И тогда ты умрешь
Шрифт:
– То есть молчание?
– Молчание – это очень важно. Но не исключено, что впоследствии я попрошу тебя о еще большей услуге.
– Что-то в этом есть бесчестное.
– Возможно. Но Эстебан силен и жесток. Он может пойти на любое безумство, и я не могу этого допустить. Ты еще не все знаешь об антраксе. – Кальдак помолчал. – В 1942 году англичане провели испытание антраксовой бомбы на острове вблизи шотландского берега. На следующий день среди овец начался мор. Тот участок побережья необитаем до сих пор.
Бесс невольно вздрогнула.
– Ты рассказываешь мне всякие ужасы, чтобы
– А если Эстебан в следующий раз использует штамм без мутаций?
– Прекрати! Мне слишком страшно.
– Тебе и вполовину так не страшно, как мне. Я это видел. Я знаю, что это такое.
– Где ты мог…
Бесс не договорила. Она во все глаза смотрела на Кальдака и чувствовала, какую власть он приобрел над ней, над ее эмоциями и устремлениями. И если он обратился к ней с просьбой, значит, он в самом деле нуждается в ее помощи. Он честен с ней, и она не может противостоять его влиянию…
– Посмотрим, – наконец произнесла Бесс.
Она резко отвернулась и подошла к окну, но слова Кальдака продолжали хлестать ее по нервам:
– Мне без тебя не обойтись. И поверь, я действую так, как надо.
Наверное, он действительно так думает, но разве не может он ошибаться? Она-то знает мертвую хватку Эстебана. Ее потряс рассказ Кальдака о событиях в районе шотландского побережья. Выходит, не подвергшаяся мутации бактерия страшнее той, что была применена в Тенахо?
А Кальдак продолжал:
– Ты еще не знаешь, на что способен Эстебан…
– Помолчи наконец! Ты уже все сказал. Моя Эмили такая же: постоянно давит на меня. Но я приму решение самостоятельно, ясно?
Кальдак молчал, и Бесс вдруг поняла, что ее решение уже принято. Но все-таки она не хотела сдаваться так легко.
– Я ничего не могу обещать тебе, пока Эмили не будет в безопасности. Прежде всего мы должны спасти ее от Эстебана. И запомни: я не кукла, за которую говорит кукловод-чревовещатель. Больше я не желаю оставаться в неведении. Я должна знать все, что знаешь ты. На мне как-никак лежит ответственность за ужасное оружие массового поражения, и я готова разделить ее с тобой, но только с открытыми глазами.
Кальдак медленно кивнул.
– Что-нибудь еще?
– Да! – Бесс посмотрела ему прямо в глаза. – Дай-ка мне наконец кофе. Он мне не повредит.
Бесс стояла неподвижно и смотрела на Кальдака, который ловко двигался по кухне, убирая со стола после ужина. Может быть, она сошла с ума, и следует немедленно позвонить в ФБР, ЦРУ или еще куда-нибудь. Но Бесс хорошо понимала, что имел в виду Кальдак, когда говорил о бюрократической волоките. Еще в Сомали она усвоила, что захлебнуться в бессмысленных согласованиях могут даже самые благие намерения, осуществляемые официально.
– Может, перестанешь на меня таращиться? – беззлобно заметил Кальдак. – Ты прожжешь во мне дыру.
– Не перестану, – откликнулась Бесс. – Мне нравится на тебя таращиться.
– Так и быть, лишь бы тебе было хорошо. Ловким движением он повесил кухонное полотенце на крючок.
– Скажи, пожалуйста, ты так хлопочешь, чтобы усыпить мою бдительность? – вдруг спросила Бесс. – Очень уж ты на себя не похож,
когда стоишь у раковины. По-моему, ты чуточку переигрываешь.– А, так ты считаешь, что я хочу заставить тебя забыть, какой я на самом деле зверь? – Кальдак усмехнулся. – Брось. Я же знаю, что с тобой этот фокус не выйдет. Человек всегда остается самим собой. И я таков, каков есть, просто в разное время использую разные свои качества.
– Мне казалось, что твоя профессия требует умения менять личину.
– Зачем тебе понадобилось меня дразнить?
– Я говорю правду, а не дразню. Твоя профессия – убивать. Ты убил человека на моих глазах.
– Да, это входит в мои обязанности. Что за нелепость, в конце концов?! Она чувствует себя виноватой из-за того, что обвинила его в убийствах, которые он действительно совершил!
Правда колет глаза. Конечно, он все тот же. Он – убийца.
И все же. С каких это пор она стала похожей на Эмили и начала воспринимать мир черно-белым, без полутонов? Кальдак – человек непростой, а подобные люди способны творить как зло, так и добро.
– Так что же ты решила?
Теперь Кальдак не отрываясь смотрел ей в глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты долго боролась, долго старалась противостоять мне. Но думаю, что ты проиграла. – Невероятно, но Кальдак улыбался, произнося эти жестокие слова. – Тебе недостает твердости. Тебе, очевидно, трудно жить.
– Жить всем нелегко, – парировала Бесс. А особенно нелегко жить, когда рядом с тобой человек, способный читать мысли.
– Тебе труднее, чем другим. У тебя все написано на лице.
Бесс невольно поморщилась.
– Это правда. Ты бы знал, насколько недостаток твердости мешает мне в работе!
– Можешь не объяснять. Я разбираюсь в людях.
Она не смогла уловить в его голосе никаких эмоций – ни разочарования, ни презрения, ни сочувствия. Наверное, природа одарила этого человека столь пугающей внешностью, чтобы он научился в любых обстоятельствах сохранять хладнокровие. А может быть, когда-то он был обыкновенным, ничем не примечательным мальчиком? У него красивые голубые глаза…
– О чем ты думаешь?
– О том, что у тебя красивые глаза, – неожиданно выпалила Бесс.
Кальдак нахмурился и поспешно отвернулся.
– Мы нашли для тебя убежище в Северной Каролине. Завтра во второй половине дня я тебя туда отвезу.
– Почему не с утра? – тут же спросила Бесс.
– Нам нужно еще побывать в Центре по борьбе с инфекциями. Я попросил Эда подготовить для меня данные о претерпевших мутацию бактериях. Возможно, мне понадобится официальная документация.
– Ты сегодня разговаривал с Йелом Наблеттом?
– Перед отъездом из города я набрал его номер, но он не ответил. Бесс нахмурилась.
– Разве он не должен был… что-нибудь сообщить?
– Завтра я еще раз позвоню ему. – Помолчав, Кальдак добавил:
– Ради бога, не волнуйся. Наверное, он в горах в районе Тенахо, а мобильные телефоны там не действуют.
– И все-таки позвони ему.
– Обязательно.
Конечно, он пообещал только из вежливости.
Бесс была уверена в этом, хотя страстно желала ошибиться.
На лестнице она вдруг остановилась и сказала: