И опять Пожарский. Тетралогия

– Но ведь он куплен на племя, – попытался возразить мужик.

– Те пять кобылок уже жерёбые, – поинтересовался Дмитрий Михайлович.

– Точно так, князь батюшка, его детки будут, – кивнул конюх.

– Вот и хватит. Этот конь для походов вырос, а не для того, чтобы в конюшне стоять.

Ещё князь забрал десять дестриэ из двадцати двух. Он погрузил на две специально собранные плотниками телеги, мишек от въезда в Вершилово. Забрал и четыре картины резных с князем Владимиром под неодобрительным взглядом отца Матвея. Утром третьего дня князь Пожарский покинул ограбленное Вершилово. Из мастеров он никого не взял, но забрал ключницу из княжьего терема Агафью, уж больно ему полюбились блюда, что научил делать её княжич.

Пан Янек Заброжский через два часа после отъезда князя собрал всех мастеров и управляющих на совет. Народ набился в горницу княжьего терема и недовольно гудел, пока поджидали опаздывающих. Лях их понимал. Мастера и управляющие радостно встретили отца их благодетеля "Петюнюшки". А из села утром выехал тать, что разорил захваченный город.

– Ладно, – остановил шляхтич недовольный ропот, – Он хозяин, что захотел, забрал, его право. Давайте посчитаем убытки и посмотрим, как из этого выпутаться. Давай, Дуня, с тебя начнём.

– Через пару дней прибудет купец из Владимира. Мне нужно сделать ему десять горшков ореховых масла, десять селёдочных и пять лекарственных, – сообщила не радостные новости Фомина.

– Что у вас с горшками, – переключился лях на гончаров.

– Партия по десять рыбных горшков и двадцать обычных сегодня из печи выходит, – обрадовал Трофим Лукин, староста гончаров.

– С рисунками, что? – Заброжский повернулся к иконописцу.

– Как горшки остынут, несите сразу к нам, не поспим пару ночей, справимся, – со своего места обнадёжил Иоаким Прилукин.

– Так, староста, – обратился лях к Коровину, – обойдёшь сейчас все дворы и скажешь, чтобы всё молоко несли к Фоминой. Успеешь теперь, Дуняша? – переключился он на маслозаводчицу.

– Должны, хорошо ты всё придумал, пан Янек, спасибо тебе, – Дуня поклонилась Заброжскому.

– Не для тебя стараюсь. Все купцы должны знать, что если в Вершилово обещали, то сделают. Понятно ли? – он оглядел присутствующих.

– Что ж, непонятного. "Пурецкая волость", одно слово, – за всех ответил Коровин.

– С сырами у нас что? – поинтересовался пан Янек у Фёдора Сироты.

– Спасибо Дуняше, успела предупредить, мы почти все сыры попрятали. С заказами купцов справимся, а взял князь всего восемь сыров, – дал полный отчёт сыродел.

– Хорошо. С валенками, что?

– Забрал часть товара князь батюшка, но ничего страшного, к зиме новых наделаю, сейчас-то и заказов почти нет, – успокоила всех Татьяна.

– Ну, тоже не плохо. У тебя Фома, я так понимаю, самые большие потери.

– Я уже успел с плотниками переговорить, собьют они мне четыре щита новых и колоды под медведей. Я им колоды-то больше прежних заказал, ещё больше и грозней мишки будут. И с деяниями князя Владимира совладаем. Повторять-то завсегда быстрее, чем новинку делать. Правда, вот работа над детьми со зверушками, что княжич наказал делать, отложится пока, – разъяснил весь расклад Фома, почёсывая отрезанное ухо.

– Ну, княжич только по осени вернётся. Напрягись, ученикам своим чуть больше воли дай, – подбодрил того Заброжский.

– Ещё у кого какие потери?

Василий Полуяров горестно приподнялся со своего места:

– Думаю, в коневодстве потери восстановить не удастся. Забрал князь племенного жеребца арабского и десять дестриэ.

– А что те пять кобылок, которые купец привёз? – покачал головой лях, оценивая потерю вороного жеребца. Второго такого просто не бывает.

