И пожрет пес пса…

— Тем лучше. Надежный парень. — И Алекс сменил тему. — Тебе нужна тяжелая артиллерия? Я знаю типа, который может вооружить вас автоматическими М-16.

— Мы и так вооружены до зубов. Я предпочитаю помповые ружья. Наручники — вот что нам нужно.

— Это всегда пожалуйста. Сколько?

— Полдюжины. Раз мы собираемся арестовывать наркоторговцев, значит, нам нужны наручники.

— Получишь. Как насчет кредитных карт? «Виза»?

— Лучше не надо.

— Они чистые, комар носу не подточит.

— Не важно. Из-за прежних судимостей кредитные карты мне засчитывают наравне с убийствами. Мне что пользоваться картами, что рвать людей на части, — результат в случае ареста один.

— Ты готов рисковать?

— Куда же я денусь? Мне поздно завязывать. Колесиком и винтиком быть не хочу.

— Помни, — сказал Алекс, — в гетто надо держать ухо востро.

— Я всегда держу ухо востро.

— Теперь там опаснее, чем было раньше. Гребаная пацанва разгуливает с девятимиллиметровыми пушками. Девяти миллиметров достаточно, чтобы любого отправить на тот свет.

— Откуда у них деньги? Такой ствол тянет на все пятьсот — шестьсот баксов. Это же целое месячное пособие!

— Шутишь, брат? — усмехнулся Алекс. — Не все же сидят на пособии.

— Понятно. И все же откуда у молокососов такие деньги?

— Крэк и «ангельская пыль». От этого они напрочь слетают с катушек и теряют представление о реальности. Воображают, что убить человека — значит заслужить уважение.

Трой принял предостережение к сведению. Алекс Арис был в Сан-Квентине, что называется, в авторитете. Если он говорил, что улицы города нынче опаснее, чем раньше, то Трою оставалось действовать с учетом его наставлений.

Алекс посмотрел на часы.

— Мне пора. До Лагуны путь неблизкий.

Трой проводил Греко до стоянки. Служитель подогнал новый открытый «ягуар». Трой присвистнул, Алекс подмигнул.

— Плата за грехи, — сказал он, садясь за руль.

8

Изучив содержимое папки и сделав заметки, которые никто, кроме него, не смог бы понять, Трой сжег все ксерокопии, ссыпал пепел в коробку из-под обуви и потом развеял на шоссе. Первейшее правило успешного преступления — не оставлять никаких записей. Нарушение этой заповеди стоило Ричарду Никсону президентского кресла. Как его только угораздило оставить записи о сговоре? Почему он не уничтожил пленки, когда поднялся хипеж?

Трой принялся изучать личность Тайрона Уильямса, он же Человек-Луна, он же в прошлом Шароголовый. За презрительным отношением Троя к этому типу скрывалась доля зависти. Луна-Уильямс в свои двадцать два года зашибал в месяц примерно миллион долларов. Трой был склонен считать это преувеличением: полиция (как и все вокруг) раздувала цифры для обогащения и доказательства собственной важности. Впрочем, в последний раз Человек-Луна вложил в свою успешную защиту восемьсот тысяч. За один день суда он заплатил полмиллиона наличными. Судя по всему, через него проходило до пятидесяти килограммов кокаина в день, из которых сорок превращались в живые деньги. Его бригада насчитывала человек двадцать. Одни занимались разведкой, другие делали из кокаина крэк, третьи заключали сделки, четвертые продавали. Простая слежка не позволила бы определить, кто за что отвечает. В гетто не пошпионишь: после наступления темноты единственные белые лица в черных кварталах принадлежат полицейским.

Трой проверял разные адреса в разное время суток, пытаясь разобраться в происходящем. Он ездил за самим Человеком-Луной, пристраиваясь ему в хвост в квартале от его дома и преследуя его по ветшающим гетто южного и центрального Лос-Анджелеса. На третий день Человек-Луна, следуя на юг по Вермонт-авеню, вдруг свернул на боковую улочку. Трой чуть было не ринулся туда за ним, но в последний момент выпрямил руль и проехал мимо. Он успел заметить, что улочка прямая и длинная. Старый «понтиак» Человека-Луны остановился там, чтобы возможная слежка выдала себя.

