Хватит ли на всех пирацетама

По всей передней стене на двух уровнях шли лозунги. ЕШЬТЕ ОВОЩИ! ОВОЩИ - ОСНОВА ЖИЗНИ. Плакаты и наставляли по-отечески: В РАСТИТЕЛЬНОЙ ПИЩЕ КОЛИЧЕСТВО ФЛОГИСТОНОВ МАКСИМАЛЬНО, и подшучивали: КАПУСТА - ЛУЧШАЯ ПЕЧЕНЬ, применяли и пряник: ВЕГЕТАРИАНЕЦ - ПОЛНОПРАВНЫЙ ХОЗЯИН БУДУЩЕГО, и кнут: СМЕРТЬ МЯСУ! Под этими призывами (тщетными, как я вывел из нашего рациона) располагались пояснения в виде красочных картинок: пышущий здоровьем бордовый арбуз в разрезе, состоявший из невообразимого числа "флогистонов", напоминающих среднее между семенами и головастиками; куриный окорочок, который был до того тощий, что все головастики из него давным-давно эмигрировали.

Тут, наконец, из поварской вышел мальчик-поваренок в белом колпаке и, привычно лавируя в проходах, приближался к нам. Я наклонился к принцу и шепнул:

– Помидуровский?

– А? Так точно, Федя. Ну, я тогда пошел, бывай.

Мы крепко пожали друг другу руки и Ништяк с достоинством удалился в сторону лазейки в стене. Начищенная обувь блестела на свету, обжигая глаза. Я повернулся к мальчику.

– Добрый день!
– еще не подошед, вежливо заметил тот.

– День добрый, - щегольнул я.

Паренек весь скроен был так ладно и аккуратно, что глядеть было любо-дорого. Он аккуратно переставлял ножки, аккуратно держал личико и говорил так завораживающе, что содержимое слов скромно отходило за кулисы и благополучно забывалось - совсем как у некоторых трибунов. Его улыбка...

Вернулся дон Феодосий и с гневом прогнал очарованный глаз души.

– Как вы сказали?
– переспросил я.
– Не расслышал.

Мальчик повторил. Выходило типа того, что он здесь, де, Юра, но это, мол, де-юре. А на самом деле - он Вася, елки-палки, Василий Заодно, практикант Дегустатора, первого заместителя высочайшего придворного Повара господина Помидура.

– А-а-а...
– протянул я.
– Ну, пошли?

– Пойдемьте.

Поварская часть столовой не гласно, а перегородкой делилась на две половины: где готовили, и где отдыхали те, кто готовили. Вот туда мы и двинулись.

Еще издалека я почувствовал неладное. Кто-то коряво декламировал прозу.

– ...тогда протянул он депешу..." Эй! Вы чево тэм выкручиваете! Смотрите у мене!.. Эта... "В моем лице не видишь ли изъяна?" - "Вижу, генерал! Чирьи и рубцы. Былых сражений, видимо, воспоминанья?"

Мы с разбегу ввалились в комнатушку. Я застыл. Там стоял стол, окруженный печальными ребятами (нельзя, нельзя в столь раннем возрасте быть такими поникшими), а напротив у окна в незаправленной постели на груде подушек покоилось нескромных размеров тело. В одной руке оно с пафосом держало за грифель карандаш, а в другой - раскрытый детектив.

Королевский Дегустатор! Раньше о нем складывали легенды, в которых быль спешила перерасти небыль и наоборот. Он бывал героем, бывал гением. Он первым стал кавалером Творческого ордена. Раньше он успевал повсюду. Он перебрал миллион профессий и везде побеждал; раньше он был гейзером идей и изобретений - его знали все. Теперь его не любил никто. Может быть просто помнили - читать детективы и жить с казенного котла смогут многие.

– Вот вы послуш у мэне. Сочиняемс..."По дебрям шныряли будущие бифштексы и отбивные, а в гнездах парились будущие омлеты". Каково? Гэниально!

