И прочая, и прочая, и прочая

На маленькую «мамочку» Карпухину, уже выпавшую из жизни, смотришь с невольным уважением. Крепко сидят в ее померкнувшем сознании трудовые привычки почти всей жизни. Уже неощутимые для нее самой, они живут в ее душе, где все умерло и распалось.

Возвращаюсь домой с больничного вечера. Все в порядке. Дети мирно спят. Взрослые ждут меня и вместе со мной садятся за ужин. Иван — золотой человек, — где только умудряется он в такое трудное время добывать провизию? У меня, правда, есть деньги, оставленные мужем, но сейчас и за деньги ничего не достанешь. В город на базар нам идти нельзя, да и базара в эти тревожные дни нет. А у нас есть все: и чай, и сахар, и хлеб, и молоко для детей, и масло, и мясо, и картошка, и крупы. Это Иван каждое утро отправляется «на промысел», обходит окрестных жителей, с которыми у него налажены отличные отношения, и делает все необходимые закупки.

Мы ужинаем. Смеемся, — нарочно рассказываем смешное, чтобы повеселить остальных. Но всякий думает о наказе Сударкина: «Надо быть готовыми. На завтра черная сотня что-то затевает».

Что-то будет завтра?

Ну, вот и наступает это «завтра». С самого утра настроение в нашем «общежитии» приподнятое, даже воинственное. Младшие — Адмирал, Тиша и Володя, — как обычно, собираются в город.

— Вы куда? — останавливает их Степан Иванович. — И зачем? Извольте сегодня оставаться здесь.

— Здесь отсиживаться? — сердито бросает Тиша.

— Даже довольно стыдно! — вторит Володя.

— Мы должны быть там, где развертываются события! — торжественно уточняет Адмирал.

Степан Иванович спокойно говорит:

— Вы должны быть там, где вам приказано. Товарищ Сударкин передал вам вчера — и это должно быть для вас приказом! — чтобы вы сидели здесь и ждали дальнейших указаний по телефону. Я сейчас звонил в город, справлялся, — приказ не отменен.

— Но там уже, может быть… — пытается возразить Володя.

— Там пока все тихо.

Степан Иванович отрезает это так внушительно и твердо, что мне становится понятно: ему сейчас сказали по телефону, что там уже не тихо. И еще, кажется мне, он узнал что-то новое. И тревожное. Переглядываюсь с Нютой, — мы за эти дни так сблизились, что понимаем одна другую и без слов. Вижу, что и она воспринимает все так же.

Юноши недовольны. Адмирал делает последний выпад:

— А сами вы, товарищ Никонов, сейчас отправитесь в город?

— Нет, — отвечает Степан Иванович. — Мне приказано быть здесь.

Снова переглядываемся с Нютой. Степан Иванович остается здесь? Что бы это могло означать?

В это время от Морозовых прибегает Кланька: кто-то вызывает меня к телефону. Из города.

Бегу со всех ног. Оказывается, к телефону меня вызывает наш друг, новгородский доктор Марголин. Говорит он с непривычными заминками и явными иносказаниями.

— Здравствуйте… Ну, как у вас там… погода?

— Отличная. А у вас?

— Средняя… — отвечает Марголин не сразу.

— А что именно? Дождь? Буря?

— Нет. То есть пока еще нет. Но в общем барометр предсказывает… Конечно, барометр может врать… Люди врут, так уж вещам сам бог велел… — И вдруг очень серьезно, медленно, раздельно доктор Марголин добавляет: — Все-таки на всякий случай — может, барометр и не врет? — будьте готовы. Вы меня поняли? Будьте готовы. И ребенка оденьте потеплее… Мы вам будем звонить еще. До свидания!

Возвращаюсь домой. Передаю содержание разговора с доктором Марголиным. Оказывается, пока меня не было, Степан Иванович тоже ходил в контору, говорил по телефону с городом. Ему сказали то же самое: «Будьте готовы».

Начинаются догадки: что может означать это «будьте готовы»? Вероятно, ждите, может понадобиться ваша помощь, вас могут скоро позвать.

«Нет, думаю, здесь что-то не так. Ведь «будьте готовы» сказали не только Степану Ивановичу, но и мне. Кому я могу понадобиться с моим великолепным «Смит-Вессончиком», который молодежь насмешливо называет «тугострел»?

Проходит еще с полчаса очень напряженного ожидания. Никто не берется ни за какое дело, — все валится из рук.

Не выдержав характера, бегу без зова к Морозовым. Вхожу в кабинет. Морозов говорит с кем-то по телефону. В обеих дверях кабинета теснятся морозовские постояльцы. Увидев меня, Анастасия Григорьевна и Соня делают мне знаки, машут на меня: «Тиш-ш-ше! Тиш-ш-ше!»

Присаживаюсь у двери, где стою. Вслушиваюсь в телефонный разговор Михаила Семеновича с кем-то, не могу понять, с кем. Ведь слышны только его реплики.

— Да. Старший врач Колмовской земской психиатрической больницы Морозов…

— Слушаю вас, ваше превосходительство.

— Какие же меры мы можем принять, ваше превосходительство? У нас нет людей, нет оружия…

— Я полагал бы, ваше превосходительство, меры следует принять не нам

— Отразить нападение враждебной толпы мы не можем, но власти могли бы не допустить эту толпу до Колмова!

— Слушаю, ваше превосходительство.

Морозов с сердцем вешает телефонную трубку на кронштейн. Мы молча смотрим на него. Ждем, чтобы он объяснил нам, в чем дело.

Анастасия Григорьевна, очень бледная, спрашивает еле слышно:

— Миша, кто это звонил?

— Губернатор звонил. Новгородский губернатор граф Пален… Знаешь такого? Так вот он и звонил.

— А что он тебе сказал?

Морозов отчеканивает внятно, словно щелкает костяшками на счетах:

— «Ставлю вас в известность, большая толпа патриотически воодушевленных жителей города Новгорода, возмущенная тем, что у вас укрывают врагов царя и отечества, направляется к Колмову крестным ходом, с духовенством и священными хоругвями. Они намерены требовать от вас выдачи укрываемых у вас злодеев. Предваряю вас об этом официально…» Поняла? Официально! Официально, чтоб он пропал! — взрывается Морозов.

— А ты что ему ответил?

— Мой ответ ты слышала. Отразить нападение враждебной толпы мы не можем. У нас нет ни людей, ни оружия. Властям — вот кому надлежит принять меры к недопущению враждебной толпы до больницы… А он, этот губернатор, наглец, — уже рычит Морозов, — заявил мне, что у него нет такого приказа! И повесил трубку! До свидания — все! Точка!

Никто не успевает сказать ни слова, как раздается новый телефонный звонок. Морозов берет трубку. Потом оборачивается ко мне:

— Вас. Доктор Марголин.

В трубке — голос Марголина, очень встревоженный, уже без всяких иносказаний и ухищрений эзопова языка:

— Вы слушаете? Сейчас мимо наших окон прошел по улице крестный ход. Впереди — попы, иконы, кресты, а сзади — погромщики всех мастей, со всех концов города… Большая толпа! Они идут к Колмову… Вы меня хорошо слышите? Сию минуту берите ребенка и бегите к нам… Только не по шоссе — там вы напоретесь на крестный ход, — бегите по берегу Волхова!.. Скорее, не теряйте времени… Мы вас ждем! Вы слышали, что я сказал?