И все-таки это судьба (сборник)

– Асфальт, – ответила я почему-то шепотом.

– Ура! – тоже почему-то шепотом прокричали дети.

– Зачем? – задал муж вполне резонный вопрос. Кому понадобилось вспоминать об отрезке дороги, ведущей на какие-то там дачи, куда ездят совсем обычные люди?

– Может, приедет кто, – робко предположила я.

– Кто? Президент? – поддразнил меня муж.

– Встреча «Большой восьмерки» в поселке «Роща» прошла успешно, – тут же изобразил голос диктора сын-остряк.

– Дураки! – обиделась я. – Вам что, не нравится? Хорошо же!

По правде говоря, последние три километра до дачи всегда казались настоящей каторгой. В сухую погоду путешествие по ямам и колдобинам еще можно было как-то пережить, но после дождя существовал риск с половины пути бежать в ближайшую деревню за трактором, что вытянет твою машину, которая застряла в очередной глубокой луже. Пару раз совершив такие пробежки, мы завязали с поездками на дачу в межсезонье, а в летнюю пору двигались по раздолбанной дороге с черепашьей скоростью, пытаясь хоть как-то смягчить напряжение в амортизаторах нашего автомобиля. Правда, и летом несколько раз мне приходилось преодолевать последние километры пешком, справедливо полагая, что для беременной женщины путешествие по ухабам запросто может закончиться преждевременными родами. В общем, дорога была притчей во языцех у всех жителей нашего поселка: кто-то похоронил на ней покрышки, кто-то залил свечи, у кого-то отвалился бампер, и у каждого начинали сдавать нервы по мере приближения к последнему рубежу перед въездом на территорию товарищества. При этом, несмотря на то, что дорогу хаяли все как один, никто из нас не желал браться за ее переделку. Это же надо ходить по инстанциям, договариваться, выбивать деньги – короче, тратить время, силы и опять же нервы, которых и так уже почти не осталось. Вот и продолжали все ездить по грунтовке. Лужи периодически засыпали булыжниками, подравнивали песком и землей, а по поводу трактора уже и специально договорились с одним деревенским, который всегда был готов прийти на помощь, что называется, «за флакончик». Все привыкли к этим трем километрам. И тут такое!

На въезде в поселок нас тормознул радостный сторож и по-хозяйски гордо поинтересовался:

– Ну как?

– По сколько сдавать? – с кислой миной тут же спросил мой муж.

– Дорога бесплатна для общего пользования, – торжественно объявил сторож.

– И в честь чего такая милость?

– Это вы сами у нее спросите. – Сторож лукаво подмигнул нам и отошел от машины.

Я, забыв о природной скромности, высунулась из окна:

– У кого – у нее?

– Так у соседки вашей, это ж она дорогу устроила.

В окнах соседского дома против обыкновения горел яркий свет. Из открытых ставень отчетливо слышался громкий звук телевизора. Соседи смотрели бокс.

– Значит, она – бизнес-леди, – проговорила я с невольным уважением и плохо скрытой завистью. Мне всегда не хватало решимости и уверенности в себе, чтобы из клуши-библиотекарши превратиться, например, во владелицу букинистической лавки.

– А он – мужлан, – тут же откликнулся муж. Он ненавидел бокс, а к его ценителям относился без малейшего пиетета.

– Надеюсь, у них есть дети, – выразила дочка общее с братом пожелание.

– Утром увидим, – откликнулась я.

Увидели мы ту самую сухонькую старушку. Она сидела в резной беседке и, судя по сильному аромату, заполнившему, наверное, не только наш участок, но и всю улицу, пила очень хороший и крепкий кофе. Первой мыслью, что у меня промелькнула, было почему-то: «Довольно опасно в ее возрасте». И только потом: «Ну надо же. Все-таки она здесь живет. Повезло же ей с дочерью или с невесткой, или кто там у нее в родне бизнес-леди». Соседка выпила кофе, открыла книгу, взяла в руки лупу и погрузилась в чтение. Меня она не видела, а окликнуть ее я не решилась. Бабушка сидела в беседке несколько часов. За это время мои дети успели прополоть три грядки, накопать картошку к обеду и даже поиграть в бадминтон (в другое время они с трудом выгонялись из дома). И все это исключительно для того, чтобы не пропустить момент, когда заботливые внуки выглянут во двор, чтобы позвать бабушку домой. Но ни внуков, ни детей на соседнем участке не наблюдалось. Около двух соседка закрыла книгу и поковыляла к крыльцу, так же, как в первый раз, опираясь на палку и останавливаясь через каждые полтора метра.

