И на погосте бывают гости
Шрифт:
Далее шла полная каша. Самоубийство Маньяк квалифицировал как несоизмеримо больший грех, чем убийство. Поэтому он освобождал жертву от геенны огненной, уготованной для самоубийц. Сам же, хоть об этом напрямую и не писал, надеялся, что оказание услуг по освобождению души из узилища тела будет ТАМ квалифицировано как смягчающее обстоятельство. И надеялся на то, что ему «дадут» не очень большой срок пребывания в чистилище. Так и писал: «Конечно, чистилища мне не миновать…»
К сожалению, Стрелка, сколько этот бред не перечитывала, не могла понять, сколько же ему приблизительно лет.
– Эй, – окликнула она Танцора, который с большим увлечением мочил бластером монстров, – ты не устал еще?
– Тренировка, мать, тренировка. За неимением тира.
– Погляди-ка, что тут проклюнулось.
Танцор сел рядом и углубился в чтение. Потом сказал:
– Это он. Точно он. Клюнул, голубчик.
– Да, но информации маловато будет. Например, невозможно определить возраст.
– Ну, это за нас VICAP сделает. Соберем достаточно информации и пошлем. Хотя и тут кое-какие уши торчат.
И Танцор побежал по тексту сверху вниз. Выделил курсором абзац:
Есть проповедники смерти; и земля полна теми, кому нужно проповедовать отвращение к жизни. Земля полна лишними, жизнь испорчена чрезмерным множеством людей.
– Ну, что это, по-твоему?
– Мне кажется-, Ницше, – сказала Стрелка, наморщив лоб.
– И мне то же самое кажется. А иначе и быть не может. Человек, судя по всему, грамотный, не может без базиса, ублюдок. А у кого его удобней всего позаимствовать, как не у господина сумрачного философа?.. Вот и ещё кусок, выдернутый из контекста.
Серьезно относятся все к смерти; но смерть не есть ещё праздник. Еще не научились люди чтить самые светлые праздники.
Танцор продолжил текстологические изыскания. Начал что-то бубнить под нос по-английски, потом стал напевать. И в конце концов выделил жирным шрифтом ещё три фрагмента.
Ветер воет в моем уме и моей душе. Моя жизнь – открытая книга или телевизионная исповедь.
Мертвецы – пробуждающиеся новорожденные.
Я хочу умереть в чистом поле. И чувствовать прикос-новение змей.
– Ну? – спросил Танцор, довольный сам собою.
– Похоже на стихи. А в середине довольно пошлый афоризм.
– Так чьи стихи-то?
– Ну, не Пушкин же. Это уж точно. Кто-то очень смурной.
– Это, милая, Джим Моррисон, группа «The Doors». Надеюсь, слыхала про такого?
– Конечно. Только вот в переводе читать не приходилось. Но он ведь тыщу лет как помер, – решила щегольнуть знанием истории Стрелка. – Значит, выходит, что Маньяк уже старый пень? Что-то в это не верится.
– Почему же? – возразил Танцор. – Моррисон умер где-то году в семидесятом. Но у нас от него стали тащиться попозже. К тому же втемяшивается в голову на всю жизнь то, от чего тащишься подростком. Вот и считай. Году в семьдесят пятом Маньяку должно было быть лет Двенадцать – пятнадцать. Так что ему сейчас где-то тридцать пять – сорок.
– Я же говорю, что старый пень.
– Ты, Стрелка, забываешься, – уязвился Танцор.
– Дурной ты у меня совсем, что ли? – решила исправить оплошность Стрелка, как ей показалось, изящно. – Если бритвой людей резать и трупы трахать, то лет в двадцать уже пнем станешь. Ты же
у меня, блин, будь здоров какой конь.– Ладно, принято. Давай дальше работать. Надо же ведь как-то с ним знакомство завести, чтобы не спугнуть. Давай-ка черновик вместе составим.
Стрелка открыла Word и набила первую фразу: «Маньяк! Не стану скрывать, вы мне интересны».
– Это с какого же хрена ты его Маньяком называешь?
– Да с такого, что он сам так подписался.
– Ладно, годится. Только не слишком ли манерно получается? «Я к вам пишу, чего же боле?» У тебя тоже архаизмом сильно отдает.
– Ты неправ, – возразила Стрелка, – он же сам примерно так изъясняется. Типа интеллигент конца девятнадцатого века. Давай-ка ещё разок перечитай, чтобы врубиться.
Танцор перечитал и согласился.
– Теперь давай-ка обоснуй, почему он тебе интересен.
Стрелка закурила и сосредоточилась на кончике сигареты, дымящейся словно ароматизированная палочка. Потом сунула сигарету в левый уголок рта, прищурила левый глаз, чтобы дым не ел его, и опять застучала по клавишам: «Никак не ожидала встретить здесь, на форуме, среди этих болтунов, ч настоящего мужчину».
– Это правильно, – удовлетворенно потер ладонь о ладонь Танцор, – это ему будет очень приятно. Про настоящего мужчину.
– Фирма веников не вяжет. Кстати, я тебя тоже на это самое подцепила.
– Ты о чем думаешь, девушка? – сказал Танцор, удивленно и предельно неодобрительно посмотрев на Стрелку, словно застал её за ковырянием в носу. – Чем у тебя башка занята? Мы важным делом занимаемся или что? Пиши, блин, пиши своему новому другу!
Стрелка вновь застучала по кейборду: «Меня часто посещают те же самые мысли. Точнее, я только сейчас поняла, что они именно такие. Вы помогли мне разобраться в себе. Это очень необычное ощущение…»
– Так-так, отлично, – нервничал за спиной Танцор, – отлично, Стрелка! Только ты немного пошлости подпусти, чтобы как в латиноамериканском сериале. Чувствую, что Маньяк в минуты просветления банальнейший человек. Это из его текста так и прет.
– Погоди. Пошлость будет. Я думаю, надо навтыкать незакавыченных цитат из Ницше. Согласен?
– Ну, блин, ну что бы мы все без тебя делали?! Давай хреначь. А я для тебя пока что-нибудь вкусненькое приготовлю.
Танцор пошел на кухню делать композиции из хлеба, ветчины, сыра, ломтиков селедки в брусничном соусе, маслин, маринованных огурцов, свежих помидоров, зелени и майонеза: Стрелка углубилась в работу.
Через пятнадцать минут все было готово. Усталая и довольная Стрелка, рискуя надорвать уголки рта, поедала плоды творческого порыва Танцора. Танцор углубился в чтение послания.
Маньяк!
Не стану скрывать, вы мне интересны. Никак не ожидала встретить здесь, на форуме, среди этих болтунов, настоящего мужчину. Вас, вероятно, интересует, почему я пишу вам, вместо того чтобы, как это делают ограниченные люди, ужасаться тому, что вы рассказали о себе. Дело в том, что я ощущаю родственность наших душ. Мое сильнейшее свойство (уверена, что и ваше тоже) – самоопределение,. Но оно по большей части оказывается и моей нуждой – я всегда стою на краю бездны.