И девять ждут тебя карет

— Все в порядке, — сказала я.

Но, попытавшись сделать шаг к машине, я почувствовала, что колени все еще дрожат, и была очень благодарна Раулю за помощь.

— Вы хромаете. Наверное, вам больно ходить,— быстро сказал Рауль.

— Вы тут ни при чем, — успокоила я его. — Я поскользнулась и упала, когда хотела отбежать в сторону. Наверное, ободрала коленку, и только, уверяю вас. Честное слово, это все.

— Ну вот что, думаю, чем скорее я отвезу вас в замок и дам что-нибудь выпить, тем лучше. Боюсь, вам придется войти со стороны водителя. Другую дверцу сейчас нам не открыть.

Да, он был прав. Длинная машина, пытаясь обогнуть меня, скользнула по мокрому асфальту и съехала на самую обочину дороги за мостом. Дорога в этом месте переходила в залитый жидкой грязью травянистый склон, к счастью не очень крутой, но все же машина довольно сильно накренилась.

Я с виноватым видом посмотрела на машину, потом перевела глаза на бесстрастное лицо Рауля де Вальми:

— А машина... машина ведь не повреждена?

— Не думаю. Подождете на дороге, пока я ее поставлю как следует, или сядете в машину?

— Если вам все равно, мне кажется, я лучше сяду.

— Конечно.

Он открыл ближайшую дверцу, и я протиснулась внутрь, правда с трудом, потому что колено почти не сгибалось, и уселась рядом с водителем. Наклонившись над панелью управления, он нажал на что-то внизу, в темноте. Раздался щелчок, и передние фары зажглись, осветив простирающийся перед нами склон и первый поворот зигзага дороги — зубчатую белую стену камней и деревьев, не дальше чем за шесть футов от переднего бампера.

— Одну минуту.

Рауль даже не взглянул вперед. Захлопнув дверцу, он обошел машину сзади.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть возвышавшийся перед глазами каменистый склон, и откинулась на мягкую спинку сиденья, стараясь успокоиться. Машина была большая и роскошная, сидеть было удобно, несмотря на то что она сильно наклонилась. Слабо пахло сигаретами и дорогой кожей. Я снова открыла глаза. В отраженном свете белесых скал черным лаком блестел длинный капот автомобиля. Сколько же под ним лошадиных сил! Я вспомнила, как описывала эту машину миссис Седдон: «Длинная, как океанский лайнер, с гудком, как трубы Судного дня». Интересно, какой счастливый номер выпал Раулю де Вальми...

Я прижалась к спинке шикарного сиденья. Дрожь почти прошла. Вдруг ни с того ни с сего я вспомнила слова, которые когда-то слышала в приюте Констанс Батчер — поговорку из фольклора горничных, показавшуюся мне очень смешной. Теперь она предстала передо мной в новом свете: «Если тебя когда-нибудь переедет машина, постарайся, чтобы это был «роллс-ройс»...»

«Да, — подумала я, — в этом что-то есть... а не найдется «роллс-ройса», можно согласиться и на «кадиллак», особенно если за рулем такой прекрасный водитель, как Рауль де Вальми». Сейчас, когда первый шок почти прошел, я поняла, что могла серьезно пострадать из-за собственной глупости. И только по счастливой случайности дорогой «кадиллак» Рауля де Вальми не разбился о парапет.

Рауль все еще находился позади машины. Я оглянулась, всмотрелась в темноту, где клубился туман, и увидела, что он склонился над задним крылом, освещая фонариком металлическую поверхность. Я закусила губы, но не успела сказать ни слова — Рауль выпрямился, выключил фонарик и, быстро обойдя машину, подошел к дверце.

Он скользнул на сиденье рядом со мной и искоса посмотрел на меня:

— Все в порядке?

Я кивнула.

— Скоро привезем вас домой. Держитесь крепче.

