И у крокодила есть друзья

«Теперь мы знаем, — говорит Уилсон, — что вывод Фабра был ошибочен, но аналогия, которую он приводил, точна». Чувство обоняния у самца-шелкопряда настолько тонкое, что он чует «каплю» запаха в «озере» атмосферы.

Где любовь, там и обман. Некоторые растения, например орхидея офрис, распространяя запах самок земляных ос, приманивает их самцов. Те с надеждой садятся на цветы, лишь тогда распознают обман и улетают. Но орхидею и такое кратковременное посещение вполне устраивает: осы успевают опылить ее цветы и притом без всякого вознаграждения в виде нектара.

Любовные письма шмеля и оленя

В мае видели, наверное, как тяжелый и мохнатый шмель летает вокруг деревьев. Сядет на кору, что-то вроде ищет там. Перелетит немного и опять исследует дерево.

Присмотритесь: шмель кусает его. Через несколько метров опять приземляется на какой-нибудь ветке, кусает листочек и летит дальше.

Облетев по кругу и «покусав» много деревьев и кустов, возвращается к месту старта и начинает новый заход.

Так с утра до ночи летает и летает, словно заведенный, по одному и тому же маршруту, ставя новые и подновляя старые метки.

Поймайте его и подержите в коробочке. Когда выпустите, он полетит не к цветам, чтобы напиться сладкого сиропа, а вернется к своим таинственным кругам, от которых вы его час назад оторвали.

Иногда голод заставляет шмеля поспешить к цветущим полям клевера и наскоро утолить его там несколькими жадными глотками нектара. А потом снова непреодолимая сила влечет его к «покусанным» кустам.

Лишь недавно наука разгадала секрет странных манипуляций шмеля. Оказывается, он оставляет на кустах и деревьях, на травах и цветах свои «любовные письма», приглашения на свидания. В шмелином роду занимаются этим не самки, а самцы. У основания их челюстей, жвал, есть пахучая железа. Летая по утрам по лесу или лугу, шмель-самец кусает былинки и листочки и оставляет на них свой мужской запах. Самки чуют его, летят к меткам и «ждут у одной из них пылкого поклонника».

У разных шмелей и запахи разные. Кроме того, чтобы избежать недоразумений, «различные виды, — пишет Карл Фриш, — в своих сентиментальных прогулках придерживаются различных маршрутов». Одни метят нижние ветви деревьев и их корни, других тянет к листьям у вершины. Третьи предпочитают просторы полей и шелест луговых трав, к которым и приглашают на свидания своих подруг.

Приблизительно так же, но не весной, а осенью самец-олень рассылает «пригласительные билеты» своим возлюбленным. У него не одна, как у шмеля, а по крайней мере десять пахучих желез: две у внутреннего угла каждого глаза, по одной на копытах, две на пятках задних ног (на скакательных суставах), одна под хвостом и одна на брюхе. Он трется этими железами о кусты и деревья и оставляет на них свой запах. Секрет, который эти железы выделяют, быстро твердеет на воздухе, поэтому дождь его не смывает, ветер не сдувает, и помеченные оленем кусты и деревья надолго сохраняют «память» о его посещении.

У многих животных есть такие железы: у антилоп, кабанов, козлов, кабарги, выхухоля, бобра, ондатры, хоря, горностая, куницы, кротов, землероек, летучих мышей, утконосов, волков, зайцев, лисиц, даже у крокодилов, черепах, жуков, муравьев, ос, пчел… Да разве всех перечтешь?

У зверей опознавательные железы расположены обычно на тех местах тела, которыми они чаще трутся о кусты и траву. У полевок и водяной крысы — на боках, у зайцев и кроликов — на губах. У лисицы на хвосте (сверху на его основании) и на лапах, между пальцами. У волков тоже между пальцами. У выхухоля снизу на хвосте. А у южноамериканской дикой свиньи пекари — даже на спине. Живет пекари у реки, в камышах. Ходит все время по колено в воде. И оставить ему метки-то негде, кроме как на тростниках и кустах, через которые он продирается, цепляя спиной за ветки.

Медведь, извалявшись в своей моче, трется потом о деревья. Встает на задние лапы, царапает когтями кору, потом поворачивается к дереву спиной и трется и трется об него головой, и мордой, и лопатками. Помечает свой участок, чтобы сюда другие медведи, которые послабее, не совались. Это им предупреждение: «Плохо будет, коли поймаю!»

И барсук трется о кусты, и гиены, и соболь, и куница, и многие другие звери. А наш знакомый скунс, прогуливаясь по своим владениям, время от времени прыскает на траву «боевой» жидкостью, ставит «пограничные столбы».

Мамаши-землеройки водят гуськом за собой караваны детей — так называют иногда эти забавные процессии. Каждый малютка бежит вплотную за другим, тычась острой мордочкой в его хвостик. А если отстанет, то находит дорогу и догоняет свое семейство по запаху, который оставляет на тропе его мать.

Поведение землероек несколько похоже на уже известные нам повадки пчел, когда, вылетая за взятком к богатым нектаром медоносам, они метят особым запахом воздушные трассы.

Ариаднины нити травяных джунглей

Клубок ниток, который дала Ариадна, дочь царя Миноса, спас однажды Тесея. Его заперли в Лабиринте один на один с Минотавром, полубыком-получеловеком.

Тесей убил кровожадное чудовище, а потом, держась за путеводную нить, которую привязал у входа, благополучно выбрался из Лабиринта.

Муравьи, скитаясь по запутанным лабиринтам травяных джунглей, находят дорогу домой или к добыче вдали от дома, «держась», подобно Тесею, за ариаднину нить, которой наградила их, однако, не царская дочь, а природа. То нить не пряжи, а тонких запахов.

Мы уже знаем, как танцуют муравьи, точно дикари, вокруг добычи и как бегут домой за помощью походкой горьких пьяниц. Не знаем только, чем и как они метят свой путь.

Профессор университета в австрийском городе Граце Вильгельм Гёч провел много опытов с муравьями. Он пишет, что если приколоть булавкой муху к листу бумаги недалеко от муравейника, то вскоре ее найдет первый муравей-разведчик. Покрутившись около, он бежит обратно в гнездо, и вот уже восемь его товарищей возвращаются с ним к добыче. Они пробуют стащить муху с булавки, но, убедившись, что дело это не по их силам, опять бегут в гнездо.

Проходит совсем немного времени, и появляется новый, более многочисленный отряд. Муравьи по частям начинают переносить муху в свой дом.

Они потому, говорит Гёч, так быстро возвращаются к добыче, что на поиски дороги им фактически не приходится тратить времени. Фуражиры бегут по размеченной указателями тропинке хотя и невидимой, но хорошо обоняемой.

Муравей, метя трассу, то и дело прижимается брюшком к земле и оставляет на ней свой запах. Вызванные им помощники не всегда бегут точно по намеченной дороге. Иногда, как и хорошие гончие, идут по следу стороной, сбоку от него, потому что запах достаточно силен. Иногда же, потеряв след, кругами (как и гончие!) выправляют «скол», вновь находят трассу и прямиком спешат по ней.

Запах следа, оставленный одним муравьем, сохраняется недолго: обычно минуты две или минут шесть. Но этого достаточно, чтобы сбегать домой за подмогой и вернуться обратно. Если же прибежавшие муравьи тоже не могут справиться с добычей и возвращаются в гнездо за новым подкреплением, они метят трассу дополнительно, и запах на тропе становится более стойким.

Протяженностью муравьиные трассы бывают до нескольких метров.

Каким простым опытом можно доказать, что муравьи действительно метят трассы?