Худой мужчина. Окружной прокурор действует

— До Нового года?

— Завтра или даже сегодня.

— Я готова. — Она протянула мне чашку кофе. — Если хочешь, можем отправиться самолетом — и под самый Новый год будем дома.

Дрожащим голосом Дороти сказала:

— Я не врала вам, Ник. Я вам все рассказала, что… Пожалуйста, пожалуйста, не сердитесь на меня. Я так… — Она прекратила свои речи и разрыдалась.

Я почесал голову Асты и застонал.

Нора сказала:

— Мы все вымотались и очень взвинчены. Давайте отошлем песика вниз на ночь и заляжем спать, а поговорим, когда отдохнем. Пойдем, Дороти. Я тебе в спальню кофе принесу и дам ночную рубашку.

Дороти встала, сказала мне:

— Спокойной ночи. Извините меня, я такая глупая, — и вышла вслед за Норой.

Когда Нора вернулась, она уселась на пол рядом со мной:

— Наша Дорри все еще рыдает и хнычет — дневную норму добирает. Разумеется, судьба сейчас к ней не очень-то благосклонна, но все-таки… — Она зевнула. — И какова же ее ужасная тайна?

Я сказал ей все, что услышал от Дороти.

— Похоже на брехню.

— Почему?

— А почему нет? Разве мы от нее что-нибудь другое слышали? — Нора опять зевнула. — Сыщик, может быть, этим и удовольствуется, но для меня все это не слишком убедительно. Слушай, а почему бы нам не составить список всех подозреваемых, всех мотивов и ниточек, не сверить их…

— Вот ты и составляй. Я спать иду. Мамаша, а что такое «ниточка»?

— Ну, например, когда сегодня вечером Гилберт на цыпочках подошел к телефону, а я была в гостиной и он подумал, что я сплю, и попросил телефонистку ни с кем не соединять до утра.

— Так-так.

— Или когда Дороти обнаружила, что ключ от дома тети Алисы был все время при ней.

— Так-так.

— Или когда Стадси толкнул Морелли под столом, когда тот заговорил о пьянице-родственничке этого, как его, Дика О'Брайена — ну о том, с которым водилась Джулия Вулф.

Я поднялся и поставил чашки на стол:

— Не знаю, как может самый гениальный сыщик на что-либо рассчитывать, не имея тебя в женах, но ты все же перебираешь. Что Стадси толкнул Морелли под столом, это как раз то, чего не стоит брать в голову. Скорее уж есть смысл подумать, зачем они задали такую трепку толстяку: чтобы мне не досталось или же чтобы мне не сказали чего лишнего?

XXVI

В четверть одиннадцатого Нора стала меня трясти, и я проснулся.

— К телефону, — сказала она. — Звонит Герберт Маколей, говорит, что очень важно.

Я пошел в спальню, ибо ночевал в гостиной, к телефону. Дороти крепко спала. Я буркнул в трубку:

— Алло.

Маколей сказал:

— До обеда еще далеко, но мне надо срочно с тобой повидаться. Можно прийти?

— Конечно. Приходи к завтраку.

— Я уже завтракал. Ты тоже перекуси, а я буду через пятнадцать минут.

Дороти чуть-чуть приоткрыла глаза, сонным голосом изрекла:

— Поздно уже, — перевернулась на другой бок и забылась сном.

Я плеснул холодной водой на лицо, на руки, почистил зубы, причесался и вернулся в гостиную.

— Он сейчас придет, — сообщил я Норе. — Он уже завтракал, но лучше закажи для него кофе. А я желаю куриной печенки.

— Я на ваш банкет приглашена или…

— Конечно. Ты ведь знакома с Маколеем? Неплохой парень. Меня ненадолго прикомандировали к его отряду под Во, а после войны мы разыскали друг друга. Он мне пару дел подбросил, включая и Винанта. А как насчет по маленькой, горлышко промочить?

— Почему бы тебе сегодня не побыть трезвым?

— Не затем мы приехали в Нью-Йорк, чтобы ходить трезвыми. Хочешь сегодня на хоккей?

— Вполне.

Она налила мне стаканчик и пошла заказывать завтрак. Я просмотрел утренние газеты. Там писали о том, что Йоргенсена задержала бостонская полиция, и об убийстве Нунхайма, но больше места занимали новейшие обстоятельства «гангстерской войны в Хелл-Китчен» (такое название придумали в бульварных газетках), арест «принца Майка» Фергюссона и интервью с загадочным Джефси, участником переговоров с похитителями сына Линдберга.

Маколей и коридорный, который привел Асту, прибыли одновременно. Маколей понравился Асте: в его ласках чувствовалась твердая рука, а всяких нежностей она не любила.

В то утро у него заметно проступили складки вокруг рта и щеки утратили румянец.

— Откуда у полиции эта новая линия? — спросил он. — Они считают… — Он остановился, потому что вошла Нора. Она уже оделась.

— Нора, это Герберт Маколей, — сказал я. — Моя жена.

Они пожали друг другу руки, и Нора сказала:

— Ник распорядился, чтобы я заказала для вас только кофе. Может быть…

— Нет, спасибо. Я только что позавтракал.

Я сказал:

— Так что насчет полиции?

Он замялся.

— Норе известно практически все, что известно мне, — заверил его я. — Так что если это не что-нибудь такое…

— Нет-нет, ничего такого, — сказал он. — Только ради самой же миссис Чарльз. Не хотелось бы давать ей повод тревожиться.

— Тогда выкладывай. Ее тревожит только то, чего она не знает. Так что за новую линию взяла полиция?

— Сегодня утром ко мне зашел лейтенант Гилд, — сказал он. — Сначала он показал мне обрывок цепочки от часов с ножичком. Он спросил, не видел ли я ее раньше. Я ответил, что, кажется, видел похожую у Винанта. Тогда он спросил, могла ли она каким-нибудь образом попасть к кому-то другому. И после всяких околичностей я начал понимать, что под кем-то другим он понимает либо тебя, либо Мими. Я сказал ему: а как же, Винант, мол, мог передать ее любому из вас, ее можно было выкрасть, или найти на улице, или получить от кого-нибудь, кто выкрал или нашел на улице, или от кого-нибудь, кому Винант ее дал. Можно было бы и другими путями заполучить. Но тут он понял, что я его дурачу, и не дал мне распространяться про эти другие пути.

На щеках Норы проступили пятна, а глаза потемнели:

— Вот идиот!

— Ну-ну, успокойся, — сказал я. — Может быть, надо было предупредить тебя: он гнул в эту сторону еще вчера. По всей видимости, это моя добрая старая подружка Мими его слегка подначила. А на что еще он свой прожектор навел?

— Он интересовался… В общем, он спросил: «Как по-вашему, Чарльз и эта девчонка Вулф и в последнее время крутили роман или это для них уже пройденный этап?»

— Узнаю ручку нашей Мими, — сказал я. — И что ты ему ответил?