I wish you would just be real with me, Гессада

I wish you would just be real with me

на обложку

Гессада

Шрифт:

Отыгранная карта, плохо отыгранная карта. Ненавижу его. Ненавижу себя.

Four Q, сленговое выражение, звучит аналогично fuck you, буквально – пошёл на ...

====== Часть одиннадцатая, слабость гения ======

Серый свет, пробивающийся сквозь незашторенные окна, разбудил меня мягко, но передал свой унылый настрой. Пару минут полежала, окончательно пропитываясь им, со вздохом села. Провела рукой по волосам, недовольно скривилась, ощутив что-то напоминающее соломенный стог там, где вчера были шикарные непокорные локоны (тщательно созданные из моих послушных прямых волос). Повела плечами, за ночь «выступательный» жёсткий лифчик

впился в спину, видимо, вообразив себя веригой. Сняла его, вытащив через ворот майки. И почему я не сделала этого перед сном? И не смыла косметику…

Дверь со стеклянными вставками, скорее всего, ванная. Поплелась туда, примерно уже представляя, что увижу в зеркале. «Привет, панда!» – уставилось на меня моё отражение.

– Свет мой, зеркальце, заткнись, умываться я пришла, – пробормотала я своё обычное заклинание, и, усмехнувшись, включила воду.

Минут через пятнадцать вместо побитой жизнью продажной женщины зеркало предъявило мне юную девушку с чистыми серыми глазами и лёгким естественным румянцем. «Льстишь, небось?» – прищурилась я. Отражение мило улыбнулось и пожало плечами.

Удовлетворившись своим видом, я отошла от раковины, при этом с присущим мне изяществом свалив в ванну мыло вместе с мыльницей. С некоторым трудом поймала их, повернула кран, чтобы ополоснуть… Поток холодной воды обрушился откуда-то сверху, в мгновение ока окатив макушку, лицо и грудь. Я взвизгнула и отпрянула, не выпустив, впрочем, своей добычи.

Чёрт, ну кто же оставляет включённым душ?! Матюгнув про себя доктора, выключила воду, положила наверняка довольное своей проделкой мыло на место, сполоснула руки и вышла из ванной, приглаживая ладонью мокрые волосы…

Он стоял в ярде от двери. Я замерла, врезавшись в его взгляд. Серые, как небо за окном, глаза, с тёмным грозовым ободком. Поражённые. Растерянные. Отстранённые. Холодные. Эти выражения промелькнули за несколько мучительно долгих для меня секунд.

– Всё в порядке? – голос не выражает никаких эмоций. Я, видимо, кивнула, сама не осознавая того, так как Шерлок развернулся и вышел из комнаты. Через некоторое время мой мозг снова включился. Я с опаской оглянулась на зеркало и застонала, увидев проглядывающие через мокрую белую ткань крайне откровенные тёмные круги ореол и торчащие соски.

Умереть от стыда, как это ни странно, у меня не вышло. А жаль. Скоро к моральным мучениям прибавился ещё и холод… Я закуталась в толстовку, с некоторой опаской вновь зашла в ванную, но среди аккуратно разложенного минимума мужских банных принадлежностей фена не было. «Надо спуститься и спросить» – выдала предложение рациональная часть моего мозга. «Лучше умереть от воспаления лёгких, чем пойти вниз после такого позорища!» – категорично закричали остальные девять десятых.

– Не пойду вниз, ни за что, – успокоила я сама себя, вставая, открывая дверь и спускаясь по ступенькам. Самообман – это моё второе имя.

– В тумбочке под раковиной, у задней стенки. – я ещё не успела зайти в гостиную, не то что задать вопрос.

– Спасибо… – сбитая с толку, возвращаюсь в комнату Джона, нахожу фен, сушусь.

Снова внутренняя борьба, снова спускаюсь вниз. Делать здесь мне больше нечего, и эта мысль неожиданной болью отдаётся где-то в районе души. Застываю в дверном проёме, с непонятной надеждой смотрю на сидящего в кресле мужчину – а вдруг он скажет что-то типа «Нам придётся поизображать пару ещё недельку, завтра заеду за тобой после работы»…

Он

поднимает на меня глаза, одаривает незаинтересованным взглядом, и надежда разбивается, неприятно царапая осколками. Слегка морщусь от этого ощущения.

Моя куртка лежит на подлокотнике кресла. Прохожу, беру её, на мгновение задевая ладонь Холмса. Он чуть вздрагивает, как будто прикоснулся к лягушке, поднимает на меня полные ледяного раздражения глаза. Сердце участвует в чемпионате мира по пинг-понгу. Безумно хочу сделать хоть что-нибудь – прикоснуться к нему, напроситься на чай, заорать «Возьмите меня здесь же, и на этом полу!», но только до боли стискиваю куртку.

– Удачи… Шерлок.

– Всего доброго.

Разворачиваюсь, покидаю дом на Бейкер-Стрит под истеричные вопли и плач того, что у нормальных людей называется внутренним голосом. Плетусь на остановку, точно зная, что сегодня меня сможет утешить только Джек. Jack Daniels.

Шерлок всегда был в состоянии дистанцироваться. Отделить себя от чувств. Но вчера он почувствовал то, чего чувствовать не хотел. Никогда.

Это дико, это иррационально, это глупо, это не поддаётся контролю! И это больше не повторится, он полагал.

Сегодня вид мокрой футболки, облепляющей молодое тело, капель, стекающих по шее вниз, чуть приоткрытых влажных губ снова вызвал то, что он не желал в себе признавать. Это не он, это дурацкий рудиментарный недостаток, уподобляющий человека дикому зверю. Химия мозга, результат деятельности желёз внутренней секреции. Физиологические реакции, возникающие в ответ на внешний раздражитель. Основной инстинкт, не более того.

Мери опять спустилась, она высушила одежду и волосы. Он спокоен. Абсолютно. Она подходит, встаёт слишком близко, заполняя пространство своим запахом – выделения её кожи, должно быть, содержат феромоны, их действие прекратится, как только она уйдёт… Наклоняется за своей курткой – секундное, случайное, фатальное соприкосновение рук. По телу пробегает молния. Электрические разряды. Нужно снова вздохнуть. Дышать. Взгляд на неё – мазохистское стремление прочувствовать больше этой пытки, прежде чем она уйдёт. Тело сведено мучительной судорогой, и он готов отдать всё на свете, чтобы это не прекращалось.

– Удачи, Шерлок… – её голос, произносящий его имя, выводит напряжение за рамки его возможностей.

– Всего доброго. – забавно, как сложно говорить, когда даже дыхание даётся с трудом. Шаги, хлопок двери. Всё.

Сижу с ногами на кровати, со мной ноутбук, коробка из-под Хеппи-Мила, сейчас полностью засыпанная картошкой фри, ведёрко с торчащей из горки льда бутылкой виски, и двушка Кока-Колы, которую я нежно прижимаю к себе. На экране детектив Ник Каррэн, которого играет ещё молодой Майкл Дуглас, наклоняет свою бывшую подружку через кресло и жестко имеет. Отхлёбываю полстакана виски-колы. Мне обидно. И ещё мне чертовски нравятся кресла в одной гостиной…

Сквозь стоны этой счастливой сучки прорывается бульканье сообщения. Шлепаю рукой по пробелу, притормаживая процесс. О, Джим.