Хулиганка и бунтарь
Шрифт:
«Мокрая драная кошка, — с грустью отметила она, столкнувшись со своим отражением в следующей витрине. — Никому не нужная и нелюбимая».
Люся принесла на работу грязь и уныние.
— Ну как, повеселилась? — участливо спросила Катя.
— Настроение — растрёпанный синтаксис.
— Это видно. По твоей причёске.
Люся взъерошила мокрые волосы и страдальчески скривилась:
— Ещё и голова болит.
—
— Сильно заметно, что у меня глаза опухшие?
— Достаточно.
— Я с утра хотела к ним огурец приложить, но у меня только солёный был. Наверное, он как-то не очень помог.
— Наверное, — в ужасе кивнула Катя.
Люся заметила у неё раскрытую книгу.
— Что читаешь?
— «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Фридриха Энгельса. Надо хоть немного развиваться, а то я прямо чувствую: диплом получила, и всё, мозг усох за ненадобностью.
— У меня, кажется, тоже мозг усыхает.
— Не-ет, это по-другому называется. Это у тебя, подруга, сушняк.
— Лёша, у нас в холодильнике есть что-нибудь попить? — спросила Люся у выходящего из кухни коллеги.
— Есть. Водка.
С нечувственным стоном Люся упала на стул.
— О Господи, что за жуткая музыка?
— Твой телефонный агрегат, — сказала Катя.
Мобильный Люси надрывался, издавая пугающие звуки саундтрека к «Психо» Хичкока.
— Это Чёрный Человек, — расстроилась Люся.
— Что, брать не будешь?
Люся покачала больной головой.
— Лучше б ты мозгоклюя своего так не брала.
— КТО-НИБУДЬ, ОТКЛЮЧИТЕ ЭТУ МЕРЗКУЮ МУЗЫКУ! — взывали из-за перегородки.
— Катька, ты не помнишь, как у меня звук отключается? — засуетилась Люся.
— Без понятия. Да ответь же ты ему!
— Не могу — я его не хочу!
— Да какая ж это сволочь звонит?! — возмутились из дальнего угла.
— Это Вася! — криком ответила Катя.
— Так чего вы его не берёте?!
— Васю никто не хочет.
— ПОЧЕМУ НИКТО НЕ ХОЧЕТ ВАСЮ?
Люся нервничала и кусала губы.
— Дурацкий телефон! Я не помню, как здесь убирается звук.
— Тогда возьми и сбрось, — устало прошипела Катя.
— Я не могу, мне стыдно…
— Слушай, Лысюк, — грозно донеслось из кухни, — либо ты отрубаешь телефон, либо я разбиваю его вместе с твоим Васей!
И Люся взяла.
— Да!
Чече был оригинален, но не своевременен:
— Привет. Могу я поговорить
с самой обаятельной девушкой на свете?Люся с жалостью взглянула на себя в зеркало.
— Э-э… Вы не туда попали. — И отключилась.
Через три месяца молчания снова объявился Денис. Он приехал, как всегда, без цветов — зато с ворохом пустых обещаний.
— Люсёнок, ты прости меня за всё. Мне только ты нужна. А с Надей я расстался… Честно…
Слова тонули в жаре вздохов.
Наутро он ушёл, мимолётом чмокнув её в щёку.
— Целовнул и был таков, — заключила Люся свой рассказ.
— И что дальше? — хмуро спросила Катя.
— Тишина — ни звонков, ни смс.
— Лысюк, сколько это может продолжаться?
— Не знаю.
— Тебе же почти удалось прийти в себя. Работа, новая жизнь, и вдруг опять этот идиот Достоевского нарисовался. Ты скажи, зачем ты ему дверь открыла?
— Я его люблю. Когда он приходит, в мою жизнь возвращается счастье.
— Фантазёрка. В твою жизнь возвращается кошмар!
— Но с ним меня как будто солнцем пригревает, а без него мне холодно, тоскливо…
— Ой, хватит оправдываться.
— Я не оправдываюсь, я утешаюсь.
— Люська, это не любовь! — оборвала Катя. — Это смертельно опасная болезнь, и её надо лечить. Денис — раковая опухоль на твоей жизни, но хирургом можешь быть только ты. И если уж резать, то по живому и сразу.
Через неделю Денис снова явился с ночным визитом. Он начал приставать, но Люся намекнула на то, что секса сегодня, вероятно, не будет. В этот раз, сама себе немало удивляясь, она была почти тверда — не подпускала к телу и требовала определённости.
«Пусть знает моё мнение, и мне плевать, если оно ему не нравится!» — подумала Люся.
— Денис, давай поговорим.
— Зачем? — не понял Денис.
Эта циничность больно резанула Люсю по сердцу, но отступать она не собиралась:
— Денис, ты, наверное, думал, что у нас симбиоз, а у нас… дурдом. Это тебе удобно, а мне… мне плохо.
— Правильно говорят, хочешь испортить отношения — поговори о них, — пробурчал Денис.
— Разве у нас есть отношения?
— Люсёнок, тебя что-то не устраивает?
— Всё не устраивает.
— Ну если всё, тогда я пошёл. — Он повернул к двери.
— Подожди! — Люся не любила, когда жизнь ставила её перед выбором, не любила чувствовать его безраздельную тяжесть и чуждую ей ответственность.
Он обернулся, выжидал.
— Мне остаться?
«Да… Нет… Да… Нет!»