И жили они долго и счастливо

— Может быть. А еще, чтобы уж совсем соответствовать матерым безопасникам, по приезду домой я должна затащить тебя в постель. Ну, знаешь, секс...

Кощей поперхнулся.

— Секс? Это тот самый, где надо двигаться?

— Боюсь, что да.

— Прости, дорогая, но как-нибудь без меня.

— Хвала небу, я уж испугалась, что ты согласишься.

Василиса тоже зевнула и окончательно закрыла глаза, намереваясь всю дорогу до дома проспать. Все у них не так. И к лучшему.

_____________________________

* Иван Купала — народный праздник восточных славян, отмечаемый 24 июня, посвящённый солнцестоянию и наивысшему расцвету природы. «Иван Купала» — это название купальских торжеств в эпоху двоеверия. Христианская церковь сдвинула торжество встречи Солнца на 7 июля, и объявила его праздником в честь Иоанна Крестителя. В дохристианском мире назывался «праздником Бога Купало».

** На Руси кольцо на большом пальце среди правителей служило символом верховной власти. В связи с этим долгое время цари и царицы носили так званый «напалок» – особого рода перстень с рисунком герба.

Глава 2.

Утро выдалось ранним.

— Ты встала? — спросил Кощей, заходя в ее спальню.

Он уже был умыт, одет, чисто выбрит, благоухал свежестью и раздражал выспавшимся лицом.

— Я не сплю, — очень четко и ясно произнесла Василиса, правда, глаза открыть так и не смогла.

Но за пятнадцать лет брака она выяснила, что если произносить эти слова хорошо поставленным голосом, то Кощей может поверить и отстать. Увы, это было не то утро.

— Я стою здесь и жду, когда ты встанешь. Баюн требует отчет к обеду, он и так зол, давай не будем доводить его до инфаркта.

— Я не сплю, — повторила Василиса, не теряя надежды.

— Тогда восстань!

Василиса захныкала и спрятала голову под подушку, прошептала оттуда:

— Некромант недоделанный.

— Хочешь проверить мои способности?

Не целясь, она послала вторую подушку в мужа, и снаряд неожиданно попал в цель.

— Уйди подобру-поздорову, — попросила Василиса, — а то продемонстрирую свои.

— Натравишь на меня полчище пташек? Не хочу разочаровывать, но солнце уже взошло.

— Кош!..

— Что?

— У тебя аллергия на мои обои, — напомнила она.

— Это да, — вздохнул Кощей, — что ж, я и утренний кофе ждем тебя на кухне через двадцать минут. Если успеешь, довезу до работы.

И он бросил подушку обратно. Василиса села на кровати, откинула с лица копну спутавшихся волос — она была гордой обладательницей светло русой косы ниже пояса, — и в ужасе представила, как будет приводить их в порядок. Ночью она вымыла их, но сил высушить и заплести уже не осталось, и теперь все это безобразие обещало ей веселенькое утро.

— Ненавижу… — пробормотала она.

— Не волнуйся, — ответил Кощей, приняв это заявление на свой счет. Он педантично застегнул пуговицы на манжетах рубашки и одернул рукава. — Такое часто случается между супругами.

Еще одна подушка прилетела в успевшую закрыться в последний момент дверь. Василиса оглядела свою спальню, ища успокоения в привычных вещах и находя его. На стенах, оклеенных светлыми обоями, расписанными крупными цветами, были развешаны рамочки с вышитыми птицами. Тяжелые плотные шторы, на которых красовались все те же цветы и птицы, были раздвинуты, и было видно, как на подоконнике за невесомым плетеным тюлем цвели гиацинты и орхидеи и легонько качалась от дуновения ветерка, прилетавшего из приоткрытого окна, прикрепленная к раме легкая деревянная птаха. В большом круглом ротанговом кресле поверх незаконченного рукоделия лежала шаль. За ним гордо возвышался торшер на трех ногах, а на стене висели полки с книгами и милыми ее сердцу безделушками. За небольшой резной трехстворчатой ширмой прятались зеркало и платяной шкаф. Трюмо в спальне не было, да Василиса и не красилась. Зато был стол, на котором стояла швейная машинка.

— Доброе утро, мир… — протянула Василиса и со вздохом взяла в руки свои волосы.

Что-то подсказывало, что спокойное утро ей сегодня не грозит.

Так что в двери Среднесибирского отделения по надзору за магией и магической миграцией, а для своих просто Конторы, Василиса входила не в самом бодром расположении духа, зато со свежесваренным Кощеем кофе. Выпить дома он его не дал — как она и подозревала, борьба с волосами отняла куда больше, чем двадцать минут, — зато перелил в термокружку и вручил в машине. Все-таки заботиться о ней он умел.

Контора располагалась в здании бывшего завода, как и многие другие почившего в скверные девяностые годы, но каким-то образом урванного совсем уж высоким начальством с острова Буян под скромные нужды Среднесибирского отделения. Оно обладало изрядной прилегающей территорией и было сокрыто от глаз людских трехметровым бетонным забором и величественными березами, чьи ветви по весне покрывались пахнущими смолой почками, летом шумели на ветру, переливаясь всеми цветами зеленого, осенью устилали потрескавшиеся от времени дорожки червонным золотом, а зимой обрамляли небо черными разводами.

Вообще зданий было несколько. В правой стороне от ворот прятался Архив, хранивший в себе библиотеку Конторы и склад артефактов. Архивом заведовала Варвара, выбиралась из него редко и в основном по делу, но Василиса любила заглянуть к ней на чай и поболтать о том, о сем. Там было тихо и спокойно.

Длинный зеленый двухэтажный дом, похожий на кособокий паровоз, занимало общежитие. В нем царствовала Елена, и селились туда сотрудники Конторы, которые по какой-то причине не могли жить в городе, а еще те, кто только-только перебрался в этот мир и теперь пытался к нему адаптироваться.

Справа, в самом дальнем уголке расположился Отдел магической безопасности, где железной рукой правил Сокол: местные байки гласили, что его именем темные пугают своих детей.

Баюн же и его подчиненные занимали бывший административный корпус, приспособленный под работу. В девяностые годы в этом корпусе что зимой, что летом стоял лютый холод, здание словно пыталось избавиться от них. Но потом потихоньку обжились, наполовину магией, наполовину недобрым словом наладили отопление, а затем на место администратора пришел Данила-мастер и с каким-то болезненным, граничащим с помешательством упрямством и упорством начал налаживать быт. Наверное, хотел забыться в работе, но никто ему и не мешал. Одна Божена — их Снегурочка — вздыхала тяжко. Ей были по нутру стылые коридоры, вечные сквозняки и невозможность согреться. Впрочем, каждую весну она шла к себе в комнату, выпивала зелье мертвого сна и засыпала до первого снега. А зимой все равно приходилось одеваться потеплее…

Василиса миновала сводчатые потолки главного входа, вышла в коридор, эхом подхвативший ее шаги, и остановилась у лестницы. В небольшой каморке под ней горел свет. Данила — высокий, светловолосый, кудрявый, но вечно хмурый и словно вытесанный из горной руды, что сильно портило все его привлекательные черты, был на месте, и когда Василиса постучала и вошла, оторвался от работы и взял полотенце, чтобы вытереть руки. Василисе как-то довелось прикоснуться к его руке, она была холодна и тверда словно камень.