И проиграли бой
Шрифт:
— Ну, и что будем делать? Вы ведь в таких делах собаку съели, все так же холодно и бесстрастно продолжал Дейкин. — Правда, мне кажется, вы, красные, нам только в обузу. Сегодня вечером приходил один малый, обещал — если мы вас выдворим — то хозяева на серьезные переговоры пойдут.
— И вы верите? Не забывайте, расценки они срезали, когда нас еще и в помине не было. Что ж, по-вашему, мы эту забастовку начали?! Сами знаете, — не мы! Мы лишь помогаем, чем можем, чтоб дело наладить, а не пускаться в авантюры.
Ровным, бесстрастным голосом Дейкин спросил:
— А вам-то
— Никакой, ровным счетом! — запальчиво бросил Мак.
— А чем докажете?
— Если не верите, то и доказательства не помогут. Да и как доказать-то?
Голос у Дейкина чуть смягчился.
— Если б вам никакой выгоды не было, вот тогда бы я точно не поверил. Когда выгода — дело ясное: либо с чужого голоса поете, либо сами готовы ножку подставить. А когда нет личной выгоды, не знаешь, чего и ждать!
— Ну, ладно, — раздраженно оборвал его Мак. — К чему философию разводить! Если ребята захотят нас выбросить отсюда, пусть на собрании за это проголосуют. Вот тогда уж нам свою правоту придется доказывать. Но какой толк нам друг с другом сражаться!
— Так что ж нам делать? Ускользнуть на заре от легавых не удастся, раз они обо всем пронюхали.
— И пробовать не стоит. Пойдем открыто, не таясь, рискнем. Посмотрим, что за народец привезли, может, без драки обойдется, уговорить их удастся.
— Ну, а что вы от меня хотите? — Дейкин остановился и принялся чертить ногой на земле.
— Я просто хотел предупредить, кто-то стучит на нас. Так что берегите свои секреты, ни с кем не делитесь.
— Это я давно понял. Секретов ни от кого никаких не держу. А сейчас иду спать. А вы, ребята, хоть до утра на рожон не лезьте.
Мак с Джимом разместились в маленькой палатке прямо на земле, укутавшись старыми шерстяными шарфами. Мак прошептал:
— Дейкин не стукач, по-моему. Но уж больно упрям и слушать никого не хочет.
— А не погонит ли он нас?
— Как знать. Впрочем, вряд ли. Завтра вечером у нас будет куда больше сторонников: те, кто синяков нахватает, сложа руки сидеть не захотят. Нам, Джим, никак нельзя их пыл гасить. Так здорово все началось!
— Слышь, Мак?
— Что?
— А вдруг легавые сюда заявятся да нас заберут?
— Кишка у них тонка. Побоятся, как бы ребята не разъярились. Как тогда, с Даном. Легавые не дураки, чуют, когда нашего брата лучше в покое оставить. Давай ка спать.
— А скажи-ка, Мак, как тебе удалось там, в саду, удрать. Ты, никак, дрался?
— Не без этого. Но в темноте они и не разобрали, кого молотили. Я точно кому-то крепко вмазал.
Джим помолчал, потом снова заговорил:
— А тебе страшно было, когда нас под дулом ружья вели?
— Еще бы! Я, правда, с этими субчиками-«бдительными» — не впервой сталкиваюсь, как и бедняга Джой. Они храбрецы: вдесятером на одного навалятся и колошматят. А чтоб их не узнали потом, маски надевают. Конечно, мне страшно было. А тебе?
— Да, особенно поначалу. А когда повели, так прямо холодный пот прошиб: представил, что будет, если я наземь брошусь. Представил четко-четко, все так потом и случилось. Но страшнее всего за тебя было — вдруг подстрелят.
— Интересная
штука, Джим: чем опаснее заваруха, тем меньше страха. Когда нас уже повели, страх у меня прошел. Но ружье до сих пор спиной чувствую.Джим выглянул из палатки. Снаружи, казалось, было даже светлее, чем внутри. Прошуршали чьи-то шаги.
— Думаешь, победим, а Мак?
— Спать давай… Ладно, отвечу, после нашего сегодняшнего приключения вижу: забастовке нашей не победить, уж больно организованно действуют хозяева. Они и огонь могут открыть, им и это с рук сойдет. Победа нам не светит. Боюсь, наши ребята драпанут, как только жареным запахнет. Но ты, Джим, об этом не печалься. Забастовка не заглохнет. Все дальше и дальше пойдет. А там, в один прекрасный день, глядишь, и победим. Нужно только верить. — Мак приподнялся на локте. А без веры нас здесь бы не было. Док правильно насчет инфекции говорил. Только идет вся зараза от капитала, он везде щупальца пустил, и пока он нас не задушил, нам его нужно скинуть. А ты, Джим, надежный парень. Не подведешь. У меня вроде даже сил прибавляется.
— Гарри предупреждал меня, к чему готовиться. Говорил, что нас невзлюбят.
— Да, тяжелее ничего не придумать: и свои ненавидят, и враги. А случись нам победить, свои же и убьют. Ради чего же мы стараемся?! А, ладно, давай-ка лучше спать.
9
Не успело рассвести, а лагерь уже пробудился: слышались голоса, кто-то колол дрова, кто-то скрежетал задвижками ржавых плит. Еще минута, и вкусно запахло костром — жгли сосновые и яблоневые чурки. Поварская команда работала вовсю. В плитах уже рокотало пламя, наготове стояли ведра с кофе, в корытах разогревалась фасоль. Из палаток вылезали люди, собирались подле плит, подступали все ближе и ближе к поварам, так что тем уже негде было повернуться.
На грузовичке Дейкина привезли от Андерсона три бочки с водой. «Дейкин собирает отрядных командиров», полетело меж людьми распоряжение. «Велел тотчас явиться». И командиры, исполнившись важности, направились к палатке Дейкина.
Небо посветлело, отчетливо проступили черные верхушки деревьев. Вереница машин растворилась в утренней дымке.
Закипал кофе в ведрах, дразняще-аппетитно потняуло от корыт с фасолью. Люди подходили кто с чем: со сковородами, банками, котелками, жестяными тарелками, и повара оделяли каждого половником варева. Люди садились прямо на землю, перочинными ножами выстругивали себе палочку с широким концом и принимались за еду.
Черный, горький кофе помог продрогшим, молчаливым с ночи людям: послышался говор, смех, приветствия. Небо над деревьями уже порозовело, землю рассвет окрасил в голубовато-серые тона. Высоко-высоко шли гусиные косяки.
Дейкин вышел из палатки, справа держался Лондон, слева — Бэрк. Командиры уже дожидались, среди них были и Мак с Джимом. Мак пояснил:
— Нам нужно действовать осторожно. Негоже будет, если нас сейчас вышвырнут из лагеря.
На Дейкине была короткая хлопчатая куртка и шерстяная шапка. Бесцветные глаза шарили по лицам стоявших перед ним.