкие желтоватые животы облаков. Через минуту машина вышла из виража, и вот изображение закачалось и прыгнуло вперед. Краткий миг продолжалось вертикальное падение с такой скоростью, что я услышал чье-то неспокойное сопение за спиной. Потом земля и небо закружились в бешеном хороводе, но тут раздался глухой, медленный треск. «Видимо, – подумал я, – раскрылся парашют». В поле зрения вновь вплыл город, но выглядел он уже крупнее и темнее. Середину изображения занимала его центральная часть, с двух сторон окаймленная заливами, похожая на длинный изогнутый лист.

Над водой виднелись бурые, как плесень, длинные помосты, и все в целом: ряды улиц, густо застроенных домами, многоугольники скверов, маленькие пруды, как осколки тусклого зеркальца, – все это было залито солнцем. Я пытался найти на этом фоне белое пятнышко парашюта с бомбой, и мне показалось, что я вижу его над широкой, изогнутой в виде буквы «S» улицей, когда это произошло.

Внизу веером полыхнуло пламя. Потом раздулся световой шар, и глаза залила волна неимоверной белизны. Динамики задрожали, в них что-то судорожно затрещало, настала глухая тишина. Весь экран пылал, как раскаленная вспышка магния, и из ее середины начала расползаться в стороны огромная паукообразная клякса, словно туда вылили бак туши.

– Черного пятна в действительности не существует, это лишь результат воздействия на фотоэлементы света, более яркого, чем солнечный, – сказал кто-то со стороны экрана громко и спокойно.

Пятно начало бледнеть, наконец исчезло. Изображение на экране увеличивалось, аппарат опускался вниз. Город был покрыт зеленоватой мглой с рыжими уплотнениями, через которую просвечивали лишь большие комплексы кварталов. В центре горел белый диск, шарообразно набухающий, словно пузырь лавы, вытекающий из кратера. От него медленно отрывались круги белого дыма, чудовищно большие, диаметром в несколько километров, как кольца папиросного дыма, и, легко подрагивая, рассеиваясь, плыли в стороны и вверх. Самое широкое кольцо ушло за пределы экрана.

Сияющий нарост, который расходился в стороны, вдруг лопнул, и из голубой горловины вверх хлынуло нечто вроде гейзера черной пены. Он пробивал облака, мчась ввысь с необыкновенной скоростью, вибрировал как струна, разбухал и сжимался наподобие змеи, а от его основания разбегались чудовищные круги белого дыма. То, что взорвалось в центре, выглядело как неизвестное людям живое создание, корчившееся от ударов, которые сотрясали его изнутри, и с каждым ударом пульсировавшее все выше, словно через разрушенную оболочку Земли вываливались ее пылающие, стальные внутренности. Вертикальный шпиль дыма закручивался по краям, разбухал и утолщался. Его верхушка раскрывалась широким синеватым веером, раскаленным пурпурным куполом, размякающим грибом, в котором мелькали молнии. Насквозь пробитые облака кружились, покачиваясь, разлетались в стороны, как раскидываемые клочки ваты, а сверху на них падала увеличивающаяся тень, отбрасываемая грибообразным наростом.

Тем временем телекамера опускалась ниже. Основание многокилометровой колонны дыма исчезло, скрытое тучами черной и бурой пыли, какие-то пылающие клочья и пучки резко мерцали, изображение конвульсивно дергалось, вращалось и колебалось, временами показывая в чудовищном ракурсе все еще растущую колоннаду дымов, увенчанную на фоне неподвижного неба медузообразной шапкой.

Потом все утонуло в чернильной темноте, изредка пересекаемой молниеносными вспышками, которые сопровождались хриплым карканьем динамиков. Струя горячего воздуха еще раз приподняла аппарат вбок, и сплетение дымов вдруг разорвалось. Я увидел западный район города. Внизу лежал прямоугольник суши, с двух сторон объятый гладкой черной водой залива. Откуда-то из глубины клокочущей черным, золотым и рыжим цветами панорамы бежал крутой вал, как волна прибоя, с чудовищной скоростью догоняя уходившее назад изображение. Там, где край этой волны касался домов, растянутых каменными вереницами вдоль улиц, взрывались короткие проблески, оранжевые и зеленые огоньки, зигзагообразные искры, фонтаны вспененного дыма. Потом черная масса наваливалась на все это, затопляла последний проблеск пожара и двигалась дальше.

Вдруг возник поразительный образ: порыв воздуха перебросил аппарат над крышами раздавленных домов к водам залива. В их еще неподвижном зеркале на одну минуту блеснуло отраженное изображение аппарата: серебристая блестящая камера с лупоглазыми линзами объективов, над которой фоном расходился полосатый веер парашюта. Это длилось один миг: изображение вдруг приблизилось, потом половину экрана залило яркое сияние, в центре его взорвалась струя черного дыма, в динамиках раздался последний скрежет, и наступила тьма.

Мы долго сидели в молчании, пока не запылали зеленые и белые огни неоновых ламп.

V

Все попытки выехать в Японию, которые я предпринимал, заканчивались ничем. Даже вмешательство шефа не помогло: дорога была перекрыта американцами. Наконец за день до капитуляции я узнал, что первые спасательные отряды вернулись из Хиросимы в Осаку, где жертв, переживших взрыв, разместили в клиниках Императорского университета. Я нажал на Грэма, который для поддержания своей репутации всемогущего существа буквально вылез из кожи и предпринял соответствующие шаги. Мне снова понадобились рекомендательные письма из отдела специальной службы. По счастливой случайности еще со времен совместной работы в Ок-Ридже у меня был коллега из ФБР, с помощью которого я наконец оформил все бумаги и заполучил место в четырехмоторном самолете. Необычайно учтивый офицер авиации предложил мне даже перелет через Россию – благодаря этому я мог бы принять участие в Параде Победы в Москве вместе с нашим посольством, – но я жаждал как можно скорее оказаться на Хондо.