Он нажал на стартер, и мотор ожил. Рауль медленно двинул огромную машину вперед и влево; она тронулась с места, дернулась, постояла, будто в нерешительности, и мягко выехала на дорогу. Задние колеса на мгновение словно повисли в воздухе, потом последовали за передними; машина покатилась по ровной поверхности и остановилась, легонько покачиваясь на великолепных рессорах.

— Вот и все, — сказал Рауль де Вальми, улыбнувшись мне.

Когда его рука двинулась к ручному тормозу, я сказала тоненьким голосом:

— Мсье де Вальми...

— Да?

Рука замерла.

— Прежде чем вы отвезете меня, я хотела бы извиниться. Мне... мне очень жаль, честное слово.

— Извиниться? За что? Дорогая мадемуазель...

— Нет, пожалуйста, вы слишком добры. Я знаю, что виновата, и, когда вы так подчеркнуто любезны, чувствую себя каким-то червяком. — Я услышала, как он рассмеялся, но упрямо и не очень логично продолжала: — Мне нечего было делать на дороге, а вы спасли мне жизнь и были так любезны со мной, хотя я вам нагрубила. Девяносто девять из ста на вашем месте послали бы меня дальше Мадагаскара, а вы... поэтому я чувствую себя полным ничтожеством. Ползучим червяком. И еще... — Вдохнув побольше воздуха, я, как последняя идиотка, выпалила: — Если вы повредили вашу машину, можете вычесть из моего жалованья...

Он все еще смеялся:

— Спасибо. Но видите ли, машина в полном порядке.

— Это правда? — подозрительно спросила я.

— Да, ни одной царапины. Мне показалось, что-то треснуло, когда машина ударилась о парапет, но это просто ветка попала под колесо. Ни одной царапины. Поэтому, пожалуйста, не извиняйтесь, мисс Мартин. Если кому-то здесь нужно извиняться, так это мне. Кажется, я на вас накричал. Прошу прощения.

— Ничего, — неловко ответила я. — Думаю, мы оба были слишком взволнованы. Я сама не знала, где нахожусь и что говорю.

Рауль ничего не сказал. Казалось, он ждал чего-то и даже не пытался завести машину. Я искоса взглянула на него и увидела, что он не отрывает от меня взгляда, в котором больше не читалось насмешливое удивление. Это был странно завораживающий взгляд, и, хотя Рауль обращался со мной гораздо любезнее, чем я заслуживала, я крепко зажала руки в коленях, пытаясь скрыть дрожь и набраться храбрости, чтобы сказать то, что хотела.

Наконец я решилась:

— Я так растерялась, что, боюсь, выдала себя.

— Когда заговорили со мной по-французски.

Это был не вопрос, а констатация факта.

— Да.

Его рука потянулась к ключу, и мотор заглох. Он выключил передние фары — машина теперь стояла в небольшом островке света задних ламп. Рауль обернулся ко мне: одно его плечо упиралось в дверцу. Я не видела его лица, но голос был бесстрастным.

— Это интересно, — сказал он. — Значит, я был прав?

— Что они не знали о том, что я наполовину француженка, когда нанимали? Да.

— Вы знаете, ведь это не я нанимал вас, — сказал он. — Вы не должны ничего мне объяснять. Но просто из чистого любопытства хотелось бы узнать: вы нарочно обманули моего отца и мадам де Вальми?

— Я... боюсь, что да.

— Зачем?

— Потому что мне очень хотелось получить эту работу.

— Но я не понимаю, почему...

Я крепко сжала руки и медленно произнесла:

— Мне нужна была работа. Постараюсь объяснить вам почему, хотя думаю, вы не поймете... — Он хотел что-то сказать, но я продолжала, быстро и не очень связно: — Я наполовину француженка и выросла в Париже. Когда мне было четырнадцать, отец и мать погибли в авиакатастрофе. Отец писал сценарий фильма, который должен был сниматься в Венеции, и мама поехала с ним, чтобы отдохнуть. Подробности... подробности не имеют никакого значения, но в конце концов я оказалась в лондонском приюте... Не знаю, вы были когда-нибудь в приюте?