И отрет Бог всякую слезу

В следующий момент в корму броневика попало несколько пуль. Полетели отстреленные кусочки зеленой краски, на броне появились вмятины, но больше ничего не произошло. Лагерь не смог их задержать. И от совершенно незнакомого раньше чувства неуязвимости, от ощущения свободы, от радости, что они все-таки сумели сделать это, Саше хотелось плакать и смеяться одновременно.

Тоже самое испытывали и все сидящие в кабине. Не в силах себя контролировать, улыбались какими-то безумными улыбками, переглядывались счастливыми глазами. Наверное, ради таких моментов только и стоит жить на этом свете. Игорек за рычагами плакал, сам того не замечая, на его черном от гари лице остались светлые полосы от скатывающихся вниз слез.

От работающего на пределе двигателя было невыносимо жарко, в открытые смотровые щели дуло холодом. На железных стенах кабины дрожали капельки воды от конденсата. Лагерь превратился позади в темную полоску с торчащим силуэтом водонапорной башни. Общее ощущение счастья длилось не более нескольких минут. Это чувство для неба, а они пока еще оставались телами на земле.

— Куда ехать? — прокричал с носового отсека Игорек, разом вернув всех в реальность. Вопрос прозвучал вовремя: от дороги, ведущей в лагерь, они выехали на расчищенное от снега шоссе. И тут сообразили, что они совершенно не знают маршрут побега. Зотов все держал в голове. Где немецкие гарнизоны, где партизаны, где ведущие далеко в лес проселочные дороги…? Ничего неизвестно. Игорек резко нажал на тормоз, и броневик остановился на пустом перекрестке. Морщась от тесноты, Саша открутил барашки на крыше башни и, откинув люк, выбрался наружу. Он единственный, кто был здесь местным, кто хоть что-то знал.

Снег почти перестал идти, дул ветер. Лагерь потерялся позади, а слева и справа белели снежные пахотные поля, пересеченные редкими перелесками. Пустое безлюдное шоссе уходило на восток и запад, никаких других дорог видно не было. Шоссе на восток вело в Минск, там им делать было нечего. Оставалось только на запад, на Ждановичи. Там наверняка стоял немецкий пост, но если его проскочить, дальше начинались густые леса.

— Поворачиваем налево, — сказал Саша, возвращаясь в кабину, прикрывая за собой люк. — Ход не сбавлять. Самый полный. Скоро погоня, а через пару километров, скорее всего, пост. Проскочим раньше, — выживем.

— Не выдержит движок такой нагрузки. Да и топлива осталось…. — отозвался было со своего места Игорек, но сразу осекся, потому что других вариантов у них не было. Он рванул рычаг передачи, надавил на газ, и броневик, выбрасывая в сторону комья снега, развернулся и пошел на Ждановичи.

Это было ошибкой. Им надо было разбегаться пешком, перелесками, до лесного массива. Или хотя бы повалить пару придорожных столбов, разрывая телефонную связь. Зотов наверняка так бы и поступил. Но они не догадались.

Несколько минут ехали молча. Вернулся спрятавшийся на время страх. А приблизительно через километр увидели впереди на шоссе какое-то движение.

— Мотоциклетка! Двое немцев. Прямо на нас! — крикнул срывающимся от волнения голосом Игорек.

Это действительно была мотоциклетка. Закутанные шарфами от холодного ветра немцы двигались им навстречу, один сидел за рулем, второй расслабленно полулежал в коляске. В какую-то секунду можно было заметить, как он удивленно приподнимается, увидев в смотровых щелях броневика бледные, грязные, заросшие лица.

Мотоциклисты явно еще не были в курсе о побеге из лагеря.

— Жахни из пулемета, — крикнул полицейский Саше, когда до встречи с мотоциклеткой оставалось не более десяти метров.

— Отставить! Дави их! Дави! Дави! — закричал Андрей.

