И распахнутся двери

Он именно появился, а не пришел. Она даже не заметила, как он лег на свое любимое место у кровати.

– Ага, - сказала Жанна, - явился, гуляка. Есть хочешь?

Пес положил тяжелую морду на вытянутые лапы и прикрыл глаза.

Она впервые проводила ночь в этом доме, и, как всегда, на новом месте не спалось. Тогда она села в кресло с ногами, закуталась пледом и зажгла свечу. Было тихо, Джеральд вздрагивал на своей подстилке, сны гнались за ним по пятам. Обостренное зрение улавливало в тенях неясные колеблющиеся формы, отсветы от застекленных портретов скользили по стенам. Слух отсеивал ночные шорохи, а воображение приписывало им тайный смысл. Мысли свободно скользили от одного предмета к другому, и если бы в городе жили петухи, то давно бы им пришла пора возвестить о предощущаемом рассвете.

Она задремала. Сон сливался с явью, и Жанна так и не поняла, то ли она проснулась, то ли, напротив, соскользнула в сон, еще более глубокий и путаный.

Она увидела человека, повернувшегося к ней спиной и что-то ищущего в ящике письменного стола. Человек передвигался бесшумно, было похоже, что здесь ему все знакомо и он забежал на минуту, не боясь спящей собаки и чужой девушки. Жанна натянула плед до подбородка и молча наблюдала за ним. Свеча догорала. Казалось странным, что Джеральд, чуткий и недоверчивый пес, спокойно лежит у кровати, мерно и глубоко дыша во сне. Осторожно высвободив ногу, Жанна дотянулась до теплого бока и шевельнула собаку. Она не просыпалась, тогда Жанна толкнула сильнее, и в это время человек повернулся к ней лицом.

Так они и смотрели друг на друга. Жанна, замершая в кресле, с обнаженной ногой, протянутой к собаке, и человек, тот самый, чье тело, напитанное холодной водой, было похоронено на городском кладбище в конце лета.

Она сразу узнала его. Щеточка старомодных усов, высокий лоб, теплый взгляд светлых глаз. Он стоял, замерев, словно его застали на месте преступления, в неудобной позе - согнув спину и повернув голову.

– Вам неудобно стоять, - сказала Жанна. Голос подрагивал и был хрипловат со сна.

– Ничего, - ответил он, помедлив. Выпрямился, спрятал в карман листок бумаги и молча сел на стул.
– Не бойтесь, - сказал он, помедлив.
– Я не причиню вам зла.

– Я не боюсь. Почему вас прячут от всех? Разве вы совершили преступление?

– Да. Я утонул. Закон природы нельзя нарушать. Это и есть преступление - быть живым и мертвым одновременно. А вы та самая девушка, которую я не смог спасти?

– Мы немного знакомы. Я была вашей студенткой, просто вы меня не замечали.

– Возможно, - сказал он.
– У меня слабая зрительная память. Особенно на девушек. Это не обижает вас?

– Нет. Я рада, что вы живы. Я хожу к вам на могилу. Вам нравится памятник?

– Не знаю, - улыбнулся он.
– Не видел.

– Я помешала вам?

– Нет. Я не хотел пугать вас. Мертвецов боятся больше, чем живых.

– Боятся неизвестного, а я вас знаю. Вы такой, каким я вас себе представляла. И право же, я очень рада, что вы живой, - повторила она.

– Вы ошибаетесь. Я действительно утонул.

– Вы двойник того погибшего?.. Брат-близнец?

– Я и есть тот самый. Утопленник.

– А кто же там похоронен?

– Прошу вас, не задавайте вопросов. Я отвечу только то, что можно, ответить. Я похоронен там. Но я не пришелец с того света, не призрак. Просто здесь меня не существует. Даже для вас. Запомните это. Для всех я умер.

– И для вашего отца?

– Для него я живой и... мертвый в то же время. Он слишком любит меня и готов поверить всему, даже самому невероятному.

– Я тоже вас люблю. И тоже верю. Мне неважно, почему вы живой и куда уходите. Главное, что вы не умерли... навсегда.

– Тише, говорите, пожалуйста, тише. Вы разбудите отца. Он не должен знать о нашей встрече. Обо мне знают только собака и он.

– И я. Знаю давно. Я чувствовала это. Вы должны уйти?

– Да, я должен уйти. Не говорите никому. Отец боится, что вы расскажете обо мне.

– И что же будет, если об этом узнают?

– Нельзя делать то, чего делать нельзя, - усмехнулся он.
– Я ухожу, но приду к вам потом. Вы не против?

– Вы разбудите его граммофоном.

– Я научился обходиться без него... У вас аналитический ум. И вы бесстрашная девушка. Я думал, что вы упадете в обморок.

– Не обольщайтесь. Я упаду. Потом. Сейчас просто некогда.

– Желаю удачи, - сказал он, - ждите меня завтра. Привет Джеральду. Пусть он не притворяется спящим.

– Он тоже любит вас. До завтра.

– Ложитесь в постель. Она ваша.

– Хорошо. Я попробую заснуть.

Дверь бесшумно закрылась за ним. Шагов она не слышала. Задула ненужную свечу и забралась под одеяло.

– Тебе же сказали - не притворяйся спящим, - сказала она.
– Все равно у тебя уши шевелятся.

– Может, по-вашему, мне их нужно отрезать?
– произнес пес из-под кровати.

– Ну вот, - вздохнула Жанна.
– Старики пророчествуют, мертвецы оживают, собаки разговаривают. Что еще?

– А еще Вселенная делится как инфузория, - подумав, сказал пес.

– Как туфелька?
– спросила Жанна.

– В том числе.

– Все ясно. Спокойной ночи.

– Какая уж ночь, - проворчал пес.
– Утро на дворе...

Стучал в дверь, обитую мягким дерматином, неустанно звонил, прислушиваясь, как гулким эхом множится стук по лестничным площадкам, как истерично звенит звонок по ту сторону двери. И терпеливо ждал, хотя ждать давно не имело смысла.

Горечь, скопившаяся в душе, начинала подступать к горлу. Некуда было выплеснуть ее, и некому облегчить непрерывное страдание. Хамзин не выдержал нарастающего одиночества в доме, населенном опостылевшими родными, ставшими чужими, и близкими, давно ушедшими на расстояние крика.

И он пришел к Полякову. Тот не дежурил сегодня, но должен выйти на работу утром, вот Хамзин и решил, что этим вечером его можно застать дома, и поэтому не хотел верить в тщету своих надежд.

Бешеное терпение его было награждено металлическим скрежетом задвижки. Дверь распахнулась, и Хамзин поспешно перешагнул порог, словно боясь, что его не впустят. Поляков не удивился позднему гостю, молча отстранился, уступая дорогу, и так же молча закрыл дверь.

Вскипающие слова теснилась в гортани, мешая друг другу. Хамзину хотелось плакать, и говорить, и кричать истошно. Он не стал раздеваться, а прямо в полушубке прошел в комнату и, не глядя, опустился с размаху в кресло. Старое дерево жалобно скрипнуло под его монументальным телом.