И девять ждут тебя карет
Шрифт:
Рауль замолчал. Я не осмеливалась посмотреть на него. Я подняла руку, чтобы вытереть слезы. Но они продолжали течь.
— Я сказал ему тогда, что намеревался сделать вас своей женой и если с вами что-нибудь случится, я убью его собственными руками, хоть он мне и отец.
Я посмотрела на него.
— Рауль...
Но мой голос замер. Я не могла говорить.
— Да, мне кажется, я сделал бы это, — отвечая на мой взгляд, медленно сказал он и добавил одно слово, прозвучавшее в моих ушах похоронным звоном: — Тогда.
Мы не слышали, как подъехала еще одна машина. Когда дверь холла открылась и вошли двое —
Ни он, ни мадам де Вальми не видели нас, стоящих над ними на площадке, потому что в этот момент мадам Вуату, на сей раз увидев подъезжавшую машину, прибежала с шумом со своих задворок в холл, визгливо приветствуя прибывших:
— О! Добро пожаловать, мсье Ипполит! Я так боялась, что при таком тумане... О! — Она вдруг замолчала, воздев руки, словно в ужасе. — О! Мадам... мадам больна? Что случилось? О, конечно, конечно! Какой ужас! Ничего еще не известно?
Я не заметила, в каком состоянии находится Элоиза, пока консьержка не обратила на это мое внимание. Она опиралась на руку Ипполита, словно не могла стоять без его поддержки. В безжалостно ярком свете большой люстры лицо ее казалось серым, изможденным и морщинистым. Она выглядела дряхлой старухой. Консьержка бросилась к ней с сочувственными воплями:
— А мальчик, о нем еще ничего не слышно? И конечно, мадам не может думать ни о чем другом! Какое несчастье... Мадам должна подняться наверх. Там горит печка... что-нибудь выпить? Может быть, бульон?
— Мсье Рауль здесь? — прервал ее Ипполит.
— Еще нет, мсье. Он приезжал сегодня вечером, потом уехал в Эвиан. Но сказал, что будет к двенадцати часам, чтобы увидеться с вами. Он поехал за...
— Его машина стоит у самых дверей.
Рауль как-то неохотно выступил вперед:
— Добрый вечер, дядя.
Внезапно умолкшая мадам Вуату уставилась на него снизу вверх. Ипполит повернулся, подняв брови. Элоиза слабо вскрикнула: «Рауль!» — с таким же ужасом, как и я. Новые морщинки обозначились у нее на щеках, она покачнулась, так что Ипполит должен был крепче взять ее под руку. Потом она увидела меня, сжавшуюся у перил позади Рауля, и взвизгнула: «Мисс Мартин!»
К мадам Вуату внезапно вернулся голос.
— Вот эта женщина! — завопила она. — В нашем доме! Мсье Рауль!..
— Прекрасно, — коротко сказал Ипполит. — Мадам Вуату, оставьте нас, пожалуйста.
Все молчали, пока дверь не закрылась за консьержкой. Потом Ипполит снова повернулся и посмотрел на нас. Он бесстрастно оглядел меня, чуть-чуть кивнул и перевел глаза на Рауля:
— Ты их нашел?
— Да, нашел.
— А Филипп?
— Он здесь.
—
Он здоров? — хрипло спросила Элоиза.— Да, Элоиза, здоров. Он был с мисс Мартин.
Голос Рауля звучал очень сухо.
Она опустила глаза под его взглядом и со стоном вздохнула.
— Я думаю, нам лучше все выяснить спокойно. Пройдемте в кабинет. Элоиза, дорогая, вы сможете подняться по лестнице?
Никто не заговорил со мной, даже не посмотрел. Я для них словно тень, привидение, иссохший лист, заброшенный порывом ветра в угол. Со мной все ясно. Меня даже не позвали для объяснения. Я была в полной безопасности, и мне хотелось умереть.
Элоиза медленно шла по ступенькам рядом с Ипполитом. Рауль, словно забыв о моем существовании, прошел мимо меня и стал подниматься на галерею. Я тихо последовала за ним, больше не плача, но щеки щипало от слез, и я чувствовала, что смертельно устала. Я плелась по лестнице, перебирая руками перила, как дряхлая старуха.
Рауль открыл дверь кабинета и зажег свет. Он ждал. Я, не смотря на него, проскользнула мимо с опущенной головой и пересекла кабинет, направляясь к двери, ведущей в большой салон.
Я открыла дверь и устало сказала:
— Филипп? Все в порядке, Филипп, можешь выходить. — Я помолчала, видя, что Рауль тоже прошел к двери и стоит рядом. Потом добавила: — Теперь ты в безопасности. Твой дядя Ипполит наконец приехал.
Почему-то, без всякой видимой причины, другие последовали за нами в салон, хотя в кабинете было уютнее и теплее от печки.
Ипполит снял чехол с дивана и теперь сидел рядом с мальчиком, обхватив его рукой. Элоиза рухнула на маленький, обтянутый парчой стул, стоящий у самой решетки незатопленного камина. Кто-то снял с него чехол, и он лежал, как пустая шкурка, у ее ног.
Когда зажгли свет, салон стал выглядеть еще мрачнее, чем раньше. Сотни подвесок огромной люстры — радужные призмы — казались льдинками, которые вот-вот упадут на пол. Лучи словно обдавали холодом белую ткань, покрывавшую мебель, и отражались, как от сверкающей льдины, от светлого мрамора каминной доски. Рауль облокотился на нее, точно так же, как стоял в библиотеке Леона де Вальми.
Я уселась как можно дальше от них. На противоположном конце длинной комнаты стоял концертный рояль в плотном зеленом чехле; я отступила к роялю и уселась на вертящийся стул спиной к инструменту. Во мне все словно замерло. Они хотели поговорить — что ж, пускай говорят, эти Вальми, пускай все выяснят между собой и отпустят меня на все четыре стороны. Мне больше нет до всего этого никакого дела. Я подняла голову и посмотрела на этих людей, сидящих на противоположном конце красивой, но какой-то мертвой комнаты. Мне казалось, что они находятся от меня на расстоянии миллиона миль.
Ипполит вполголоса говорил что-то Филиппу, но вдруг спокойным тоном обратился к Раулю:
— Как ты уже, наверное, догадался, Элоиза поехала в Женеву, чтобы встретить меня в аэропорту. Она рассказала мне... довольно странную историю.
Рауль выбирал себе сигарету. Он сказал, не поднимая глаз:
— Хотелось бы знать, какую именно историю тебе рассказали. В последнее время мне пришлось выслушать несколько версий этой истории, и, должен признаться, я не знаю, что подумать. Интересно, какую версию Элоиза пыталась тебе предложить на этот раз.