И тогда я ее убила

И как ни странно, я даже чувствую облегчение. Никто не собирается выводить меня на чистую воду, просто обычный преступник затеял грязный шантаж.

Мне хочется снова залогиниться в банковской системе и посмотреть, нельзя ли отменить перевод, но нет, не стану суетиться. А шантажист, кем бы он ни был, пусть идет в задницу. Что бы он ни пытался мне продать, я не куплю. Правила мне известны: отдам ему один миллион, а потом ему захочется получить второй. Я повторяю про себя прежнюю мантру: «Доказательств нет». Даже так называемый план романа, найденный Ханной, получил объяснения. А когда я напишу книгу воспоминаний о Беатрис, все окончательно утрясется. Беатрис говаривала, что самое сложное в работе над новой книгой — это не утратить контроль над повествованием. Что ж, я намерена целиком и полностью держать его в узде. Рву листок как можно мельче и запихиваю клочки на самое дно мусорного ведра. Я напугана, но чувствую себя очень храброй. Ясное дело, так и надо действовать.

С тревогой, которая постепенно становится привычной, я залогиниваюсь на «Амазоне» и проверяю станицу книги. Я смотрю на нее, смотрю и смотрю, но отзыва от пользователя Беатрис_777 больше нет. Нет его и в профайле. Затаив дыхание, ищу Беатрис_1234 и Беатрис_мертва, но они тоже исчезли. Беатрис такая-сякая отправилась в небытие.

У меня вырывается вздох.

ГЛАВА 32

— Нелепость какая! Я что, арестована? Может, мне адвокату позвонить?

— Никто вас не задерживает, миссис Ферн, и звонить вы можете сколько угодно и кому угодно. Как я уже сказал, нам нужно прояснить несколько моментов, и мы очень признательны вам за помощь.

Это, пожалуй, самая длинная речь, с которой за все время обратился ко мне детектив Карр. Мы сидим за моим кухонным столом, и я дождаться не могу, когда полицейские наконец уйдут. Мне искренне казалось, что они оставят меня в покое после недавних событий. После того, как увидели, в каком состоянии я была после кошмарного звонка по телефону. Как бы не так! Прошло два дня, и они опять тут как тут.

— Неужели действительно необходимо мусолить всякие нелепые детали? Не понимаю, что вам от меня надо. Очень жаль, но я не помню в точности, где была в тот ужасный день, — и что теперь прикажете делать?

— Просто ответьте на вопросы, миссис Ферн. Больше ничего не потребуется.

Я поворачиваюсь к детективу Массуд:

— Вы нашли того, кто мне угрожал?

— Вы отказались подать заявление, так что нет, мы не занимались поисками.

— Значит, если меня убьют, придется восстать из гроба и написать заявление, чтобы вы этим занялись?

Они переглядываются.

— Миссис Ферн, мы считаем, что в момент гибели вашей подруги в ее квартире кто-то был.

О боже. И еще это подчеркнутое «ваша подруга»! Пассивная агрессия, вот так я называю такое поведение. Вы ведь хотите помочь своей подруге, правда? Вы не станете препятствовать полицейскому расследованию обстоятельств смерти вашей подруги, ведь так?

— Значит, вы думаете, ее убили?

— Точно не известно. По-прежнему остается вероятность, что смерть госпожи Джонсон-Грин стала результатом несчастного случая, но у нас есть причины полагать, что в квартире в то время находился кто-то еще. — Она вскидывает на меня взгляд: — Это были вы?

Я чувствую, что голова начинает подергиваться взад-вперед. Контролю это не поддается.

— Просто ответьте на вопрос, миссис Ферн, — говорит Карр.

— Нет, меня там не было.

— Но вы не можете сказать, где были? — спрашивает Массуд.

— Я уже сказала! У парикмахера!

— А перед этим?

— Ходила по магазинам! Я же говорила!

— Хорошо. — Она просматривает свои записи. — Позвольте взглянуть на вашу обувь, миссис Ферн.

— На обувь?

— Мы надеемся на ваше сотрудничество. Нам просто необходимо исключить вас. Вы были близкой подругой покойной и часто бывали у нее в доме, я права?

— Да, я проводила там много времени, вот хоть Джорджа спросите.

— Так могу я взглянуть на вашу обувь?

Теперь я все вспомнила и точно знаю, чего они добиваются. Когда я присела на корточки возле Беатрис, то вступила в кровь, натекшую из ее головы. Задела мыском ботинка самый краешек лужи, но, наверное, остался какой-то след, а полиция обследовала каждую ворсинку ковра. Уверена, отсюда и просьба поглядеть на обувь.

— Конечно, можете, если надо. У меня много обуви, какая пара вас интересует, детектив Массуд? Босоножки-лабутены? — Я наклоняюсь и заглядываю под стол, чтобы увидеть ее ноги. — Нет, погодите: вам скорее ближе оксфордский стиль, правильно? Первым делом удобство, красота потом? Тогда, простите, ничего такого у меня нет.

— Вы это к чему, миссис Ферн? — спрашивает Карр.

— А что такое?

— В чем проблема?

— Не знаю, может, в том, что вы оба постоянно меня третируете? Боже, понятия не имею, зачем вам это.

— Отлично, — говорит Массуд, — будь по-вашему. Мы придем с ордером на осмотр обуви и больше не будем просить о сотрудничестве.

Я мотаю головой и кладу на стол ладони.

— Нет, я не возражаю. Можете забрать обувь. Принести сюда?

— Незачем, мы просто хотим взглянуть на нее и сфотографировать. Может, одну или две пары придется на время забрать.

— Вам только моя обувь нужна? Это-то можно спросить?

— Нет, надо исключить следы всех друзей и родственников.

«Следы. Исключить». Конечно, они мне лгут.

— У меня был тяжелый месяц, детективы. Умерла моя лучшая подруга, а теперь меня преследует какой-то псих. Простите, если я произвожу впечатление человека, который не хочет… сотрудничать, но вы же видите, что мне просто трудно собой владеть.

— Если придется, — замечает Массуд, — мы можем взять ордер.

— Но доводить до этого незачем, — вступает детектив Карр. — Мы ценим вашу помощь.

Так, значит, приемчик «хороший коп, плохой коп» встречается не только в бульварных книжонках. Я поднимаюсь со стула.

— Ладно, отлично. Пойдемте, устроим фотосессию моей обуви. Сюда, пожалуйста, — говорю я, как будто просто принимаю у себя гостей, а не отдаюсь на милость полицейских.

Мы идем через спальню в маленькую гардеробную, где едва помещается наша с Джимом одежда. Каждый раз, заходя сюда, я думаю, что нужно то ли переехать, то ли перенести все рубашки и костюмы Джима в свободную спальню. Но ему это не понравится.

— Вот. — Я показываю на аккуратно расставленную на полу примерно в количестве двух дюжин пар обувь. — Еще кроссовки в прихожей и тапочки под кроватью. Их тоже принести?

Массуд достает из сумки на плече неожиданно большой фотоаппарат.

— Тапочки не понадобятся, — говорит она.

Я наклоняюсь, чтобы вытащить задвинутую под полку пару «найков». Мне хочется быть полезной, ускорить процесс, и пусть детективы уже побыстрее уйдут.

Мне на плечо ложится рука.

— Мы сами, — резко произносит Массуд.