Хтонь в пальто

– Поняли, все сделаем в лучшем виде! Можно ваш адрес, пожалуйста?

Когда Лютый устраивался хтонью в пальто, он слабо представлял, чего люди хотят от хтони. Казалось: непременно ужасов. Показать острые зубы давнему должнику, чтобы он отдал деньги или, на худой конец, умер от сердечного приступа. Или постучать в окно другу заказчика – обязательно ночью, чтобы он, живущий на девятом этаже, свалился с кровати; а заказчик наутро слушал эту историю и еле сдерживал смех.

Кто бы мог подумать, что люди не меньше хотят выпить с хтонью чаю и поговорить по душам!

Думал, на такие заказы ни за что не пойдет: он ужас и кошмар, а не светская дама! Но как-то раз пришлось: некому было ехать, – и неожиданно втянулся. Неожиданно ли? Хорошим слушателем был всегда, любил чужие истории; да и Вик говорил, как приятно пить чай, когда именно Лютый отвечает за атмосферу: язык сразу развязывается, и внутренние узлы распускаются.

Первое чаепитие, кстати, Лютый с ним и устроил: притащил в офис заварочный чайник и любимую травяную смесь, наполнил кружки и для пущего эффекта окутал теплом и чувством безопасности. Тут-то Вик, прежде отстраненный и даже слегка высокомерный, расслабился и рассказал про метания между человеком и хтонью, про депрессию и желание шагнуть в окно и про то, как наткнулся на вакансию агентства и побежал устраиваться.

Странно, что не выложил сразу историю про отрезанную руку. Или такое – только для близких знакомых? А они на тот момент едва ли считались близкими: общались не больше пары месяцев.

Но главное – Вику понравилось расслабляться за кружкой чая.

И людям нравилось тоже: однажды попросили именно его прийти на чаепитие – знакомые порекомендовали. Тогда приятно горели щеки, а Вик смеялся: «Смотрю, ты нашел себя!» – ни капли, впрочем, не обидно. Тем более что, может, он и правда нашел. Может, его предназначение – пить чай так, чтобы у людей оставались исключительно теплые воспоминания.

Поэтому сегодня, услышав про чаепитие, Лютый тут же закрыл книгу и пошел за пальто. Ему, в конце концов, несложно, а человеку будет приятно. И чужая история добавится в копилочку: не просто же так человек приглашает на чай именно хтонь?

– Вы, наверное, думаете, почему я никого из друзей не позвал?

– Думаю, – кивает Лютый, оглядываясь на пороге у заказчика. – Обычно люди зовут людей; да и хтонь денег стоит.

Квартира самая обычная, много таких видел, и если поначалу изучал каждую деталь, то теперь… Нет, взгляд все равно цепляется – за фотографию на тумбочке. Не у каждого в прихожей фотография стоит; интересно, почему именно здесь?

Заказчик – крепкий мужчина лет пятидесяти – запирает дверь, кивком указывает на вешалку и улыбается:

– Деньги для меня не проблема. А с людьми глупо вышло: сорвали из отпуска, завтра в срочную экспедицию. Брат с сестрой не могут, знакомых нет: кто не вернулся еще, кто снова уехал, у кого тоже командировка, – а я привык чаепитничать с кем-нибудь перед отъездом. И вдруг ваша реклама попалась. Ну и решил: с хтонью чай никогда не пил, почему не попробовать?

Вот это смелость! Некоторые несколько месяцев не решаются позвонить, а здесь – так сразу.

Лютый надевает предложенные тапки и обещает:

– Я спец по чаепитиям, посидим что надо. Скажите, а рассыпной чай у вас есть?

За пятнадцать минут, пока греется вода и заваривается малиново-мятный чай, они успевают познакомиться и перейти на «ты». Заказчика зовут Владимиром, и реклама агентства попалась ему в одной из соцсетей – надо же, а когда в очередной раз запускали, уже не надеялись, что сработает. Сарафанное радио и разбросанные по городу визитки всегда приносили больше клиентов, чем какая бы то ни было реклама. Что ж, из каждого правила бывают исключения.

Когда Лютый разливает по кружкам чай, на какое-то время повисает молчание. С одной стороны, оба жуют печенье – не говорить же с набитым ртом? С другой – что за напряженная атмосфера, где дружеские разговоры, ради которых и пригласили? Поэтому Лютый, мысленно раскинув на кухне шатер спокойствия и тепла, как бы невзначай напоминает:

– Ты говорил, что уезжаешь завтра. Что за экспедиция?

У Владимира загораются глаза, и Лютый улыбается: наконец-то. Людям нравится говорить о себе – а ему нравится слушать.

Следующий час пролетает так же стремительно, как тратятся деньги в день зарплаты. Владимир рассказывает о суровых лесных комарах, готовых сожрать до костей, об однажды заглянувшем в лагерь медведе, которого пришлось отпугивать грохотом кастрюль, о самой настоящей магии: в походе можно десять раз ноги промочить – и хоть бы хны, а в городе разок застудишь уши – и сразу шмыгаешь носом; и о прочих деталях геологических экспедиций. Лютый кончиком носа чувствует жар увлеченности и невольно отодвигается, чтобы не обжечься. Не каждому везет найти в жизни место, на котором будет настолько комфортно, а тут, глядите-ка, человеку улыбнулась удача. Впрочем, быть может, он с детства хорошо себя знал и никогда в решениях не сомневался; не то что некоторые…

На холодильнике висят фотографии: компания мужчин, одетых по-походному, сидит у палатки в лесу; они же, но у реки, чему-то смеются; Владимир в официальном костюме держит грамоту и медаль… И вдруг – женщина в обнимку с девочкой лет десяти на фоне моря. Кажется, те же, что и на фото в прихожей.

Жена и дочка? Ну а кто еще?

– Но вот какая ерунда, – глотнув остывшего чаю, вздыхает Владимир. – Я бесконечно люблю работу, а возраст все-таки берет свое: тяжело по экспедициям таскаться. Да и с семьей хочется быть, не срываться то и дело в срочные поездки. Вот сейчас, например, договорились вместе на море полететь, а мне через три дня пришлось вернуться. Соня… жена, в смысле, молчит, но по глазам вижу, как она недовольна.

– И что думаешь? – любопытствует Лютый. Предлагает тут же: – Еще чаю? – и, получив кивок, щелкает кнопкой чайника.

Отвечать Владимир не спешит, берет печенье, и Лютый всей хтонической стороной чувствует его колебания. Подталкивает не прикосновением – ощущением прикосновения: давай, расскажи, меня стесняться не надо.

– Хочу в офис попроситься: там тоже работы достаточно, да и предлагали однажды. Но не задохнусь ли в горе бумажек? Не сойду ли с ума в четырех стенах? Все-таки в лесу зелень, свежесть, я привык… И разрешат ли в поле вернуться, если пойму, что офис – не мое?

Помолчав, Владимир прибавляет шепотом:

– А еще… редко кто находит работу настолько по душе. Родители радовались, как у меня все удачно сложилось, я сам радовался. А теперь отказаться собираюсь. То есть не прям отказаться, но… Не будет ли это, ну, почти предательством? Не предам ли я того радостного себя?

Вот оно что.

Заварив по новой порции чая, Лютый заглядывает Владимиру в глаза:

– А не предашь ли ты нынешнего себя, если продолжишь в экспедиции мотаться? Сам говоришь, что тяжело и устал.