…и его демоны

– Да, – согласилась она, – бесы.

– Земля управляется огненными бесами, вы знаете.

– Да, – кротко согласилась она.

– Они держат в тайне от нас, кто мы и зачем нужны. Нам позволяют только те открытия, которые нас запутывают. А другие не позволяют. То, что кажется нам нашими открытиями, есть лишь то, что позволено бесами. Они не пузатые-волосатые, а сполохи энергии, вы знаете?

– Я знаю.

– Света, там старика нужно обмыть. Принесли.

– Да, Даша, иду!

– Сними халат, запачкаешь. Он очень грязный.

Снимает, обнажив сильную грушевидную попу. Ушла.

Он закрывает глаза. И таки спит.

– Вот, наденьте! Это наши трусы. Простые медицинские. Давайте помогу, приподнимите попу.

Оказавшись на нем, трусы выглядят девичьими.

– Они же женские!

– Нет, они uniseховые. Для обоих полов. Утку дать?

– Давайте.

– Суйте.

Он суёт и журчит. Пытается закрыть утку зелёной крышкой.

– Дайте. Она не должна быть закрыта, утка. Почему так мало?

– Утром пил только кофе…

– Захотите ещё, скажите!

– Света, почему так мало света?

– Вам всем нельзя возбуждаться…

Она подвозит ещё одну ширму, и он оказывается изолирован от остального пространства реанимации.

Медсестра приходит, уходит, приносит утку так часто, зачем? «Мы что-то с ней совершаем, – понимает он. – Без предварительного сговора».

– Суйте. Почему так мало?

– Суйте. Почему так мало?

– Вот, сейчас хорошо.

Ему хочется, чтобы утка была доверху, чтоб она была довольна. Вид сексуальности.

Поутру профессор делает обход. Подходит и к нему, свернувшемуся в клубок, как вольерная обезьяна. Правая сторона черепа соединяется красивой, как конфеты «раковая шейка», прозрачной трубочкой, слой крови, слой воздуха, слой крови, с канистрой с его кровью, пристёгнутой к кровати. С профессором студенты и доктора. В зале реанимации светло. Он ищет глазами её и находит. Она в задних рядах, улыбается чарующей улыбкой простой русской бесовки-медсестры.

– Как себя чувствуете после операции?

– Спасибо, профессор, отлично. У вас такие старательные здесь сестрички.

Она лукаво улыбается в заднем ряду.

– После завтрака вас переведут в стационар.

Профессор уходит, толпа около его кровати рассасывается. Председатель бесцеремонно, мол, «подь сюда, ты!», подзывает медсестру пальцем.

– Тебя как зовут?

– Светлана.

Он услышал, как её зовут, ещё ночью, но ему хотелось подозвать её пальцем, в развязной манере: «Ты, иди сюда!» «Ты, иди сюда!»

Восставшая обезьяна

«После завтрака» затягивалось. Он впопыхах съел невкусную, несолёную рисовую кашку и такой же невкусный, несолёный салат, не стал пить чай, потому что руки у него тряслись и чай мог пролиться на кровать, проглотил сердцевину двух («бриошей»?) комков теста с начинкой из фруктов и стал ждать перевода в «стационар».

Ждал с нетерпением по одной простой причине. Председателя, как важного, известного больного, поместили впритык к местоположению командования реанимацией, к командному пункту.

Столы (два), компьютеры, шкафы и шкафчики с медикаментами, челночно снующие мимо медсестры и доктора, всё это создавало ненужный трафик вокруг него. Он устал от их суеты, спать в таком месте было невозможно, тем более профессор объявил его переезд в стационар «после завтрака».

К тому же Председатель чувствовал себя зверем в зоопарке. И если зверь хотя бы мог встать на лапы и удалиться в заднее помещение, где его никто не будет видеть, Председатель полусидел, полулежал у всех на виду, в нелепом шутовском одеянии: в чулках и в распашонке, в по виду девичьих больничных трусах. Полголовы обриты, из головы идёт красно-белый шланг, направляясь к флакону, притороченному справа к краю кровати.

Между тем сменилась обслуживающая команда, её возглавляли особенно отвратительная Фаина Ивановна, женщина со злыми чертами упитанного лица, обрамлённого в каре черноволосой причёски, и сгорбленный, с движениями посетителя ТЦ «Европейский», – Рустам. Фаина Ивановна занялась тем, что вначале объявила о пропаже из компьютера неких данных о больных (или может быть даже об одном больном), и вся команда начала неистово искать эти данные. И в компьютере, и в бумажном виде – они обшарили все шкафы. Между тем больные харкали, стонали, сопели и были предоставлены сами себе.

«Все это выглядит как Дантов Ад. А Фаина Ивановна и Рустам – демоны», – отметил Председатель. В Аду, впрочем, отшторили окна и успели впустить дневной свет.

Не найдя данных, Фаина Ивановна обвинила в их сокрытии предыдущую смену: в частности медсестёр Свету и Дашу. За ними пошли, видимо, туда, где персонал переодевался, в надежде, что они ещё не покинули центр.

Пока их не привели, Председатель услышал нелестную характеристику его медсестры. Он узнал, что живёт она в области и что у неё есть ребёнок, прижитый неизвестно от кого, и что девушка легка на знакомства, понимай случайные связи.

«Так я именно такой её и понял», – сказал себе Председатель, именно поэтому и позвал: «Ты, иди сюда!»

Привели Свету. Она переоделась. На ней были зелёные брюки, ещё более подчеркивающие грушу её попы и очень неплохую при этом длину ног. Ну потому что увлекательных поп немало, а если ножки не длинны, то девочка выглядит приземистой. Председатель подумал, что у Светы, должно быть, нежный чуть вспухший живот, и даже вздрогнул от нахлынувшей похоти.

Они там ссорились, но нежная медсестра правильно не распалялась, а что-то ворковала убедительное в ответ. Ушла. Фаина Ивановна и Рустам залезли в компьютер и долго шарили там, обмениваясь нелестными ремарками о моральном облике Светы и Даши. На побегушках у них была совсем по виду школьница, звали её Мария. По тону фраз, брошенных Рустамом Марии, Председатель вычислил, что Рустам совокупляет эту Марию, что она этим фактом гордится и служит ему верой и правдой, возможно, отключит больного от жизненно важных капельниц, если Рустам прикажет. И в тюрьму пойдёт ради него.

Когда бесовка Фаина Ивановна ушла в подсобное помещение (Председателю были видны там матрацы, на них, он предположил, члены дежурной команды реаниматоров могли при необходимости отдохнуть, забыться сном на час-другой), Председатель обратился к демону Рустаму:

– Пора меня переводить, амиго!

– Я должен померить вам температуру, давление.

– Ну так я готов…

Кавказцы обычно разговаривают с русскими с этаким пренебрежением. Щепотка пренебрежения прозвучала и в голосе Рустама.