Хуррит

Первые дни все были полны оптимизма — парсы, которым я обещал железные ножи, ознакомившись с опытными образцами, буквально рыли землю руками. Но дни проходили, все образцы камней Этаби браковал. Я и сам не знал, как выглядит в природе железная руда. Постепенно расширяя круг поисков, мы уже перешли на следующую горную цепь. Временный лагерь пришлось переместить, к большому удовольствию жителей деревушки.

Здесь я впервые видел парсов на охоте — Халы оказались ловкими охотниками. Трое посланных за добычей вернулись с огромным туром, едва дотащив его до нашей стоянки. Мясо тура мне не понравилось — было насыщенно красное и жестковатое.

К вечеру пятого дня энтузиазм «геологов» ослаб — за вечерней трапезой уже не слышались радостные разговоры. Устроив вертел, парсы готовили целую тушку козы, попавшейся сегодня на охоте. Лучники были в дефиците, но двоих Тард нам выделил.

Сегодня стоянка была на новом месте у подножья горы со срезанной верхушкой. Бесплодные поиски, продолжающиеся уже пять дней, все больше склоняли меня к мысли о поездке в Кулиш. Моих сиклей было достаточно, чтобы вдоволь закупиться рудой, тем более, кузнецы хеттов к ней не благоволили. Но оставалась проблема — четыре дня пути, чтобы доставить ее в Хал. Отсюда тоже было неблизко, но была речка. Если сплавлять руду по течению вниз на плотах, расстояние не имело большого значения. Первоначальная идея быстро освоить производство стали пока оставалась недостижимой без главного компонента — железной руды.

— Долго мы еще здесь останемся? — Саленко уже заскучал по своей Наик.

— Обследуем эту цепь гор — если не найдем, придется искать другой вариант.

Я не говорил Саленко про Кулиш, об этом мы разговаривали только с кузнецом.

— Пара дней, если не найдем — сворачиваемся, — я откинулся на спину, прерывая разговор. Жизнь в глухой деревушке у озера была монотонной, и если я еще был чем-то занят, то Аде приходилось хуже. Ее дни были похожи один на другой, как две капли воды.

Встать утром, приготовить незамысловатую еду из ограниченного числа продуктов, подоить коз. Одна коза принесла приплод, доведя число животных до четырех. Иногда я брал ее на рыбалку — скорее, чтобы развеялась, чем рассчитывая поймать рыбу для пропитания. Мне даже приходила в голову идея перекрасить ее волосы — красный цвет бросался в глаза, притягивал взгляды магнитом. Саленко что-то говорил про то, что хеттская богиня имела такой цвет волос. Даже предупреждал, что волосы Ады могут воспринять как насмешку над богиней, если увидят хетты. Халы хоть и относились к хеттам, все же немного отличались как по менталитету, так и по верованиям, являясь больше солнцепоклонниками.

Все праздники Халов были связаны с солнцем — в этих широтах без небесного светила редко выпадал день. В пасмурные дни, когда не было видно солнечного диска, Халы не работали. Зажигая костры, они плясали вокруг него, периодически вскидывая руки к небу. Ритуал назывался «сиаахур» и был призван помочь солнцу пробиться сквозь тучи и облака. В мифологии Халов тучи и облака охотились за солнцем, пытаясь его поглотить. Но всемогущий «иира» — солнце — всегда побеждал своих врагов, особенно когда ему помогали Халы, разжигая костры и устраивая танцы.

Именно это обстоятельство, солнцепоклонение Халов, было главной причиной того, что хетты редко наведывались в эту деревушку, презрительно называя Халов «маиира». Дословного перевода Саленко не удалось узнать, сами Халы хранили табу на это слово, уходя от ответов. Археолог предположил, что это означает что-то типа «солнечные ублюдки» и, возможно, был недалек от истины.

— Арт, еда готова, — вырвал меня из размышлений голос Саленко, — Пахнет божественно.

