И будет вам счастье

– Нет, – строго ответила Влада, – принесите два кофе и два пирожных.

– Какие пирожные? У нас есть: эклер, «картошка», «кольцо», «тирамису»…

Влада перебила, не дослушав список до конца:

– Два эклера.

Я обожаю эклеры, но из вредности и чтобы показать, кто здесь хозяин положения, сказала:

– Нет, один эклер и одну «картошку», пожалуйста.

Влада пренебрежительно дернула плечом. Мол, я все вижу и понимаю, но на меня подобные штучки не действуют.

– Итак, что за улика? – повторила она.

– Об этом позже, – ушла я от ответа. – Сначала я хотела бы, чтобы вы прокомментировали некоторые факты. Факт номер один: вы пустили слух, будто Лисовик бросает бизнес и навсегда уезжает на Гоа.

Влада холодно на меня смотрела и ничего не отвечала.

– Я знаю наверняка, что это была ваша идея, – настаивала я.

– Ну, моя, – спокойно ответила Муравьева, – однако не вижу в ней ничего криминального. Кажется, Уголовный кодекс не предусматривает ответственность за распространение слухов?

– Факт второй: вы ненавидели своего отчима.

– Да, ненавидела, – признала девушка, – но это тоже ненаказуемо. Человек тем и отличается от животных, что может испытывать различные эмоции: любовь, ненависть, презрение…

– Человек еще и тем отличается от животных, что может убивать себе подобных.

– То есть вы намекаете, что из факта номер один и факта номер два следует вывод, что я убила отчима?

– Есть еще факт номер три: в день убийства вы заходили в детскую комнату.

– Не очень понимаю, какое отношение это имеет к смерти Лисовика, – пробормотала Влада.

Я гнула свое:

– Факт номер четыре: первого июня вы взяли на работе отгул и практически весь день не выходили из дома.

– А вот это уже вранье! Я уезжала за покупками. Между прочим, я встретила в торговом центре мать и Дашку.

– Свидетели показывают, что в час дня вы находились в доме.

Я намеренно употребила множественное число – «свидетели», – хотя это утверждала одна Сильвия.

Влада какое-то время изучала мое лицо, потом воскликнула:

– Слушайте, кажется, я догадалась – вы сумасшедшая? Нет, беру свои слова обратно. Вы – профессиональная вымогательница, так? Между прочим, мама меня уже предупредила насчет вас. Дайте-ка я угадаю, как вы действуете. С помощью гадания или по какой-то наводке узнаете, что случилось преступление. А потом начинаете вынюхивать подробности, давить на всех заинтересованных лиц, шантажировать. Вдруг да кто-нибудь испугается и заплатит!

– Ага, значит, вы признаете, что являетесь заинтересованным лицом!

– По-моему, любой человек заинтересуется, если ему предложить несколько миллионов евро. Но только – увы! – это не мой случай. Леонид Назарьевич не испытывал ко мне теплых чувств и не собирался упоминать меня в завещании. Наша неприязнь была взаимной. Помню, в детстве я недоумевала: почему папа так холоден со мной? Я была хорошей послушной девочкой, а он никогда не подойдет, не обнимет, не поцелует. Когда дарил конфеты, вид у него был какой-то брезгливый. Я ведь не знала, что он мне не родной. Когда мать вышла замуж за Леонида Назарьевича, мне было два года, и она велела называть его отцом. Ну я и называла. Когда они развелись, мне было четырнадцать, я очень переживала, прямо рыдала целыми днями. И тогда мать, действуя из лучших побуждений, чтобы успокоить меня, сказала: «Не страдай, он не настоящий твой отец». И у меня как отрезало. Если раньше это была любовь, приправленная горечью, то теперь осталась одна горечь. Но я не убивала отчима, вы слышите, не убивала!

Я решила немного отойти от темы:

– Это Лисовик пристроил вас к себе на фирму?

Влада была похожа на японку: тот же миндалевидный разрез глаз и фарфоровая кожа. Но я лично впервые видела, как японка впадает в ярость.

– Вы считаете, что должность технического секретаря – это «пристроил»?! Я целый день на побегушках у всяких идиоток с куриными мозгами! Когда какая-нибудь из них узнает, что я – падчерица Леонида Лисовика, у нее отвисает челюсть. Хлопает глазами: «Почему же отчим не назначил тебя директором по развитию или, на худой конец, начальником регионального отделения?»

– Действительно – почему?

– Я же говорю, у нас обоюдная неприязнь. Мама попросила Леонида Назарьевича взять меня на работу, ну он просьбу вроде выполнил, но уж лучше бы не «помогал».

– Если вы достойны лучшего, увольняйтесь и ищите другую работу, в чем проблема-то?

– Легко сказать – ищите! Как будто вы не знаете, что на хорошую работу берут только родственников. На хлебных местах давно сидят чьи-то дочки, тети и племянницы. А у меня самое обычное образование и средние способности. Если уволюсь, то найду такую же должность «подай-принеси», с зарплатой, позволяющей лишь не умереть с голоду. Чтобы купить машину, надо вкалывать с утра до ночи, да еще кредит брать. Сколько бы я ни рвала попу на британский флаг, никогда у меня не будет ни собственной квартиры, ни дачи – ничего!

– По вашему внешнему виду не скажешь, что вы едва сводите концы с концами, – заметила я.

– Спасибо матери, она подкидывает денег на одежду, иначе бы я выглядела как чучело.

– Кстати, насчет вашего гардероба. В день убийства я видела на вас перчатки. Зачем вы их надели, ведь они абсолютно не сочетались с костюмом?

– Ну вам не сочетались, а мне сочетались! – обозлилась Влада. – На себя бы посмотрели: зеленая юбка и красная блузка – это, по-вашему, эталон стиля? Вы меня уже утомили, задаете какие-то дурацкие вопросы, ходите вокруг да около… Десять минут давно истекли, я ухожу!

Девушка схватила свой мобильник и встала из-за стола. К кофе и пирожному она так и не притронулась.

В этот момент зазвонил мой телефон. Я бросила взгляд на экран: это был Руслан Супроткин.

– Влада, умоляю, дайте мне еще минуту! Я пока поговорю по телефону, а вы попробуйте эклер! Я угощаю!

– Это и так подразумевалось, – недовольно отозвалась она, – я не взяла с собой кошелек.

Тем не менее нахалка села на место и принялась за пирожное. А я вышла на улицу, включила «прием» и услышала голос Руслана:

– У меня новости по делу Лисовика. Только что я видел Леонида Израилевича, юриста олигарха.

– Как ты мог его видеть? – изумилась я. – Ты же в Костроме?

– Во-первых, я был в Вологде, а во-вторых, сегодня утром вернулся в Москву.

«А почему я узнаю об этом только сейчас?!» – хотела возмутиться я, но прикусила язычок. Устраивать скандал на смертном одре – не самый мудрый поступок. Пусть Руслан запомнит меня другой – ласковой, покладистой и не сломившейся под ударами судьбы.