Мои разочарованные дети вяло поковырялись в тарелках с борщом и под давлением мужа укатили на велосипедах на озеро. Вернувшись, первым делом поинтересовались:

– Ну что?

– Тишина, – тут же откликнулась я, сразу сообразив, что они имеют в виду.

– Перевезли бабульку и укатили, – сказал муж. – Они небось без своей работы жить не могут. Там и пропадают. На кой им природа?

– А дети? – хором взвыли наши отпрыски.

– Детей на работе не настругаешь! – философски заметил муж.

Я прыснула. Мы-то с ним познакомились тогда, когда ему, студенту, понадобилась какая-то книжица, за которой он и пришел в библиотеку, где я – первокурсница – проходила практику. Надо ли говорить, что некоторые из свиданий мы как раз проводили, целуясь между библиотечными полками.

Остаток субботы я занималась консервированием, изредка бросая взгляды на соседний участок через стекло террасы. Он оставался пустым до самого вечера. Лишь на закате соседка появилась на крыльце, постояла несколько минут, устремив морщинистое лицо к заходящему солнцу, и снова скрылась в доме.

Утро воскресенья сюрпризов не принесло. Аромат свежесваренного кофе буквально вытащил меня из-под одеяла. Соседка сидела на своем месте в беседке и читала. Я занялась хозяйством, дети, похоронившие мечту встретить сверстников из соседнего дома, ретировались до того, как я успела придумать им какие-то задания. Муж копался с нашим «жигуленком», который снова подфыркивал и постукивал. Ровно в два беседка опустела. Я тоже ушла в дом греть обед. Минут через десять у крыльца послышался девичий голос:

– Хозяйка, в просьбе не откажите!

Я выглянула на улицу. У перил стояла соседка. Увидев ее вблизи, я тут же поняла, что определение «старушка» ей совершенно не подходило. На увядшем лице светились жарким огнем очень живые глаза, смотревшие на меня с искренним интересом, без капли смущения и даже немного насмешливо.

– Антонина, – приветственно склонила голову гостья так, как сделала бы это дама, окончившая по меньшей мере Институт благородных девиц.

– А по отчеству? – Женщина годилась мне в матери, и не хотелось позволять себе панибратства.

Она фыркнула и подмигнула мне.

Кажется, я замерла на крыльце с открытым ртом. Из оцепенения меня вывел добродушный вопрос:

– А вас как звать-величать?

– Оля.

– Угу, – она снова кивнула, – княгиня, значит.

– Почему княгиня? Просто Оля.

– Была бы просто, давно бы в дом позвала, – голос звучал надменно, но глаза смеялись, – это царские особы в свои хоромы не пускают.

– Проходите, конечно, – промямлила я, отступая.

– В другой раз обязательно, а сейчас у меня суп остывает. Налила, старая дура, сунулась в хлебницу, а там ни кусочка. Память подводить стала. Что не напишу купить – обязательно забуду. Выручите кусочком. Могу и холодное похлебать, и несоленое, но только с хлебушком. Без него кусок в рот не лезет. Дурацкая детдомовская привычка.

Я, подумав о том, что соседке придется еще и ужинать, а магазин до завтра закрыт, отрезала ей полбатона. Она вежливо поблагодарила, в который раз уже склонила голову в царственном поклоне и, пожелав мне «Всего хорошего», поковыляла обратно.

– Соседка заходила, – объявила я домашним за обедом.

– Да?! – сын.

– Зачем? – муж.

– Ты что-нибудь узнала? Чей это дом? А когда приедут хозяева? – дочь.

– Да. За хлебом. Она из детдома.

Какое-то время все молчали, отчего-то подавленные, точно соседка и сейчас была не пожилой женщиной, а маленькой девочкой, волею судьбы оставшейся без родителей.