И проиграли бой

— Привет! — кивнул он. — Ну, как позавтракали?

— Да сегодня хоть из грязи блины пеки, все одно съедим за милую душу, — ответил Мак. — Больше ничего у нас не осталось?

— Ни крошечки. Все до крупинки сварили.

— Может, Дику хоть сегодня удача улыбнется, — с надеждой сказал Джим. — Мак, отпустил бы ты меня, глядишь, я б чего и раздобыл. Все равно без дела сижу.

— Оставайся здесь, — бросил Мак и пояснил Лондону: — Этого парня уже взяли на заметку. Дважды чуть не сцапали, а он — на тебе! — хочет в одиночку в городе объявиться.

— Не валяй дурака. Мы тебя на грузовик посадим, рядом с гробом. Куда тебе с больной рукой? Поедешь на грузовике, — решил Лондон.

— И не подумаю! — взъерепенился Джим.

Лондон лишь зыркнул на него.

— Ты, парень, со мной не очень-то своевольничай. Главный здесь я! Придет твой черед, буду твои команды слушать. А пока командую я.

В глазах у Джима мелькнули бунтарские искорки. Он бросил взгляд на Мака, тот выжидающе улыбался.

— Что ж, будь по-твоему! Подчиняюсь.

— И для тебя, Джим, есть дело, — сказал Мак, — если ты, Лондон, конечно, не против. Пусть Джим повертится меж ребят, потолкует с ними, прикинет, как они настроены. Нам нужно знать, на что рассчитывать в забастовке. По-моему, ребята Джиму доверятся.

— Так что ж ты хочешь узнать? — не понял Лондон.

— Как ребята относятся к забастовке теперь.

— Не возражаю, — согласился Лондон.

Мак повернулся к Джиму.

— Сходи, проведай старого Дана и начинай с ребятами говорить. Где кучка соберется, туда и иди. Никаких идей им не толкай. Кивай да поддакивай, а сам на ус мотай, как они настроены. Справишься, Джим?

— Справлюсь. А куда старого Дана упрятали?

— Значит, так. Во втором ряду видишь палатку, что посвежее других? Доктор там больницу устроил. Скорее всего. Дана там отыщешь.

— Что ж, пошел. — Джим соскреб остатки каши деревянной лопаточкой и отправил в рот. Зачерпнул на ходу воды в бочке, ополоснул котелок и, проходя мимо своей крошечной палатки, забросил его туда. В палатке послышался шорох. Джим опустился на колени и впол з в палатку. Там он увидел Лизу — она, видно, кормила младенца, но сразу же прикрыла грудь.

— Привет.

Лиза покраснела и прошептала:

— Привет.

— Я думал, ты в больничной палатке ночуешь.

— Там мужчины.

— Не промокла ночью-то у нас?

Лиза еще плотнее прикрыла грудь, спустив одеяло с плеч.

— Нет, у вас не протекает.

— Чего ты боишься? Не обижу. Ведь однажды даже помог тебе вместе с Маком.

— Я помню. Поэтому и боюсь.

— Что-то не пойму я тебя.

Она опустила голову, уткнув нос в одеяло.

— Ты же меня видел, ну, без всего, — едва слышно проронила она.

Джим засмеялся было, но быстро осекся.

— Ну и что же? Ничего в этом стыдного нет. Просто нужно было тебе помочь.

— Понимаю, — на миг она взглянула на Джима. Только мне все равно не по себе.

— Выбрось ты это из головы! Как малыш?

— Хорошо.

— Кормить не тяжело?

— Ничуть, — Лиза покраснела и пробормотала. — Мне нравится кормить грудью.

— Что ж удивительного!

— Мне нравится, приятно так. — Она опустила голову. — И с чего это Я тебе все рассказываю?

— Почему б и не рассказать?

— Не знаю, не нужно, наверное… неприлично, а? Никому не говори, ладно?

