И грянул бой

— Третий, дружище. Мы сдадим этот сброд русским, но прежде официально засвидетельствуем, какая армия нам досталась и с каким рвением она рвалась сражаться. Поэтому я и созываю военный совет, хотя мог от своего имени, имени назначенного лично королем командующего, приказать сложить оружие. Вели офицерам-порученцам собрать в штабе через десять минут на военный совет всех командиров полков. Всех, — подчеркнул Левенгаупт, — даже если у него в строю наличествует десять подчиненных.

С прибывшими командирами полков Левенгаупт был немногословен:

— Господа, наш лагерь окружен регулярной русской конницей князя Меншикова, усиленной двадцатью орудиями. С часу на час к противнику подойдет подкрепление казаков царского гетмана Скоропадского примерно в десять тысяч сабель. Князь предъявил нам ультиматум о немедленной сдаче без всяких условий. У нас два выхода: принять предложение князя, предварительно гарантировав себе все предоставляемые в Европе военнопленным права, либо продолжить переправу, сдерживая противника сильным арьергардом и подвергаясь артиллерийскому обстрелу. В моей палатке находится русский офицер-парламентер, наш ответ должен быть им получен через четверть часа. Итак, что я должен ему сказать — мы будем сражаться, как приказал нам его величество король Карл, либо отправляем к князю Меншикову свою делегацию для заключения договора о капитуляции. Кто за переправу и бой с русскими?

Вверх взметнулись три руки. Выждав минуту, Левенгаупт спросил:

— Мне следует понимать, что остальные полки вверенной мне его величеством армии намерены сложить оружие? Так, господа их командиры? Признаюсь, мы с генералом Крейцем, которого я назначил своим квартирмейстером, рассчитывали на другое. Что ж, к сожалению, мы вынуждены подчиниться вашему решению.

И тут командиров полков словно прорвало.

— Нашему? Вы знаете, что у меня в полку двести штыков?

— А у меня не солдаты, а дерьмо — навербованные перед походом в Россию саксонцы, силезцы, пруссаки. Узнав, что подошли русские, они обрадовались, что теперь не придется форсировать Днепр, и снова завалились спать.

— У меня то же самое немецкое дерьмо. Ложилось спать триста человек, а встало чуть больше половины — остальные ночью разбежались.

— В моем полку шведы, а что толку? Увидев русских, составили ружья в козлы и принялись готовить завтрак, опасаясь, что в плену их неизвестно когда накормят.

— О каком сражении можно говорить, если мои солдаты вчера отказались идти на пункт боепитания за патронами?

— Мои тоже. Заявили, что незачем таскать на себе лишнюю тяжесть, если патроны все равно придется отдать русским.

— Хватит! — ударил по столу кулаком Крейц. — Все понятно — армия деморализована, солдаты охвачены паникой, дезертируют и не собираются сражаться. Господин командующий, — вытянулся он в струнку перед Левенгауптом, — как генерал-квартирмейстер вверенной вам армии рапортую: военный совет принял решение не вступать в бой с русскими войсками, а отправить к князю Меншикову делегацию для подписания договора о капитуляции.

— Я подчиняюсь решению военного совета, — сказал Левенгаупт. — Для согласования условий сдачи, которые отвечали бы существующей в Европе конвенции о правах добровольно сложивших оружие комбатанов [113] , отправляю к князю Меншикову делегацию в составе генерала Крейца, полковника Дукера, подполковника Траутфетера и своего адъютанта капитана Дукласа. Поручаю генералу Крейцу от моего имени подписать договор о капитуляции. А вы, господа, — обвел Левенгаупт взглядом командиров полков, — готовьте подчиненных к сдаче оружия.

113

Комбатант — военнослужащий регулярной армии

Процедура подписания акта капитуляции долго не затянулась, и вскоре шведская делегация возвратилась в свой лагерь. Ее сопровождали четыре русских драгунских полка. Два взяли под охрану места, где шведам было приказано сдавать оружие, два других, выстроившись длинной плотной шеренгой, отрезали лагерь от Днепра.

— Адам, князь не включил в трактат о капитуляции казаков обоих гетманов, Мазепы и Гордиенко, — сообщил Крейц Левенгаупту, отведя его в сторону от палатки, где вместе хлопотали адъютанты командующего и русские офицеры, готовя стол для общего завтрака шведских и русских генералов.

