И осталась только надежда
Шрифт:
Впрочем, я мог заблуждаться и на этот счет.
— Мне расценивать это как недоверие или беспокойство?
Мои смех и ирония не произвели на него впечатления. Или… я мог гадать, сколько угодно, пытаясь разобраться в том замысле, в котором я был пусть и важной, но одной из многих фигур, и раз за разом приходить к неверному решению.
— Как предосторожность, — ответил он спокойно, не смущаясь тем, что теперь я посматривал на него с искренним интересом.
Вилдор был непредсказуем, вызывая этим безотчетную ярость. Пока не наступал момент, когда ты вдруг начинал ощущать
— Считай, что она у тебя есть. Что еще?
— Кто, — поправил он меня. — Таши в это время должна находиться рядом с тобой.
— Ей грозит опасность?
На тревогу, которая прозвучала в моем вопросе, отец ответил мне укоризненным взглядом. Но испытывать моего терпения не стал.
— Исходя из прогноза, сделанного Сартарисом, есть вероятность, значительного скачка в магическом фоне Дарианы. А ваша пара вполне способна его нейтрализовать.
Пришлось спросить о том, о чем я хотел бы умолчать.
— У меня есть подозрение, что Таши беременна. Эти события могут повлиять на будущего ребенка?
В ответ — глубокий вздох, от которого в моей голове появляется множество не самых приятных предположений, но его рука тяжестью ложится на плечо еще до того, как я начинаю просчитывать возможные варианты своих действий.
— Я не собирался тебе об этом говорить, рассчитывал, что она должна сказать об этом сама, но это уже не подозрение. — Мой напряженный взгляд он словно и не замечал, говорил спокойно, с непривычной ленцой, которой я никогда раньше не слышал в его интонациях. — Расчеты говорят об этом однозначно, как и о том, что угрозы для беременности нет.
— А о том, кто родится? — Я не собирался скрывать от него свои радость и облегчение. Пусть это и не могло соответствовать образу бесстрастного ялтара. К тому же, своим вопросом я заверял, что нисколько не сомневаюсь в его способности не допустить гибели миров.
— А о том, кто родится, — его лицо на мгновение смягчилось, но в этой мимолетности была и непонятная мне горечь, — ты узнаешь, когда придет время.
Наверное, впервые в своей долгой жизни мне хотелось, чтобы это день наступил как можно скорее.
Но это не помешало мне задать свой следующий вопрос. И хотя особого значения он не имел, любопытство, и не более, оценить, насколько он оказался важным, смог уже довольно быстро.
— Первым, кто встретил Единственную, был Тинир?
Я не хочу жить! Я настолько не хочу жить, стремясь лишь к одному — провалиться в обещающую покой темноту, что отказываюсь замечать светлое пятно над головой, хоть оно и продолжает приглашающее мерцать, играя бликами.
Моя грудь разрывается от потребности сделать вдох, так же, как я сама разрываюсь между небытием, в котором закончится все, что меня терзает, и ощущением неправильности этого решения, болью, холодом, пустотой….
Я не хочу жить!
Очередной удар по лицу вышиб из моей головы все мысли, а рот наполнился горячей кровью, стоило мне только признать этот факт и обрадоваться.
— Дыши, забери тебя Хаос, дыши!
Мне хотелось крикнуть, что я не хочу, умоляя прекратить этот ужас и позволить
мне умереть, но вместо голоса из саднящего горла вырвался хрип, а потом пропал и он, а в приоткрытый рот хлынула вода, утягивая за собой в бездну.— Ты сделаешь, как я хочу! Ты слышишь меня, Алинэ?
И хотя я четко слышу эти слова, пусть и доносящиеся словно издалека, на них накладываются другие: «Доченька! Алена!»
В памяти всплывает испуганное лицо мамы, затем появляется ощущение того, что что-то падает мне на лицо, а когда попадает на губы, я явственно ощущаю соленый привкус.
Слезы?
А потом в душе рождается ужас, в котором калейдоскопом смешиваются детские воспоминания: река, песчаный берег в нескольких шагах от меня, смеющиеся мама и папа, радужные брызги, я делаю шаг в сторону, чтобы уклониться от них и….
Дно исчезает из-под ног и надо мной сгущается мгла, светлое пятно, становящееся с каждым мгновением все более неуловимым и вода, которой я захлебываюсь, пытаясь крикнуть.
— Дыши, Алинэ, дыши!
Холод вокруг, холод в душе и пусто….
— Я не хочу….
Но это уже больше похоже на шепот, потому что тело, вопреки моему решению, стремится наверх, к солнцу, воздуху, жизни. И вода расступается, выпуская меня из своего плена, возвращая боль, раздирающий горло кашель, неприятный привкус и тепло, к которому я неосознанно тянусь, наперекор живущему во мне стремлению съежиться и вновь погрузиться во тьму.
Зубы выбивают мелкую дробь, мокрая одежда вызывает не просто отвращение, потребность избавиться от нее, чтобы я могла плотнее прижаться к тому, от кого веет надежностью и жаром, который согревает, но не обжигает.
Я скрюченными пальцами пытаюсь сорвать ее с себя, но они не слушаются, соскальзывая по мокрой ткани, и я захлебываюсь бессильными слезами и воем. И затихаю, неожиданно осознав, что мое желание исполнилось и тогда позволяю себе упасть в эту безопасность, в пьянящий аромат силы и четкий ритм, который ощущаю каждой своей клеточкой.
Вырывает меня из состояния покоя разговор. Его смысл остается недоступным — беседа ведется на незнакомом языке, но то, что говорят обо мне, сомнений не вызывает.
Не успеваю я на это отреагировать, как неподалеку раздается тихий звук, на самой грани восприятия, и тяжелая рука ложится мне на плечо, не давая подняться.
— Лежи, ты еще очень слаба.
Глаза я открываю раньше, чем до меня доходит, что лучше этого не делать. Но уже поздно что-либо менять и лицо мгновенно вспыхивает румянцем, как только становится очевидной пикантность ситуации, в которой я нахожусь.
Несомненно, что я полностью раздета. Да и Туоран, не просто лежащий рядом со мной и укрытый тем же одеялом, что и я, но и властно прижимающий меня к себе вопреки моему сопротивлению, если и одет, то лишь частично.
Очередная попытка вырваться заканчивается тем, что он нависает надо мной, насмешливо прищурив глаза и очень неприятным голосом, очень похожим на тот, с которым произносил свои реплики некоторое время назад его собеседник, произносит:
— Еще раз дернешься, мне останется только воспользоваться этой возможностью.