Худой мужчина. Окружной прокурор действует
Шрифт:
Один из фараонов рассмеялся.
— Боже мой, — сказал он восхищенно. — Вот крепкая баба!
Она улыбнулась ему и встала. Когда она посмотрела на меня, улыбка сошла с ее лица.
— Ник, ты…
Я ответил, что, по-моему, это пустяки, и расстегнул то, что осталось от пижамы. Пуля Морелли прорыла канавку, дюйма четыре, под левым соском. Оттуда текло много крови, но рана была неглубокая.
Морелли сказал:
— Жаль. Не повезло. Пару дюймов повыше — и все было бы как надо.
Фараон, который восхищался Норой, высокий, рыжеватый, лет сорока восьми — пятидесяти, в сером костюме,
Кайзер, управляющий «Нормандией», сказал, что вызовет врача, и направился к телефону. Нора побежала в ванную за полотенцами.
Я положил полотенце на рану и прилег.
— Суетиться не надо, я в порядке, подождем врача.
Как же это вас сюда занесло?
Полицейский, который ударил Морелли, сказал:
— Да вот услыхали случайно, что тут образуется вроде как сборный пункт для семейства Винантов, адвоката его и всяких прочих.
Вот мы и решили — посмотрим-ка за этим местечком, на случай если он сам сюда заявится. А сегодня утром этот вот паренек — он тут для нас вроде как сторожил — увидел, как эта пташка сюда впорхнула. Он, стало быть, звонит нам, мы прихватываем с собой мистера Кайзера, поднимаемся — и считайте, что вам крупно повезло.
— Да, крупно повезло, а то еще, неровен час, и не подстрелили бы.
Он подозрительно посмотрел на меня. Глаза у него были светло-серые, водянистые.
— Этот типчик что, ваш дружок?
— В первый раз его вижу.
— Чего ему от вас надо было?
— Пришел сказать, что не убивал Вулф.
— А вам-то что?
— Да ничего.
— А он как думает?
— У него и спросите.
— Я у вас спрашиваю.
— Спрашивайте на здоровье.
— Ладно, спрошу о другом: вы намерены заявить, что он на вас покушался?
— На это тоже не могу сразу ответить. Возможно, это был только несчастный случай.
— Ладно. Времени у нас полно. Боюсь, придется задать вам побольше вопросов, чем мы предполагали. — Он обернулся к одному из своих спутников, всего их было четверо: — Мы эту хазу обыщем.
— Только с ордером, — сказал я ему.
— Вы так считаете? Давай, Энди. — И они начали обыск.
Пришел врач — невзрачный, хилый, гнусавый человечишка, посопел, покудахтал возле меня, остановил кровотечение, наложил повязку и поведал мне, что если я полежу пару дней, то никаких основании для беспокойства не будет. Никто ничего ему не стал рассказывать. К Морелли его не подпустили. Ушел он еще более блеклым и пришибленным, чем пришел.
Рыжеватый полицейский вышел из гостиной, держа одну руку за спиной. Подождав, когда уйдет зрач, он спросил:
— Разрешение на хранение оружия у вас есть?
— Нет.
— Тогда как насчет этого? — И он достал из-за спины тот самый пистолет, который я отобрал у Дороти Винант.
Мне нечего было сказать.
— Об акте Салливэна слыхали? — спросил он.
— Да.
— Значит, положение свое понимаете. Оружие ваше?
— Нет.
— Чье?
— Сразу не упомнишь.
Он положил пистолет в карман и сел на стул возле кровати.
— Послушайте, мистер Чарльз, — сказал он, — по-моему, мы оба делаем не то, что надо. Я с вами ссориться не хочу, да и вы на самом деле не хотите ссориться со мной. Вы, пожалуй,
не очень-то здорово себя чувствуете из-за этой дырки в боку, так что пока не буду вас беспокоить, отдохните немного. Тогда, может, и потолкуем как следует.— Спасибо, — сказал я, и сказал не кривя душой. — Мы купим чего-нибудь выпить.
— Разумеется, — подтвердила Нора и поднялась с краешка кровати.
Крупный рыжеватый человек проводил ее глазами, с серьезным видом покачал головой и не менее серьезно сказал:
— Ей-Богу, сэр, вы счастливый человек. — Он протянул руку: — Меня зовут Гилд. Джон Гилд.
— Мое имя вы знаете. — Мы пожали друг другу руки. Нора вернулась с подносом, на котором стояли сифон, бутылка виски и стаканы. Один из них она хотела дать Морелли, но Гилд остановил ее.
— Страшно любезно с вашей стороны, миссис Чарльз, но по закону арестованному можно давать алкоголь или наркотики только по предписанию врача. — Он посмотрел на меня: — Ведь так?
Я сказал, что так, и мы выпили.
Гилд поставил пустой стакан и встал.
— Придется мне взять эту пушку с собой, но об этом не тревожьтесь. Вот поправитесь, тогда и наговоримся вдоволь. — Он взял руку Норы и неловко над ней склонился. — Надеюсь, вы не обиделись, что я тут про вас сказал, но я хотел сказать…
Нора умеет очень мило улыбаться. Ему она послала одну из милейших своих улыбок:
— Обиделась? Что вы, я была польщена.
Она проводила полицейских с арестованным до дверей. Кайзер ушел несколькими минутами раньше.
— Он очень мил, — сказала она возвратившись. — Сильно болит?
— Нет.
— Это ведь я во всем виновата?
— Чепуха. Может, выпьем еще?
Она налила мне:
— Я бы сегодня на это дело не налегала.
— Не буду, — пообещал я. — Неплохо бы селедочки на завтрак. А теперь, когда наши беды хоть и ненадолго, но вроде бы позади, пускай нам приведут нашу псину, стража нашего нерадивого. И попроси телефонистку ни с кем нас не соединять, а то еще газетчики понабегут.
— А что ты намерен сказать полиции по поводу пистолета Дороти? Что-то ведь сказать придется.
— Пока не знаю.
— Ник, скажи мне — я очень глупо себя вела?
— В меру.
Она рассмеялась, обозвала меня греком паршивым и пошла звонить.
IX
Нора сказала:
— Тебе просто похвастаться захотелось. А зачем? Я же знаю, что от тебя пули отскакивают. Мне-то этого доказывать не нужно.
— От того, что я встану, хуже не будет.
— А если хоть денек полежишь, тоже хуже не будет. Доктор сказал…
— Если бы он хоть что-то понимал, он бы себе насморк вылечил. — Я сел и спустил ноги на пол. Аста принялась щекотать их языком.
Нора принесла мне тапочки и халат.
— Ладно, железный человек, вставай, раз уж хочешь кровью ковер запачкать.
Я осторожно встал. В общем, все обстояло нормально — надо было не слишком активно двигать левой рукой и держаться подальше от лап нашей Асты.
— Ну подумай здраво, — сказал я. — Впутываться во все эти дела я не хотел и не хочу. Но много ли я выиграл от своего невмешательства? Теперь мне так просто из игры не выйти. Надо бы во всем разобраться.