Художник моего тела

Я выпрямила спину.

«Спроси его строго, но вежливо».

Я сделала глубокий вдох.

«Не позволяй ему менять тему или спорить».

Мой взгляд упал на пешеходный проход. Дверь оставалась закрытой, но в щель между внутренним и внешним пространством скользнуло что-то белое.

Подойдя к граффити, я зашипела от своих новых синяков и наклонилась, чтобы забрать большой конверт.

Я нахмурилась, разглаживая пустой бланк без указанного на нем адреса.

Возможно, у Гила не было почтового ящика? Может, почтальон всегда доставлял корреспонденцию таким образом?

Выпрямившись, я подняла руку, чтобы постучать. Чтобы покончить с этим противостоянием. Но мой взгляд снова скользнул по конверту, и пальцы пробежались по невидимому содержимому.

Без адреса... чудно.

Незапечатанный... странно.

Плотный.

Гладкий.

Возможный ключ к... чему-то.

Нарушая закон и доверие Гила, я закинула сумочку на плечо и открыла отклеившийся конверт.

Затаив дыхание, я вытащила одинокий листок бумаги и фотографию.

У меня в легких тут же испарился весь кислород.

Кровь превратилась в мокрый снег, а сердце — в безжизненный камень, когда я прочитала ужасающую угрозу. Угрозу, адресованную художнику по телу, но предназначенную для его живого холста.

Мне.

Её.

Сегодня вечером.

Больше никаких оправданий.

Время выбирать.

Либо она, либо я навсегда лишу тебя твоей самой драгоценной любви.

Простые предложения были набраны жирным шрифтом и набраны жутким черным цветом. Приказ, а не просьба.

Я проглотила крик, уронив бумагу и сжав фотографию.

Мою фотографию.

На ней я выходила из офисного здания сегодня вечером, скрыв волосы под серым шарфом и удаляясь прочь быстрыми и крадущимися шагами.

Тревога и страх разбили в моих венах кристаллы льда, устремив огонь в сердце. Я больше не стояла, застыв, на крыльце Гила, а отшатнулась назад, пытаясь разгадать эту новую загадку.

Но дверь открылась.

Дверь открылась, и там стоял Гил.

И мы встретились глазами, полными вселенской тоски.

Его взгляд упал на фотографию в моих руках.

Гил побледнел.

На его лице отразилась мука.

Он почти что упал на одно колено.

Почти.

Объятый волной отчаяния и ужаса, Гил вцепился рукой в дверной косяк, удержавшись в вертикальном положении. Горло у Гила сильно напряглось, как будто его вот-вот вырвет. Глаза наполнились слезами, он покачал головой и сорвавшимся голосом пробормотал что-то непонятное.

Его абсолютное горе напугало меня больше всего на свете.

Это была правда.

Вот доказательства, которые мне были нужны.

Гил не был убийцей.

Но он был в этом замешан.

Как-то.

И сейчас… в этом была замешана и я.

Я попятилась, бросив фотографию в его сторону.

— Не прикасайся ко мне. Не подходи.

Мой голос заглушил его страдание, и Гил склонил голову в знак поражения.

Когда мы снова встретились взглядом, в его зеленых глазах больше не было слез. Не было мучений. Только глубочайшее, безмерное горе.

— Олин...Я пытался тебе дозвониться.

— Мне нужно было время подумать.

— Я позвонил, чтобы сказать тебе держаться от меня подальше. — Его голос сорвался от ярости. — Какого хрена ты вернулась? Ты не должна была возвращаться.

— Нам нужно было поговорить.

— Нам не нужно больше видеться. — Гил так сжал переносицу, будто его разом подкосили все головные боли в мире. — Я оставлял сообщения. Я говорил тебе...

Выйдя из своего склада, он направился ко мне.

— Я пытался тебе сказать. Я предупреждал тебя. Я…

— Не приближайся. — Я вскинула вверх руку, образуя между нами стену. Стену, отгораживающую нашу подростковую трагедию и несостоявшийся зарождающийся роман. — Я ухожу.

Он снова покачал головой, печально, медленно.

— Лучше бы ты никогда не появлялась. Тогда у меня не было бы выбора.

— Забудь, что я это сделала. Я уйду. Сейчас же.

Гил разжал и сомкнул руки. Его взгляд упал на лежащую на земле фотографию. На мгновение он кивнул, как будто соглашаясь. Соглашаясь, что мое исчезновение — это единственное что можно сделать. Что он выбрал меня, невзирая на последствия.

Но затем Гил закрыл лицо руками и закричал. Он ревел от беспомощности. Ревел в своей ловушке, из которой не мог выбраться.

И он выбрал не меня.

Он выбрал альтернативу.

Гил смирился с тем, что моей жизни конец, даже когда я изо всех сил пыталась убедить его в обратном.

Он сделал шаг ко мне, вскинул голову, и на его лице отразилось отчаяние.

— Я не могу позволить тебе это сделать.

Я попятилась, мое сердце сжалось от ужаса.

— Гил... дай мне уйти.

— Если бы я мог. — Он преследовал меня. Охотился на меня. Полный скорби и побежденный. Твёрдый в своем решении и подавленный. — Мне так жаль, О. Так, так чертовски жаль.

— Почему ты извиняешься? Что ты натворил?

Гил подавился словами, слишком ужасными, чтобы их произнести. Он проглотил их вместе с какими быто ни было намеками на парня, который защищал меня во времена нашей юности. — Мне нужно, чтобы ты сейчас зашла внутрь.

— Я никуда с тобой не пойду.

Он изобразил полуулыбку, источавшую гибель.

— У тебя нет выбора. Больше нет.

— У меня всегда есть выбор.

Его голос понизился до шепота. До шепота, который был хуже любого крика и проклятия.

— У тебя был выбор, когда жизнь лишила тебя танцев? Был выбор, когда в школе я тебя бросил?

— Ты не можешь это изменить. В этом у меня есть выбор.

— Ошибаешься. — Гил поднял руку и коснулся моей щеки.

Я вздрогнула от его прикосновения, но он продолжал преследовать меня, пока его ледяные пальцы не впились в мою плоть. Он держал меня нежно, но крепко. Ласка любовника сквозь туго обвивающие меня цепи.