Поднявшись, вытащил свой бенчмейд, отрезая себе прожаренный ломоть с задней ноги. Угли давали такой жар, словно их поддувал своим гигантским горном Этаби, последовавший моему примеру. Только после Саленко парсы принялись отрезать себе ломти, используя нож кузнеца.

— Какой странный цвет у этих углей, — мы устроили костер на небольшой прогалине. Проследив за взглядом Саленко, понял, о чем он говорит: среди красных углей, часть из которых подернулась серой пленкой золы, выделялось несколько ярко-желтых точек, резко контрастируя с остальными углями. Подобрав ветку, стукнул по углям — взвились красные искры, но желтые точки не изменили цвет и не рассыпались.

Заинтригованный, попробовал вытащить желтые угли из основной массы, но ничего не получилось, словно они там намертво припаялись. Взяв сук потолще, приложив силу, вытащил из углей что-то странное. Бесформенная масса, довольно тяжелая для своих размеров, с яркими желтыми вкраплениями.

— Эшк! — взревел Этаби, бросая недоеденный кусок мяса. Буквально отстранив меня в сторону, кузнец стукнул своим малым молотом по куску камня с желтыми точками. Звук отличался от сухого удара по камню, приглушенный и с оттенком металлического. Земля под этим странным куском амортизировала, и двумя палками, вспыхнувшими от высокой температуры, Этаби передвинул находку на каменистый участок. Размахнувшись, ударил — несколько искр брызнуло в сторону, но кусок не поломался, не рассыпался, как должно было произойти. Более того, я даже услышал звук, отдаленно похожий на металлический.

— Эшк, — в голосе кузнеца слышалось нескрываемое удовлетворение. На минуту я потерял дар речи — неужели мы нашли то, что искали? Начинало темнеть, поиски руды ночью были невозможны. Но если мы наткнулись на кусок породы, рядом должна быть жила. Ликование охватило остальных Халов, всем не терпелось продолжить поиски, несмотря на темноту, окутывавшую нас.

— Мне повезло, — мечтательно протянул Саленко, устраиваясь рядом со мной на куче опавшей листвы. — Из восьми миллиардов населения планеты я буду одним из нескольких, кто увидит начало железного века и сам примет в этом участие.

— Не забудь отчитаться в свою Академию Наук, — поддел я археолога, но тот только рассмеялся:

— Ну что ты за человек, Арт? Вот останься мы в своем времени, что бы нас ждало?

Я продолжал бы раскопки, может, даже стал бы доктором наук к шестидесяти годам. Женился бы, родилось бы пара детей, у которых совсем другие взгляды на жизнь и ценности. Заработал бы кучу болячек и тихо умер в возрасте семидесяти, не замеченный никем, кроме семьи и коллег по работе.

— А чем плоха такая жизнь?

Приподнявшись на локте, я посмотрел в лицо мечтателю.

— И чего большего ты сможешь сейчас? Останешься бессмертным? Или болезней не будет? Одна травма — и ты инвалид, нет здесь ни пособия по безработице, ни пенсии по инвалидности. Можешь себя обеспечивать — будешь жить. Как не сможешь — умрешь.

— Сейчас лучше тем, что, обладая знанием современного человека, мы можем творить историю, — Саленко сел, собираясь продолжить.

— А как же эффект бабочки? Как тот фильм, где одна бабочка изменила цивилизацию?

— «И грянул гром», — напомнил археолог, нисколько не смущаясь. — Я изменил свои взгляды, признаюсь, был неправ. Возможно существование разных временных линий — наш мир не может измениться, потому что если изменения в этом мире привели бы к изменению будущего, нас бы здесь не было.

Это было слишком сложно для меня — минут десять Саленко рассказывал, приводил примеры, но мои мысли занимало другое. В моих планах было наладить выпуск настоящих стальных мечей, шашек, сабель. При этом секрет производства должен был оставаться тайной.