Игорек резко повернул руль, машина дернулась влево. Тут же раздался удар. В кабине все подпрыгнули, Саша с размаха ударился головой о выступ люка. Под днищем что-то заскрежетало. Резко обсев носом броневик остановился, а в следующий момент Саша уже выбрался через люк наверх.

Немцев раскидало по дороге. Искореженную мотоциклетку затащило под капот. Один из немцев, водитель, лежал совсем рядом, на боку, спиной к Саше. Не надо было подходить поближе, чтобы понять, что он уже мертв. Второй лежал в снежной канаве в нескольких метрах дальше. Он силился приподняться на локтях, и непрерывно кашлял, разбрызгивая по губам кровь. На ремне на шее висел автомат. Потом из боковых дверей броневика вышел полицай. Саша видел, как он не спеша подошел к пытающемуся приподняться немцу. Бесконечно долго они смотрели друг на друга. Затем полицай стал молча снимать с шеи немца автомат. Немец не сопротивлялся, только кашлял и, не отрываясь, смотрел на полицая блестящими расширенными глазами. Сняв автомат, полицай рывком дослал патрон в патронник, отошел на шаг, зачем-то оглянулся по сторонам, и прицелился немцу в голову. Он делал все как-то вдумчиво, не спеша, его движения были подчеркнуто медлительными, и Саша хотелось крикнуть, чтобы он прекратил издеваться.

Наконец ударил выстрел. Голова немца дернулась. Андрей в это время снял автомат и подсумок с патронами с мертвого водителя. Игорек оставался в работающем на холостом ходу броневике.

— Жратва… Может у них какая жратва есть? И водка во фляге, — облизывая губы, хрипло спросил полицай. Но обыскивать мертвецов было некогда. Через минуту, проехав по раздавленной мотоциклетке, они поехали дальше.

Вскоре в смотровых щелях появились белые от снега крыши окраины Жданович.

И Саша, и Андрей, и Игорек попали в плен в первые дни войны, они почти не представляли себе, что происходит на оккупированной территории. Думали, — стоит только доехать до первого населенного пункта, постучаться в любой дом, их там накормят, переоденут, и подробно расскажут, где можно найти партизан.

Единственным, кто понимал, что все не так просто, был полицай.

— В саму деревню лучше не соваться, — крикнул он сквозь грохот мотора. — Может, есть какой-нибудь объездной путь?

— Раньше был, — крикнул в ответ Саша из кормовой башни. — Через санаторий…. Игорек, вон видишь поворот? Давай туда!

Через сотню метров слева от них действительно виделась уходящая в сторону дорога. Но если шоссе было отчищено от снега, то та дорога утопала в наметенных сугробах.

— Завязнем! — выкрикнул Игорек.

Но это было правильное решение. На выезде из Жданович дорога была уже блокирована. Правильное, но половинчатое. Им бы остановить броневик и разбежаться по перелеску в обратном направлении, зарыться бы в снег, стать бы невидимыми, превратиться в деревья, валуны, или раствориться в воздухе как джин, про которого Саша читал в детстве. Но они даже не думали оставить броневик, им казалось, что пока они за его броней, они в безопасности.

Бронемашина сбросила скорость, повернула свой черепаший корпус на проселок, и медленно поехала, давя сугробы своей огромной тяжестью. Трясло на ухабах, люди в кабине хватались руками за все что попало, чтобы удержатся на местах. Дорога оказалась заброшенной. Как и показавшиеся вдали корпуса санатория с пустыми черными дырами окон.

В какой-то момент броневик резко сел на днище, накренился, и остановился, ревя от перегазовки, выбрасывая в воздух струю дыма. А потом вдруг двигатель смолк. Наступила непривычная тишина, прерываемая гудением и щелканьем зажигания.

С момента побега прошло около сорока минут. В обычной жизни их не заметишь, но для войны это огромный промежуток времени. Звонили телефоны в самых разных кабинетах. Беглецы даже не представляли себе, какой они вызвали переполох. Боевая тревога была объявлена по всем окрестным гарнизонам.