Когда в другой раз старый «понтиак» свернул туда же, Трой доехал до следующего угла и обогнул квартал. Как он и предполагал, через минуту появились Человек-Луна и его телохранитель. Дальше все было просто. Человек-Луна углубился в кварталы, о которых в досье ничего не говорилось. В Креншоу он съехал с шоссе Санта-Моника, устремился в Адаме, оттуда на восток, в Бадлонг, дальше снова на юг. На этих опасных улицах дети были не менее дики, чем собаки, все стены были густо исписаны и разрисованы, на многих окнах красовались решетки. В каждом квартале обязательно была винная лавка, окруженная постоянными клиентами. По тротуарам брели бездомные, толкая перед собой тележки, угнанные от супермаркетов.

Машина Человека-Луны нырнула в проем между двумя домами. Трой медленно проехал мимо. Вокруг царила нищета. Бедно одетые темнокожие ребятишки с криками пинали мяч. Из «понтиака» вылезли двое. Трой чувствовал, что нашел тайник. Он надавил на газ и, взвизгнув шинами, резко свернул на ближайшем углу. Его не оставляла надежда разнюхать еще что-нибудь.

Остановившись на пустом парковочном месте у тротуара, он огляделся, прежде чем вылезти. Он оказался в настоящих трущобах: среди пустырей, ржавых сараев, разваливающихся халуп. Единственной живой душой поблизости был старик с собакой на поводке. На Троя он не обратил ни малейшего внимания. Трой для верности пощупал револьвер у себя за ремнем, под полой пиджака. При нем была еще полицейская бляха. В прежние времена сочетание бляхи и револьвера обеспечивало полный контроль за ситуацией. Кое-какую силу они сохранили и теперь, но перестали служить полной гарантией. Греко был прав, говоря, что улицы Лос-Анджелеса сильно изменились. Американцы делали свою страну похожей на Европу, но Лос-Анджелес местами больше напоминал трущобы Рио.

Трой свернул за угол и зашагал по улице, параллельной той, на которую повернул Человек-Луна. Он поглядывал на крыши, с правой стороны. Жаль, что дома не прозрачные. Его путь лежал мимо домиков, стоивших всего две с половиной тысячи долларов в те далекие времена, когда жилье в Лос-Анджелесе было самым дешевым в стране.

Немощеный проулок с колеями от колес грузовиков тянулся вдоль железного сарая, стоявшего сразу за интересовавшими Троя домишками. Под ногами захрустело битое стекло. От нестерпимого запаха человеческой мочи он был вынужден дышать ртом. Быстро темнело, в проулке не было видно ни зги. Он наступил на что-то живое.

— Нуты, козел! — раздался голос. — Гляди под ноги!

— Извини, брат, — пробормотал Трой. Напрасно он не захватил фонарь. Он был взвинчен, но держал себя в руках. В ответственные моменты он сохранял полное спокойствие, волнение давало о себе знать позже, когда опасности оставались позади.

Над покосившимся деревянным забором торчали искомые крыши. В нескольких ярдах раздался громкий и злобный собачий лай. Как преодолеть забор? Судя по виду, он мог рухнуть даже от легкого прикосновения, не говоря уже о том, чтобы через него перелезть.

Трой вовремя обнаружил в заборе дыру. Судя по вытоптанной земле, этим ходом часто пользовались. Он протиснулся во двор. Пространство между забором и стеной домика скудно освещалось из соседского окна. До слуха доносились голоса, звуки включенного телевизора.

За углом домика он опустился на колени и выглянул из-за угла, почти припав к земле щекой, — так он сводил к минимуму опасность быть замеченным. Он увидел крыло машины, пробегающего мимо ребенка. Ветерок колыхал занавеску на разбитом окне. Голос из телевизора сказал внутри дома: «Я черный и тем горжусь!»