И хочется, и колется

Я отскочила в сторону и руки вытянула. Можно подумать, его бы это остановило, если бы он по-настоящему захотел со мной пообжиматься.

– Нет! – взвизгнула я.

– Ну-ну, не бойся, – примирительно улыбнулся Кроко. И глаза его синие бесстыжие добрые-добрые, как у кота, что нажрался и греется на солнце.

Что-то у него сегодня перебор с нежностями ко мне. Как плотину прорвало. Распирает его неимоверно. Во всех местах, видимо.

– Вон! – повелительно указала я пальцем (да-да, некультурно, знаю!) на выход. И Крокодил попятился. Вышел задом, продолжая пялиться на меня восхищённо. Не зубастый аллигатор, а мишка плюшевый.

– Поехали в ресторан, что ли, – сказал он мне, когда я переоделась и отправилась на кухню. Время уже ого-го, а я только утром кофе выпила да пирожок в институте с чаем слопала.

– Ты наследство авансом получил? – съязвила я и попыталась в холодильник залезть.

– Соглашайся. Тебе понравится, – и пальцами кудряшку мою – дзынь! У него это ритуал. Он без конца меня так дразнит, как мальчик в детском саду, честное слово.

– Не хочу, – дёрнула я решительно дверцу холодильника на себя, а сама в уме наряды перебирала. У меня много красивых платьев. И туфельки есть, почти новые. Он же сюда весь гардероб мой перетянул – есть из чего выбрать.

– Тогда это похищение, – вздохнул он и, забрав из моих рук мороженые стейки, захлопнул холодильник. – Я хочу. И этого вполне достаточно. Включи рацио, Лиль. Через полчаса мы, красивые, будем сидеть за столиком, и возле нас будет виться официант. А тут тебе придётся час возиться – минимум.

Он тактично промолчал, что еда моя – так себе. То ещё испытание. Ну, не то чтобы совсем отрава, но я и кухня пока что вещи не совсем совместимые. У Крокодила гораздо вкуснее получалось и на вид презентабельнее. Я же умудрялась даже яичницу испортить.

К слову, Крокодил был весьма тактичен: никогда не бурчал и не жаловался, молча съедал всё, что криво выходило из моих рук, а изредка готовил сам или привозил что-нибудь вкусненькое из тех же ресторанов.

– Это насилие, – всё же попыталась брыкнуться я.

– Именно так. Попробую хоть раз побыть насильником. Очень новая для меня роль. А перспектив сколько – у-у-у…

Он оттеснил меня от двухметрового белого друга и очень культурно пожаловался:

– Переодевайся, Лиль. Жрать очень хочется.

И я сдалась.

Ресторанчик был небольшим и уютным. Как оказалось, нас ждали.

– Север, – полез обниматься пухленький коротыш с розовыми щёчками.

Весь такой мягонький, он походил на пупса. С Крокодилом они смотрелись эпично, а объятия их крепкие и вовсе слезу вышибали: Гене пришлось согнуться. Он бы легко мог Пупсика от земли оторвать, но делать, конечно же, этого не стал.

– Хром, – хлопал он товарища по плечам и рассматривал со всех сторон. – А ты похорошел, похорошел.

– Семейная спокойная жизнь, – развёл Пупс руками и проникновенно посмотрел на меня.

У него тоже глаза ясные, голубые. А губки пухлые, как у гипсовых купидончиков. У мамы были такие – она почему-то берегла их. Они всегда стояли на тумбочке в её комнате. Два пухлых губастеньких купидончика…

– Познакомишь с девушкой? – улыбается он мне. На подбородке у него ямочка. И вообще – милаха. Я вдруг понимаю: он мне нравится. Очень располагающие лицо, улыбка, глаза.

– Это Белая Лилия, – Крокодил не издевается, а как-то торжественно произносит мои имя и фамилию. – Моя будущая жена. Я женюсь, Меч.

– Да неужели? Свершилось?

– Пока ещё нет, но скоро. Познакомься, Лиля. Это мой друг, Хромов Мечислав. Он же Хром, он же Меч, он же Мастер Шеф. Ресторанчик – его собственность.

Хром делает страшные глаза и трясёт головой:

– Боже тебя упаси! Это собственность жены! Елены Прекрасной! А я тут так, на побегушках. Но что же вы стоите в дверях, гости дорогие? Проходите, присаживайтесь, почти всё готово для вашего торжественного ужина.

Это было… словно по-настоящему. Романтический ужин при свечах. Отдельная кабинка, где только я и Гена, и если бы не его слова о том, что наша сделка – всего лишь деловое соглашение, я бы подумала, что он меня охмуряет.

Нет, ничего такого. Просто ели, пили вино, разговаривали. Помнится, я много смеялась, а он тихо радовался и моему смеху, и музыке, что лилась ненавязчиво. Наслаждался – вот правильное слово.

Блюда сменялись одно за другим, я пьянела. Не столько от нескольких глотков вина, сколько от сытости и… какого-то маленького счастья, что плескалось крошечным солнцем у меня внутри.

Впервые после смерти мамы я была по-настоящему счастлива. И я была благодарна Северу и за свадебное платье, и за этот вечер.

Позже, в машине, он снова трогал мои кудряшки и хохотал над моим возмущением. А дома мы разошлись по своим комнатам. Я – на огромную кровать, а он – на надувной матрас.

– Спокойной ночи, – сказал он мне и склонил голову в старомодном поклоне, будто приглашал на танец.

– До завтра, – пролепетала я и юркнула за большую надёжную дверь.

Он меня будоражил. Выводил из себя. Я ничего не понимала. Да и куда мне было понять, глупой восемнадцатилетней девственнице, которая никогда толком и не целовалась до сегодняшнего дня.

Крокодил купил мне белые туфли – сам выбирал, а я только примеряла. Но у него глаз – алмаз. Мы взяли те самые, первые, что упали ему в око. А в ювелирном мы даже немного поспорили.

Я не хотела его… разорять. Как-то неправильно всё это выглядело. Поэтому мне хотелось скромный ободок, а Крокодил настаивал на широком кольце, почти закрывающем фалангу. Эдакое массивное счастье – мещанская мечта купчихи.

– Это чтобы всем было видно, что ты меня окольцевал?

– Может, и так, – соглашался он, задумчиво выбирая между очень широким кольцом и чуть поменьше, но выпуклее.

– Чтобы никто не сказал, что ты жмот, – не унималась я.

– Верно, дорогая, – сверкал он весёлым глазом. – Тренируешься меня пилить? Подожди, не спеши, дай я тебя хоть в ЗАГС свожу.

Он любовался моей рукой, эстет. Крутил её и так, и эдак. Остановился на выпуклом – оно ему показалось наиболее эффектным.

А потом была свадьба – самая странная из всех, что я знала. Положа руку на сердце, я не великий знаток всех этих ритуалов, но у нас был фиктивный брак, как ни крути.

В свидетельницы я позвала Леру Оконцеву – милую приятную хохотушку энд великую сплетницу. Пиар – наше всё. Я не побоялась. Мне было плевать. Уж коль у меня прекрасное платье, фата, туфли новые и кольцо на полпальца, я могла себе позволить войти в анналы институтских сплетен.