И настанет день третий

Как и тот, из которого мы вышли, каждый туннель заканчивался мостом. Под разными углами, болезненно изгибаясь и корчась, эти высокие каменные плотины тянулись от одного черного провала к другому, и чаще всего совсем не к тому, который находился напротив. Именно поэтому все лежащее внизу зловонное болото оказалось поделенным на небольшие, чаще всего треугольные сектора, или колодцы, или ямы, какое название кому больше нравится.

Ямы?! Вдруг вспомнились слова Жиля: «к ямам…». Он сказал, что золото сносят к ЯМАМ!

– Все, прибыли на место, теперь будем ждать, – я тут же напомнил компаньонам слова жабаподобного ремесленника. – Сами выход мы не найдем, его нам должны указать, Анцыбал должен.

– Но тут ждать нельзя, – засуетился Сурен, – ведь именно по этой дороге и пройдут несущие золото лобасты.

– Засядем в одном из соседних туннелей, – предложил я. – Далеко отходить нельзя. Можем просмотреть все самое важное.

– Двинули! – Сурен спешно закинул мою руку себе на плечо. – Подстрахую тебя, а то еще кильнешься в эту «ароматную» кашу.

Нет, к водным процедурам я был явно не расположен, поэтому поспешил покрепче вцепиться в друга. И вообще, не нравилось мне это чертово болото. Что-то в нем было пугающее и зловещее. Как будто это не гнилая водная жижа, а сам страх, сгущенный до жидкого состояния. Хотя наверняка это просто нервы, мои разболтанные, измочаленные до нельзя нервы.

В качестве укрытия мы выбрали соседний туннель справа. Он выходил на пол дюжины метров выше нашего, а значит с моста в него просто так не заглянешь. Зато для наблюдения – милое дело. Сверху вся эта тошнотворная клоака лежала как на ладони. Однако, до туннеля еще нужно добраться, и сделать это следовало как можно скорей.

Наша бригада что есть духу припустила по мосту. Метров пятьдесят до смычки, затем поворот направо и практически по параллельной дамбе к заветному наблюдательному пункту. Оставалось только надеяться, что когда мы окажемся на месте, с тыла не появится еще одна орава бодрых старушек с длинными когтями и острыми как бритва клыками. Но тут уж как распорядится взбалмошная подруга-удача.

До поворота мы добежали очень быстро, думаю, за минуту. Не такой уж и плохой результат для трех изувеченных покойников. Но стоило лишь ступить на параллельный мост, и мы остановились как вкопанные. Взгляды сами собой обратились вниз. Болото с другой стороны дамбы выглядело совсем иначе. Нет, оно все также оставалось серым, вязким и зловонным, различие состояло лишь в том, что там оно не было мертвым. На поверхности мутной пузырящейся жижи барахтались жирные, светящиеся словно лампы дневного света личинки… сотни, тысячи личинок. Тех самых, которых я видел в руках у старух.

– Что это? – прошептал Чен Фу.

– Не знаю, твари какие-то. Лобасты их накалывают на палки и используют вместо факелов. Дорогу освещают, значит.

– Вот почему в этой пещере относительно светло, – догадался Сурен. – Наверняка такая же живность водится и в других загонах.

– Проверять не будем, – я махнул рукой в сторону цели нашего марш-броска. – Идемте скорее.

И только я это произнес, как откуда-то издалека, с противоположного конца подземелья послышался приглушенный шум. Его услышали все. Какофония звуков состояла из шарканья многочисленных ног, непонятного шипения, звяканья и каких-то странных тяжелых вздохов, похожих на стоны.

– Лобасты! – выдохнул Чен Фу. – Выходят из прохода на той стороне.

– Пока они нас видеть не могут, – продолжил за китайца мой друг.

– Быстрее в туннель! – Я вцепился в плечи своих товарищей и с силой толкнул их вперед. – И тише вы, а то разорались тут!

