И целого удара мало

Но когда я дотрагиваюсь до мягкой груди мечницы, вертикальные зрачки ее затуманенных глаз резко расширяются, едва ли не заполняя собой всю глазницу, а сама она резко отшатывается, отбрасывая покрывало. Странно, мне показалось, она хотела обратного? Или сиськи трогать нельзя, например, до первой звезды?

— Скажите, синигами-кун, — выдерживав неловкую паузу и сверля меня глазами-щелочками, спрашивает кошка. — Вы действительно считаете, что тело этого кошачьего духа может удовлетворить вас? Нет ли у вас цели убить ее и выпить жизненную энергию?

— Что за бред?! — не выдерживаю я. — Да у меня своя энергия через край лезет! Вот ты мне нужна — твою еще пить! Сама же пришла!

Скидываю ее с себя на пол. Желание заняться с ней любовью пропадает само собой, несмотря на крайне соблазнительную позу растерянной аякаси. Шерстка внизу живота у нее все-таки имеется — аккуратный ровный треугольничек черных волос. Наверняка, на ощупь такой же шелковистый, как ее прическа.

— Простите, простите недостойную! — голосит та, едва шмякнувшись попкой. Она мгновенно принимает смиренную позу, одним прыжком упираясь в пол коленками и кланяясь так, что едва не касается лбом пола. — Эта дурная, глупая, плохая, жадная кошка решила, что смеет указывать вам, великому Синигами! Простите, простите, простите…

Я обескураженно смотрю сверху вниз на голосящую девушку, окончательно потеряв всякую логику. Что эта мечница вообще надумала?

— Успокойся и залезай обратно, — говорю, протягивая руку и поглаживая ее промеж воспрянувших ушей. — Я принимаю твое извинение, но впредь сначала думай, а потом говори.

Девушка по-кошачьи тянется к моей руке, стремясь продлить ласку, а стоит мне закончить фразу, мягко и грациозно запрыгивает обратно на диван, вновь оказываясь у меня на коленях. На этот раз она не отшатывается, когда я дотрагиваюсь до груди. Лишь вертикальные зрачки превращаются в узкие едва различимые щелочки, но ее тело уже охотно реагирует на прикосновения, причем Химари оказывается очень чувствительной.

Стоит мне лишь коснуться ее вставших розовых сосков, как она вздрагивает и вытягивается, запрокидывая голову. Легкое горловое шипение вырывается из ее рта, которое постепенно превращается в слабо различимые слова:

— Ш-ш-шра-а-а-а, как прия-у-утно! Как давно рука человеческая не касалась этой кошки!

У меня много вопросов, но я оставляю их на потом. Сейчас меня интересует только сама аякаси, точнее ее физическая форма. Одной рукой обнимаю подавшуюся ко мне девушку, чувствуя сладкий аромат и тепло ее губ, а другой поглаживаю область чуть ниже спины, но чуть не доходя до хвоста. Если я прав, то…

— М-м-м-м! Ш-ш-ш-ш! Р-р-р-р-р!

Кошкодух мычит, шипит и рычит, не размыкая объятий, трясясь всем телом. Ее глаза яростно горят, готовясь испепелить меня взглядом. Как я и думал, этому телу передалось чувствительное место, которое есть у всех без исключения кошек — Химари трясет одновременно от возбуждения и ярости, что кто-то посягает на ее тело. Это будоражит даже меня.

Завожу ту же руку ниже, сразу чувствую стекающую по внутренней стороне бедер влагу, и дотрагиваюсь до мокрой киски пушистой киски. Химари яростно сверкает глазами, пытаясь вырваться, но я даже не обращаю внимания на ее жалкие попытки. Тогда она пытается укусить мой язык, наплевав на то, что несколько секунд назад вымаливала у меня прощения. Должно быть, дело, которым я сейчас занимаюсь, переходит все границы. Тише, киска, игра только началась. Проникаю внутрь сначала одним пальцем.

— Р-р-ро-ро-ро-роу-у-у!

Взревев не хуже двигатель «Харлея» Кошка предпринимает отчаянную попытку вцепиться в меня зубами и внезапно удлинившимися когтями. Ноя лишь фыркаю, глядя, как она безуспешно пытается прокусить мою кожу, не прекращая елозить пальцем. Подключаю второй.

— Фш-ш-ш-шр-р-р-ря-а-а-а-а-ау-у-у-у!