– Гм-гм, - покашлял я, пытаясь привлечь его внимание. Поварята стояли, потупив глаза.

– ... А вот ишо, так скать. "В свете дней прошедших лет сочинил такой куплет: вот он я, а вот он лес, что расплылся до небес, заслонив и люд и смрад; всякий рад, а я не рад". Так-то вота.

– Извините пожалуйста!

– уже громко сказал я. Патетический карандаш в руке его дрогнул.
– Меня зовут Феодос Блюмбель и я прилетел...

Вздрогнул сам Дегустатор.

– Хорошо, - проговорил он.
– "Повылазили жлобы, здоровенные столбы и попёрли, и попёрли в кан-це-ля-ри-ю!" Значить, Блюмбель?
– переспросил. Прэвосходно, прэвосходно! Мне о тебе Помидур тут приходил, орал чего-то, руками размахивал, скотина... Эй, робяты!
– обратился он к мальчишкам-практикантам.
– Там ничего спробовать не надо?

– Нет, - робко ответил кто-то.
– Только остывшее суп-пространство с неравномерным непериодическим распределением твердообразной материи. Если, правда, подогреть с помощью турбулентной конвекции.

– Не-а, - глухо отозвался Дегустатор и, неожиданно заметив Васю Заодно, воскликнул: - Васек! А как тамочки с тортом делишечки, э?

Вася погрустнел и ответил:

– Я никак не могу найти коэффициент при минус первом члене лорановском разложении в ряд функции добротности услада в зависимости от сахарин-переменной.

Дегустатор зло поднатужился и, оторвавшись от подушек, сел кровати.

– Че вы мене здеся цифрами оперируете, - нахально.(Я, о-прежнему, как дурак стоял у порога)- У мене... аа... своих хватает покамись, - он покрутил пальцами у виска и неожиданно обратился ко мне: - Блюмбель, садись, потолкуем о том, ээ... о сем, - он похлопал ладошкой по одеялу возле себя, как иногда подзывают собачек. Я подошел чуток и облокотился о стену. Мне тоже стало грустно.

– И мне, - срыгнув, сказал Дегустатор, - мне теперича, Блюмбель, уже все отысячечертело. А вот раньше, еще в самобытность мою коммерческим директором пивзавода... Эх, что за люди теперь пошли! Нисколько не уважают. А ведь меня выжигали хваленым жэлезом!.. Что? Я что-то неправильно сказал?
– он часто замигал ресницами.
– А, извините! Меня выжигали паленым жэлезом...

– Самокритика, - буркнул один из поварят.

– Что?.. Да, и самокритика. Все в совокупности нещадно подорвало мой организм, - он полез рукой под подушку, вытащил кусок хлеба и стал противно жевать.

Мне стало дурно.

– Кухня в нашей жизни занимает важное место, - проговорил этот гурман, вытаскивая пальцами кусок изо рта.
– ...Блюмбель! А ведь чуть не забыл, зараза, о чем просили! Не представил однополчан моих, - он указал на перешептывающихся практикантов и стал перечислять, загибая пальцы. Эта Зажеватью, эта Зажирни, эта вота братья меж собой: Жрун, Жрунишка и Пожирушка, а также их Жратишка, дале след Пузонберг, Превкушан и Едокцман, ну и с ними, само собой, Васек Заодно.

– Наконец-то!
– громко воскликнул Вася и взял меня за руку.
– Я вас провожу до гостиницы?

Голова раскалывалась, мои мозги кто-то мешал миксером.

– Если можно, - еле выдавил я.

– Куда вы мои други, в какие края полетели?
– закудахтал нам вслед Дегустатор.

Обратной дороги я не запомнил, да и не смог бы. Вначале я еще слушал аккуратного Василия, а потом... не помню.

– Забудьте про Порфирия, - говорил он.
– Хорошо, что он назвать меня не забыл - а то бы до вечера мучились. Теперь-то уж все позади. Новый день - новая песня. Завтра поступаете в ведомство принца; а с нас что возьмешь?
– у нас докука...