Уговаривать моих компаньонов долго не пришлось. Схватив меня под руки они что есть духу кинулись бежать. До тоннеля добрались еще быстрее, чем преодолели первый отрезок до поворота. И это не смотря на то, что Чен Фу неожиданно зацепился за какое-то вделанное в пол железное кольцо и с разгону хлопнулся на пол. Тогда уже я, позабыв о своих увечьях, принялся поднимать распластавшегося на каменных плитах китайца. Но, слава богу, все обошлось, и спасительный туннель укрыл нас раньше, чем из колышущегося сумрака показались первые исчадия ада.

Это было по-настоящему страшно, даже для меня, видевшего лобаст ранее. Моих же товарищей от одного взгляда на чудовищную процессию начала колотить крупная дрожь. Я видел, как трясутся руки у Сурена, как сжался, скукожился, закрыл глаза Чен. Но вот только я не мог себе позволить такую роскошь как слабость. Я должен был видеть и знать. Уж очень многое было поставлено на карту. Многое? Это не то слово. На кону стояло все!

Весь ужас происходящего на мосту заключался в том, что лобасты прибыли не одни. Они притащили с собой пленников. С полсотни человек, скованных одной длинной цепью. На узниках были одеты грубые ржавые ошейники. Именно к ним и крепились звенья цепи. Руки грешников стягивали обычные пеньковые веревки. Это у тех, у кого были руки. У большинства несчастных их просто не было. Обрубленные культи, страшные раны на месте вырванных вместе с ключицами и лопатками верхних конечностей и везде кровь, старая засохшая кровь. В таком виде люди походили на жертв одной огромной катастрофы, может крушения поезда или падения самолета.

Но это лишь обманчивое первое впечатление. На самом-то деле я видел перед собой жителей разных стран и эпох. Солдаты обоих мировых воин, женщины в обрывках длинных парчовых платьев, солидные джентльмены, от дорогих пиджаков которых остались лишь забрызганные бурыми пятнами жилетки. А вон, первый с краю, мужик в адидасовском тренировочном костюме. Вдруг я вспомнил этот превращенный в лохмотья синий спортивный костюм. Я вспомнил это лицо и эти потухшие, полные боли и тоски глаза. Да, это тот самый человек, которого я видел у плавильной печи в третьем круге. Тот самый несчастный, у которого сгорела одна рука, а вторую отрубил безжалостный надсмотрщик.

При виде этой изуродованной человеческой фигуры я почувствовал затуманивающую сознание дурноту. И причиной ей был совсем не вид страшных ран и увечий. Причиной ей стала мысль… одна отвратительная, гадкая мысль. С настойчивостью пульса она стучала в висках, она словно опухоль проращивала метастазы в каждой клеточки мозга, от нее не было покоя и спасения. И вторя этой мысли, я снова и снова тихо шептал: «Почему они здесь? Почему они здесь?!»

– Что эти ведьмы собираются делать? Зачем они притащили сюда этих калек? – мой друг думал о том же самом.

– Молчи, Сурен, лучше молчи, – процедил я сквозь плотно сжатые зубы.

Тем временем перед нашими глазами стали разворачиваться события, смысл которых окончательно сбил меня с толку. Узников никто не трогал. Им приказали сесть. Цепь лобасты прицепили к тому самому кольцу, о которое споткнулся Чен. Вернее один конец цепи. Для второго, дальнего от нас конца, нашлось еще одно кольцо, точно такое же, расположенное прямо на краю той смычки, где мы и свернули. В суматохе мы его не заметили, да и кто тогда смотрел под ноги?

Еще раз проверив оковы, лобасты ушли. Их мерно раскачивающиеся фигуры растворились в темноте одного из туннелей. Страх, навеваемый этими бестиями, оказался столь силен, что, глядя в ту сторону, я еще долго не мог избавиться от ощущения их присутствия. Казалось что старухи все еще там, во мраке огромной норы. Они затаились, они только и ждут подходящего момента, чтобы выскочить из своего укрытия и с леденящим воем кинуться на нас. И тогда не жди пощады. С беглецов заживо сдерут кожу, вытянут жилы, выпьют всю кровь, а затем покрошат на мелкий трепещущий от невыносимой боли гуляш.