— Само собой, — Джим отвернулся, посмотрел за низкий полог. Мало-помалу дымка рассеивалась. С полога ниткой прозрачных бус свисали крупные капли. Джим намеренно не переводил взгляда, он чувствовал, что Лизе хочется взглянуть ему в лицо, но пока не удает ся.

Ей виден был лишь его темный профиль в свете занимающегося дня да неуклюже перевязанное плечо.

— А что у тебя с рукой? — спросила она.

Он повернулся, и их взгляды встретились.

— Ранили вчера.

— Да ты что! Болит?

— Чуть-чуть.

— Странно — ранили! Вот так, ни с того, ни с сего — ранили?

— Мы с изменниками драку затеяли. А один из хозяев возьми да и пальни из ружья.

— Ты — дрался? Ты?

— А что тут такого?

Она смотрела на него во все глаза, зачарованно следила за его лицом.

— И у тебя не было ружья?

— Не было.

Она тяжело вздохнула.

— А что за парень приходил вчера вечером?

— Молодой такой? Это Дик, мой приятель.

— Очень славный.

— Еще бы! — усмехнулся Джим.

— Только уж очень дерзок. Моему мужу, Джо, такие не по душе. А мне понравился.

Джим снова опустился на колени и пополз к выходу.

— А ты завтракала?

— Джо сейчас принесет, — взгляд Лизы осмелел. Идешь на похороны?

— Конечно.

— А мне нельзя. Джо не велит.

— Погода мерзкая, сыро, — Джим выбрался наружу. Ну, пока. Будь здорова.

— До свидания, — она немного помолчала. — Ты уж никому только не говори, ладно?

— Чего — не говори? — Джим снова просунул голову в палатку. — О родах, что ли? Не скажу, конечно.

— Ты ж меня такой видел! Я же говорила, мне стыдно. Сама не знаю, почему.

— И я не знаю. Ну, пока.

Джим поднялся на ноги и зашагал прочь. В туманной дымке ему попалось не так уж много людей. Большинство, получив кашу, разбрелось по своим палаткам. Дым от плит стлался по земле. Налетел ветерок и неспешно погнал мелкий и редкий дождь наискось. Проходя мимо палатки Лондона, Джим заглянул и увидел, что вокруг гроба стоят, потупившись, человек десять. Джим хотел было подойти, но вспомнил о задании и зашагал к белой больничной палатке в конце ряда. Внутри — непривычная, но столь необходимая чистота; кое-какие медицинские инструменты, бинты, пузырьки с йодом, большая банка лечебной соли, докторский саквояж — все аккуратно разложено на большом ящике.

Старик полулежал на койке, рядом стояла широкогорлая бутылка туда он мочился — и допотопный ночной горшок. Борода у Дана отросла и свирепо топорщилась, щеки еще больше запали. И на Джима старик зыркнул свирепо.

— Наконец-то! Пришел! Чертовы молокососы, я вам все устроил, а теперь чихать вы на меня хотели!

— Как чувствуешь себя? — примирительно сиротил Джим.

— А, да не все ли тебе равно! Доктор — единственный приличный человек в вашем клоповнике!

— Ну, не сердись, Дан! Видишь, мне тоже досталось: плечо прострелили.

— И поделом! Вы, сукины дети, даже себя уберечь не можете! Чудо еще, что вас всех не укокошили!

Джим промолчал.

— Бросили меня здесь! — не унимался старик. — Думаешь, я все забыл? И как ты на яблоне сидел, и все разговоры у тебя только о стачке. Но черта лысого ты ее начал! Как бы не так! Я почин дал! Думаешь, не понимаю? Упал я с дерева, ногу сломал. Вот откуда вс е и началось. А вы бросили меня! Одного!

— Мы все помним, Дан. Никто тебя не забыл.

— А чего ж тогда со мной не считаются? Как с несмышленышем разговаривают, — он неистово замахал руками, но вдруг сморщился. — Надо ж, бросили меня здесь, а сами все на похороны пошли! Никому до меня дела нет!