И уйти в закат
Шрифт:
– В какой именно?
– Это частная клиника, – сказал он.
– Где она находится?
– В Городе.
– Ого. И кто платит за мое лечение? – поинтересовалась я. Мои родители, конечно, люди не бедные, но вряд ли их страховка покроет такие расходы. Суммы за медицинские услуги в Городе могут достигать совершенно астрономических величин.
– Благотворительный фонд, – сказал он. – Пусть эти мелочи тебя не беспокоят, Бобби.
– Тогда меня начнут беспокоить другие мелочи, – сказала я. – Например, от чего именно вы пытаетесь меня лечить?
– А что ты помнишь? – спросил
– Нет.
– А что было перед тем, как ты здесь оказалась? – поинтересовался он.
– У меня проблемы? – спросила я.
– Нет-нет, – отмахнулся он. – Я имею в виду, какое твое последнее воспоминание?
Я задумалась. Я иду в школу, я сижу на занятиях, я валяюсь на кровати в своей комнате… Черт знает, какое из этих воспоминаний было наиболее свежим.
Правильно истолковав мое молчание, доктор пришел на помощь.
– Ты попала в аварию, – сказал он. – В автомобильную аварию. Удар по голове наложился на твои… более ранние проблемы, что вызвало кратковременную потерю памяти.
И это объясняет сломанную руку, отметила я. Но где другие переломы? Почему у меня не болит голова?
– Есть шансы, что я все вспомню? – спросила я.
– Как меня зовут, Бобби?
– Откуда мне знать. Я вас в первый раз вижу.
Он вздохнул, и лицо его омрачилось, что не предвещало мне ничего хорошего.
– И сейчас у тебя нет дежавю? – спросил он. – Ощущения, что этот разговор у нас уже был?
– Я знаю, что такое «дежавю», – сказала я. – Но сейчас такого ощущения у меня нет.
– Тем не менее, это не первый наш разговор, и ты видишь меня далеко не в первый раз, – сказал он. – Ты в нашей клинике уже больше двух недель, и каждый день мы знакомимся с тобой заново, Бобби.
– То есть?
– Твоя потеря памяти циклична, – сказал он. – Каждое утро ты забываешь то, что происходило с тобой в предыдущий день.
– Это лечится?
– Устройство человеческого мозга до сих пор является одной из самых больших медицинских загадок, – сказал он. – Но я надеюсь, что мы сможем тебе помочь.
– И как же вас зовут, доктор?
– Грег.
Я замолчала.
Конечно, мне о многом хотелось его спросить, но какой в этом смысл, если завтра я все равно забуду все завтра к утру?
– Откровенно говоря, твоя потеря памяти волнует меня меньше всего, – сказал Грег. – Ты молода, есть хорошие шансы, что мозг восстановит все связи, и ты перестанешь все забывать. Возможно, это случится уже завтра, возможно, через пару недель, возможно, потребуется чуть больше времени, но в конечном итоге все будет нормально. Я не могу гарантировать, что ты все вспомнишь, но в том, что перестанешь забывать, я уверен.
– Где мои родители? – спросила я.
– Они поехали домой, – сказал доктор Грег. – Я им посоветовал. Они были здесь всю первую неделю, но ты должна понимать, как тяжело им давалось каждый раз объяснять тебе одно и то же. Если ты считаешь, что он и должны вернуться, я тотчас же им позвоню…
– Но завтра я об этом уже не вспомню, так?
– По правде говоря, сейчас им не нужно здесь быть, – сказала Грег. – Их присутствие никак не поможет в твоем лечении.
–
Я могу им хотя бы позвонить?– А ты действительно этого хочешь? – спросил он. – Подвергнуть пожилых людей тяжелому эмоциональному испытанию? Они и так знают, что с тобой все хорошо.
– Вы нашли какое-то новое значение для толкования выражения «все хорошо», – сказала я. – Разве ж у меня все хорошо?
– Они знают, что ты в безопасности и получаешь квалифицированную медицинскую помощь, – сказал он.
– Мне даже температуру не измерили, – заметила я.
– Современные датчики, которыми нашпигованы стены этой палаты, получают эту информацию дистанционно, – сказал он. – И не только эту. Хочешь поесть?
– Что на этот счет говорят ваши датчики?
Он улыбнулся.
– Такими данными они не располагают. Так что насчет хорошего гамбургера и колы?
– А вы точно доктор? – спросила я. – Или все настолько плохо, что вредная еда уже не сделает мне хуже?
– Я считаю куда более значимым, что это привычная и вкусная еда, – сказал он. – А вред… в общем-то, его наверняка преувеличивают. По крайней мере, я не думаю, что один гамбургер и стакан газировки могут нанести непоправимый вред здоровью. Конечно, злоупотреблять не стоит, но в небольших дозах и яд может послужить лекарством… Так удалось мне тебя уговорить, Бобби?
– Считайте, что удалось, – сказала я. Особого голода я не чувствовала, но понимала, что поесть все-таки надо.
Хуже от этого точно не станет. А если они захотят что-то подмешать в еду…
С другой стороны, у них есть наверняка и более простые способы меня отравить. Если есть такое желание…
И все же, у меня было ощущение… нет, не дежавю. Ощущение какой-то неправильности всего происходящего. Мои уехавшие родители, особенно мама, которая никогда бы меня не оставила. Какая-то крутая частная клиника в Городе… Допустим, за благотворительным фондом, который оплатил мое здесь пребывание, теоретически мог стоять мой отец, не папа Джон, а другой, но только теоретически. Все это было непохоже на обычное поведение моих родителей.
И что ж там был за авария, если на мне ни одной царапины нет, если только правую руку во внимание не принимать? И от чего они на самом деле пытаются меня здесь вылечить?
Хотя может оказаться и так, что паранойя – это всего лишь часть диагноза. Но как говорил папа Бэзил, если ты параноик, это еще не значит, что за тобой не следят.
Тем временем Грег достал из кармана телефон и отбил сообщение. Видимо, гамбургер заказывал.
Я протянула руку.
– Дайте мне телефон, Грег.
Он снова улыбнулся, демонстрируя мне чью-то неимоверную щедрость. В смысле, то ли природа была щедра к нему, то ли он – очень щедр по отношению к своему стоматологу.
– Кому ты хочешь позвонить, Бобби? Если ты хочешь поговорить с родителями то будет лучше пригласить их сюда, но, откровенно говоря, я бы не рекомендовал…
На мой вкус, он слишком часто использовал выражение «откровенно говоря», что сразу заставило меня усомниться в его откровенности. Я имею в виду, если ты ведешь честную игру, тебе не надо декларировать это через каждые несколько слов.