– Кобылки все жерёбые, и ещё с обычными нашими кобылами три раза спарили. Восемь жеребят должны получиться, – вздохнув, рассказал селекционер, – Ну, а по дестриэ вы и так все знаете. По осени уже жеребята пойдут. Только количество возможных вариантов для случки убыло в два раза.

– Ну, тут уже ничего не поделаешь. На то его княжья воля. Есть ли ещё потери?

– Тысячу рублёв из неприкосновенного запаса князь забрал, – огорошил всех Коровин. Ему княжич доверил сохранность всех получаемых без него от торговли денег.

– Как же он прознал про запас? – насупился на него лях.

– Так спросил у пана Лукаша, сколько за последний месяц "перьевые ручки" доходу принесли, а тот и сказал, что тысчу рублей. Князь меня и заставил деньги отдать. Я пытался было отговориться строительством, но он так зыркнет на меня, что пришлось отдать, – повинился староста.

– А есть ли деньги у тебя со строителями рассчитаться, да за материалы заплатить?

– Да, найдём, пан. Не сумлевайся, это ведь только за последний месяц деньги были, а ведь не один месяц уже "переработками" занимаемся. Слов нет, тысяча рублей огромодные деньги. Только ещё больше пяти тыщ осталось, да в мастеровых запасах ещё больше тысячи лежит. Дай бог князю батюшке лёгкой дороги, – хитро улыбнулся вершиловский староста.

Событие семьдесят девятое

Петер Шваб зашивался. Он ничего не успевал. Началось это около месяца назад, в самом начале июля. Ему принесли грамотку от матери царя, старицы Марфы. В грамотке говорилось, что Марфе понравилась азбука, изданная книгопечатником. Ну, что ж, хорошая новость. Дальше старица "просила" прислать ей десять экземпляров азбуки, для обучения чтению инокинь в Вознесенском монастыре. Эта новость была похуже.

Петер напечатал десять азбук, благо доски с набором сохранились, но ведь рисунки были сделаны иконописцами вручную. Книгопечатник пошёл к знаменщику Иоакиму Прилукину и показал ему грамотку от государыни. Иконописец вздохнул и взял азбуки в работу.

А ещё через неделю пришла грамотка от Патриарха Филарета на тот раз не с просьбой, а с указанием напечатать для него двадцать экземпляров книги с библейскими притчами. Книгу эту задумал княжич ещё перед Рождеством. Он пришёл тогда к Петеру и спросил, есть ли у того Ветхий Завет на немецком языке. Шваб достал и показал ему три большие книги, изданные десяток лет назад в Кельне. Пожарский полистал их и огорошил книгопечатника.

– Нужно нам с тобой Петер издать книгу для чтения детей в старших классах школы. Она будет называться "Библейские притчи". Возьми свою библию и переведи на разговорный русский язык пару десятков историй из Ветхого Завета, те, которые тебе больше понравятся. Когда это сделаешь, то отнеси их отцу Матвею, пусть он их прочитает и исправит, если, что не так. Потом покажешь мне. Я тоже "поисправляю", – усмехнулся тогда Пожарский.

На перевод, пререкания с отцом Матвеем, и окончательную правку княжичем, ушло больше месяца. И в конце февраля 1619 года Петер Шваб начал работа на своей третьей книгой. Закончил он её в июне. Петра Дмитриевича не было, и Шваб решил показать готовую книгу настоятелю их храма отцу Матвею, он ведь тоже был одним из авторов. Через два дня отец Матвей пришёл к Швабу на книгопечатный двор

– Прости меня, Петер, – начал монах, – Не поверил я сначала в эту книгу, как же, думал я, Святое Писание да на простом языке. Кощунство. И потом не верил, когда ошибки в твоих текстах выискивал и собачился с тобой. Теперь же узрел. После святых Кирилла и Мефодия, ты третий на Руси просветитель. Лучше этой книги я в руках ничего не держал. Отпускаю тебе все грехи твои на сто лет вперёд! – Он обнял Шваба и троекратно его расцеловал, – Прими совет от меня недостойного. Отправь пять книг Государю.