И плачут ангелы

К костру вышел Ганданг. Одетый лишь в короткую набедренную повязку, он все равно выглядел угрожающе, точно лев на охоте. Сержант отшатнулся. Джуба с трудом поднялась, потирая запястье, но Ганданг не смотрел на нее, а подошел прямо к Сент-Джону.

— Что тебе нужно, белый человек? Зачем ты пришел в мой крааль, точно вор в ночи?

Мунго посмотрел на сержанта, ожидая перевода.

— Он назвал тебя вором, — сказал Эзра.

Мунго вздернул подбородок и хмуро уставился на Ганданга:

— Он знает, зачем я пришел. Мне нужны двести сильных молодых мужчин.

Ганданг немедленно прибег к отработанному приему, изображая тупого туземца. Мало кто из европейцев умел этому противостоять, а люди вроде генерала Сент-Джона, не знающие языка, были к тому же вынуждены мириться с долгим процессом перевода. Солнце стояло уже высоко, когда Ганданг повторил вопрос, заданный почти час назад:

— Зачем он хочет забрать моих юношей? Ими здесь хорошо.

Стиснутые кулаки Мунго задрожали от сдерживаемого напряжения.

— Все мужчины должны работать, — перевел сержант. — Таков закон белых людей.

— Скажи ему, что у матабеле другой закон, — парировал Ганданг. — Амадода не видят доблести в том, чтобы копаться в грязи. Это дело женщин и амахоли.

— Индуна говорит, что его люди не будут работать, — злонамеренно исказил его слова сержант.

Мунго Сент-Джон потерял самообладание: стремительно шагнув вперед, он ударил вождя хлыстом по лицу.

Ганданг моргнул, но не вздрогнул, не стал ощупывать быстро распухающий блестящий след на щеке, не сделал попытки остановить тонкую струйку крови из разбитой губы, позволив ей капать с подбородка на обнаженную грудь.

— Сейчас в моих руках нет оружия, белый. — Шепот Ганданга прозвучал громче крика. — Но времена меняются. — С этими словами он развернулся и ушел в свою хижину.

— Ганданг! — закричал Мунго Сент-Джон ему в спину. — Твои люди будут работать, даже если мне придется ловить их и заковывать в цепи, словно зверей!

Две девушки быстро шли по тропе плавной покачивающейся походкой, удерживая на голове большие свертки с подарками для своих мужчин. Там были соль и кукурузная мука, нюхательный табак, бусы и отрезы ткани для набедренных повязок, вторые девушки выменяли в лавке Номусы в миссии Ками.

Покинув полосу опустошения, оставленную саранчой, подруги оказались в лесу, где среди желтых цветов акаций жужжали пчелы. Впереди вздымались округлые гранитные холмы, в которых прятались мужчины, и девушки воспрянули духом, оживленно перекликаясь и болтая. Их веселый смех, словно звон колокольчиков, разносился далеко вокруг.

Они обогнули подножие высокой скалы и, не останавливаясь, стали подниматься по естественным каменным ступеням, ведущим в крутую расщелину, откуда можно выйти на вершину.

Имбали шла впереди, подпрыгивая на неровной тропе, покачивая упругими ягодицами под короткой юбочкой. Руфь, изнывая от нетерпения не меньше подруги, следовала за ней. Они добрались до крутого поворота между двумя громадными округлыми валунами.

Имбали остановилась так резко, что Руфь чуть не налетела на нее и встревоженно вскрикнула, увидев стоящего посреди тропы мужчину с ружьем в руках. Незнакомец, несомненно, принадлежал к племени матабеле, хотя девушки никогда раньше его не встречали. Он был одет в синюю рубашку, на бицепсе поблескивал медный диск.

Руфь поспешно оглянулась и снова ахнула: еще один вооруженный незнакомец вышел из тени валуна, отрезая путь к отступлению. Он улыбался, но девушкам эта улыбка не понравилась. Они опустили свои ноши на землю и прижались друг к другу.

— Куда идете, кошечки? — спросил улыбающийся канка. — Никак, котика себе и ищете?

Подруги смотрели на него огромными испуганными глазами.

— Мы пойдем с вами, — заявил он.

Невероятно широкая грудь и кривые, чрезмерно мускулистые ноги делали незнакомца уродливым. Улыбка обнажала ослепительно белые лошадиные зубы, но глаза оставались холодными и мертвыми.

— Берите свои свертки, кошечки, и отведите нас к котам.

Руфь покачала головой:

— Мы не знаем, о чем ты говоришь. Мы всего лишь идем искать целебные корни.

Полицейский подошел поближе странно раскачивающейся походкой и пнул сверток Руфи. Содержимое высыпалось на землю.

— Ага! — холодно улыбнулся канка. — Если вы идете за мути, то зачем несете с собой такие подарки?

Руфь упала на колени, торопливо собирая рассыпавшиеся по каменистой почве бусы и кукурузу.

Незнакомец положил руку ей на спину и погладил гладкую черную кожу.

— Мурлычь, котенок, — усмехнулся он, и Руфь застыла на месте.

Канка легко провел толстыми сильными пальцами по спине и положил громадную ладонь с выпирающими костяшками на затылок девушки. Руфь задрожала, почувствовав его пальцы на шее.

Имбали заметила, как мужчины переглянулись, и поняла их намерения.

— Она замужем, — прошептала девушка. — Ее муж — племянник Ганданга. Поберегись, канка.

Пропустив слова Имбали мимо ушей, полицейский заставил Руфь встать и повернул ее лицом к себе.

— Отведи нас туда, где прячутся мужчины.

Руфь уставилась на него и внезапно плюнула ему в лицо. Слюна заляпала щеки и закапала с подбородка.

— Канка! — прошипела девушка. — Предатель!

Незнакомец продолжал улыбаться.

— Именно этого я от тебя и добивался.

Крепко держа Руфь за шею, он взялся за шнурок на поясе и резко дернул — юбка упала. Девушка вырывалась, прикрывая низ живота ладонями. Канка посмотрел на ее обнаженное тело и часто задышал.

— Присмотри за второй, — велел он напарнику, бросив ему свой «винчестер».

Полицейский поймал ружье за приклад и, подталкивая дулом, заставил Имбали прижаться спиной к высокому гранитному валуну.

— Скоро придет наша очередь, — заверил он девушку и повернулся посмотреть на другую пару.

Канка оттащил Руфь всего на несколько шагов от тропы, где их едва скрывал редкий безлистный кустарник.

— Мой муж убьет тебя! — закричала Руфь.

До стоящих на тропе доносился каждый звук, даже неровное дыхание насильника.

— Если уж мне придется поплатиться жизнью, то обслужи меня как следует! — хихикнул он и вдруг ахнул от боли. — Ах ты, кошечка! Ты еще и царапаешься!