— Почему? Разве они не наши союзники?

— Для нас — союзники, а для царя Петра, от имени которого князь Меншиков подписал трактат, — мятежники и изменники, которые, согласно существующим в европейских армиях уставам, считаются нонкомбатантами [114] . И если царь без всяких оговорок признал за нами все права военнопленных, мы не можем поступать вопреки законам, соблюдения которых первыми потребовали от русских.

— Сколько в лагере казаков?

— Гетман Мазепа взял с собой на тот берег только свою гвардию, оставшиеся казаки должны были переправиться сегодня вместе с нами. Гетман Гордиенко ушел на противоположную сторону реки со всеми запорожцами, однако уже под утро к нам прискакал один из его отрядов. Он пытался переправиться севернее Переволочны, но наткнулся на царских казаков какого-то батьки Голоты и был вынужден явиться к нам. В отряде 220 человек. Не предполагая, что мы капитулируем, они решили сражаться с русскими в наших рядах, и сейчас находятся в лагере.

114

Нонкомбатант — не имеющее отношения к регулярной армии вооруженное гражданское лицо, ведущее боевые действия без соблюдения установленных правил войны. Соответственно, оно тоже не подпадало под юрисдикцию военных законов, в том числе относящихся к правам военнопленных. Позже слово «нонкомбатант» было заменено словом «партизан»

— Казаки, особенно запорожцы, были нашими верными союзниками, и я не могу позволить себе в их отношении такую подлость, как отдать в руки палачей московского царя, — сказал Левенгаупт. — Шепни потихоньку капитану Дугласу, чтобы он незаметно известил запорожцев о грозящей им опасности.

— Сделаю это с превеликим удовольствием.

Капитан, состоявший адъютантом Левенгаупта уже несколько лет и пользовавшийся его полным доверием, выполнил приказ начальника, и события, которых нужно было после этого ожидать, последовали незамедлительно.

В стороне, где находились запорожцы, затрещали выстрелы, раздались ржанье и топот многочисленных копыт, людские крики и звон оружия. Через минуту в шеренгу драгун, преграждавших путь к Днепру, врезались конные запорожцы, разметали ее. Передние казаки успели броситься в воду и, держась за конские гривы, поплыли к противоположному берегу, на задних навалились подоспевшие от ближайшего к месту событий пункта сдачи оружия драгуны. В начавшемся сабельном бою силы были слишком неравны, и большая часть запорожцев была изрублена, остальные захвачены в плен. Затем, не покидая седел, драгуны открыли из мушкетов огонь по переплывавшим Днепр сечевикам, и казачьи головы одна за другой стали исчезать с поверхности воды, оставляя на ней кровавые круги...

Ближе к вечеру к Переволочне прибыл царь Петр. Приветливо поговорил с Левенгауптом и Крейцем, поинтересовался у них здоровьем «своего милого брата короля Карла», затем вдвоем с Меншиковым подошел к Днепру, где несколько часов назад предпочли погибнуть под драгунскими палашами и в водах реки, но не сдаться в плен, запорожцы.

— Жаль, Данилыч, что опять упорхнули от нас оба птаха — король Карл и изменник Мазепа. Но не только твоя в том вина — поторопились мы после сражения под Яковцами свою победу праздновать. Ну да ладно — что сделано, того не воротишь. Погоню за беглецами выслал?

— Сразу, как только шведы сложили оружие. Вдогонку за королем и Мазепой отправлены четыре драгунских полка под командованием генерала Григория Волконского и бригадира Кропотова.

— Будем надеяться, что им повезет больше твоего. Теперь хвались своим успехом у Переволочны.

— Всего пленных захвачено 16275 человек [115] , из них три генерала и почти тысяча офицеров: 11 полковников, 14 подполковников, 20 майоров, 250 капитанов, 300 лейтенантов, 320 корнетов и фендриков. Угодило в наши руки и изрядное число бунтовщиков-казаков — 2700 мазепинцев и четыре десятка запорожцев.

115

По шведским данным, Левенгаупт сдал русским 15729 солдат и офицеров. Русские, по-видимому, включили в состав пленных и тех, что сдались в окрестностях Переволочны вне шведского лагеря