Рев подскакивает на пару тональностей выше, едва ли не до силы ультразвука. В окнах дребезжат стекла, а на улице отчаянно взлаивают окрестные собаки. Тогда я подключаю третий, слегка ускоряя движения. Опытными движениями подкручиваю верхнюю часть ее клитора, стараясь при этом не причинить боли. Кошка извивается в моих объятиях, сначала пытаясь исцарапать мне лицо и спину, а чуть позже впиваясь острыми когтями в плечи. Лицо ее при этом тоже меняется: сначала оно искажено яростью и злобой, но потом глаза закатываются, дыхание учащается, а язык вываливается из оскаленного рта, сейчас больше напоминающего пасть хищника.

Я не шучу. В данный момент зубы Химари не похожи на человеческие — это клыки хищника, привыкшего рвать горло добычи и пить ее кровь. Очевидно, что девушка не шутила насчет жестокой жизни в мире духов. Интересно, можно ли порвать ее договор с тем парнем и перезаключить его с ней. Совсем не хочется, чтобы такая симпатичная кошечка снова возвращалась туда.

Но это подождет. Сейчас меня интересует, сколько еще продержится… Ага, вот оно! Кошка издает горловой звук и кончает так, что это больше похоже на то, что она описалась, не будь это таким фонтаном.

— О-о-ох, помираю! — стонет она, вися на мне. — Клятый синигами! Обманул меня. Ты забрал всю мою энергию! Но это…это было так приятно!

— Мы еще даже не начали! — ошарашиваю кошку, приподнимаясь вместе с ней и шагая к кровати. Завтра разберу диван и закину мягкие части в стирку. Химари удивленно смотрит на меня и переводит взгляд вниз.

— Святые духи! — пораженно восклицает она. — Что это у тебя там такое?!

— Мужиков никогда не видела? — усмехаюсь я.

— В-видела! К-конечно видела! — возмущается кошка. — Н-но не такие огромные! Как он поместится?! Я же ма-а-аленькая!

Ее щелочка и в самом деле узенькая, и тугая. Мне с трудом удалось пошликать там пальцами. Но не девственница, а это уже радует. Остальное — дело опыта, техники, умения и чуть терпения.

— У тебя ведь уже была близость с парнями? — спрашиваю, больше для того. Чтобы она успокоилась. Кошка фыркает, смешно надув носик:

— Естественно! Может быть, я и тысячелетний дух, но периодически заглядываю в мир смертных! Я гораздо опытнее, чем ты можешь себе представить!

— Что-то непохоже, — критически гляжу на распластавшуюся мечницу.

— Ну-у, многое позабылось, — смущается она. — Да и большинство самцов озабочены лишь собой. Вот так, как ты сделал… Это было впервые…

Она пылает от смущения, инстинктивно пытаясь прикрыть обнаженное тело. Тогда понимаю, что время разговоров прошло. Но я желаю доставить кошке как можно больше удовольствия. Если простые «ручные» ласки доставили ей так много удовольствия, то что будет, когда…

Опускаюсь перед кроватью на колени, сдерживая собственную похоть и принимаюсь гладить и ласкать ее ножки. Может быть, она сама создавала физический образ прекрасной девы, но ороговевшие мускулы и мозоли были получены уже позже путем постоянных тренировок и сражений. Пробегая по напряженным местам пальцами, умело расслабляю их, массируя и сдавливая. Химари постанывает от удовольствия, пока не связанного с любовными играми. Это чисто физическое наслаждение — ощущать, как твои огрубевшие ткани и вечно напряженные мышцы буквально поют от восторга, чувствуя опытные пальцы массажиста. Постепенно я продвигаюсь выше и выше, незаметно раздвигая крепкие бедра девушки. Даже в лежачем состоянии она умудряется яростно хлестать хвостом, что выдает бурю эмоций в голове мечницы. Катана, кстати, стоит у изголовья рукоятью к правому краю кровати, чтобы в случае непредвиденной опасности выдернуть клинок занимало бы менее секунды. Но сейчас кошка, кажется, забыла не только о ней, а вообще о том, что ее окружает.

Моему взгляду снова предстает треугольник ее пушистой аккуратной шерстки в промежности. Не забывая мять бедра кошки, чтобы еще больше притупить бдительность, слегка подтаскиваю ее ближе и неожиданным нырком припадаю к ее самому запретному местечку, которого никогда (теперь я в этом уверен) не касались губы смертных.

В следующий миг кошка даже не шипит, а буквально орет, смешивая рев, мяв, шипение и дикий вопль ярости в одном умопомрачительном крике! Бедные стекла в гостиной все-таки разбиваются в мелкую крошку, собаки на улицах прячутся куда попало, растерянно и испуганно подвывая, в окнах некоторых домов зажигается свет, а жильцы высовываются наружу, пытаясь понять, где и кого убивают.