И звезды отвернулись
Шрифт:
– Да, впервые в жизни я поплыл против течения жизни и теперь принимаю последствия, – ответил я.
– Завтра проснемся пораньше, я отведу тебя в одно место, там и обсудим, а пока хватит говорить о боли больше, чем ты ее чувствуешь.
– Куда ты меня поведешь?
– Да, пустяки, всего пару минут идти, – хмыкнув, произнес он полушепотом и поднялся с пола.
Это была его любимая фраза, которую я много раз принимал всерьез. Парой минут для него мог оказаться десятикилометровый марафон по дебрям с болотами и комарами. «Пара минут, – говорил он, – сейчас ты здесь, а через пару минут ты уже в другом месте. Разве не там ты хотел оказаться? Всего пара минут, и ты ласкаешь глазами горизонт. Дело не в том, куда ты идешь, а в том, что с каждым новым шагом ты оказываешься в другом месте. Измеряй
«Хватит говорить о боли больше, чем ты ее чувствуешь».
Глава пятая
Утром, одевшись потеплее, мы вышли из дома. От холода некоторое время у меня слезились глаза. От холода ли? Кроны деревьев на горизонте царапали солнце. Ветра не было.
– Мы пойдем к тому лесу? – спросил я.
– Мы пойдем через тот лес, – ответил Кит и сделал глубокий вдох.
Я убрал руки в карман куртки и почувствовал тепло, которое ткань унесла с собой из сонного дома. Оно заставило меня вспомнить темную комнату с кроватью в углу, журнальный столик у стены и старый пыльный ковер с узорами, которые каждый из нас видел в детстве. Я подумал о том, что прошлое, каким бы забытым или ушедшим оно ни казалось, всегда рядом – стоит лишь разок взглянуть под ноги, и сразу же всплывают картины того, что ты когда-то оставил. Прошлое в окружении, и от этого не сбежать. От этого не уйти. Нельзя перестать замечать того, что есть мир. Все вещи связаны единственной нитью. А нить эта – вся наша жизнь.
– Там есть хорошие колеи от снегоходов, по которым удобно идти, – услышал я конец его фразы и мысленно упрекнул себя за то, что снова потерялся в раздумьях. Но друг мой ничего не заметил или все понял и продолжил: – поэтому нам не придется идти по сугробам.
– Как же досадно, – литературно выразился я.
– … – не литературно выразился Кит, затем взял меня за локоть и повел за собой, – мы можем проложить свои тропы.
– Не стоит. Спасибо, – ответил я и освободился из его захвата.
Мы шли по обочине какой-то дороги, затем свернули на узкую тропинку, середина которой была продавлена гусеничной лентой снегохода, и постепенно приблизились к лесу.
Из снега островами торчали сухие стебли тысячелистника, а солнце расстелило перламутровый Млечный Путь мерцающих снежинок. Стояла холодная, но какая-то добрая, спокойная тишина. Я находил умиротворение в присутствии человека, который шел рядом со мной. Неужели в мире так много людей, с которыми мне комфортно? К двадцати четырем годам я насчитал уже троих. В этот раз я решил не углубляться в собственные мысли, а порассуждать вслух:
– А много ли ты встречал людей, с которыми тебе комфортно просто быть рядом?
– Ты знаешь, – протянул он, – я как-то не особо задумываюсь о собственном комфорте рядом с человеком. Для меня важнее то, что ему комфортно со мной.
– Но это же заставляет тебя подстраиваться! – возразил я.
– Нет, если человек делает для тебя тоже самое, то вам комфортно друг с другом.
– Я с тобой не согласен. Это же и-ми-та-ци-я! – крикнул я в поле, что простиралось передо мной.
Кит засмеялся и опустил голову, рассматривая то место, где когда-нибудь будут цвести подснежники.
– Это сарказм, дурак, – ответил он и протянул руку к моему локтю.
Я резко отстранился и оттолкнул его.
– Вот, значит, как! – прошипел он и сделал шаг в мою сторону, вызывая лавины Дхаулагири [1] своими ногами. – Ну-ка, повтори!
Я со всего размаху опустил ладонь, и в этот момент он отпрыгнул в сторону, одновременно пытаясь схватить меня за рукав второй рукой. Я снова резко выдернул свою руку, но упустил из виду самого Кита, так что он рывком смог накинуться на меня, обхватив обеими руками за плечи. Кряхтя и истерично смеясь, он попытался повалить меня на снег. Такие всплески спонтанной
жестокости когда-то давно очень сильно удивили меня, но потом я понял, что это жест признания. Он редко позволял себе дурачиться, и все эти толчки, захваты, прыжки и смех были всего лишь странной игрой, в которой я с удовольствием принимал участие. И сейчас мы были одни посреди снежного поля на тонкой тропинке, ведущей в мою молодость.1
Многовершинный горный массив в Гималаях.
Мы толкались, бросали друг друга в сугробы и бегали, как сумасшедшие. И в тот момент забыл о себе. Перестал существовать. Чувствовал замерзшие руки, чувствовал, как снег набился в ботинки и намочил носки, но сознание мое в тот момент было далеко. Я просто отдался игре, и эмоции, которые жили во мне все это время, внезапно почувствовали свободу. Мои глаза заслезились, затем по щекам побежали слезы, и каждый вдох холодного зимнего воздуха отзывался комом в горле. А потом я просто повернулся спиной к Киту, сел на снег и отпустил свои чувства. Я плакал. Плакал, и мне за это не было стыдно. Я не мог объяснить свое состояние. Мои плечи тряслись, руки безвольно упали на снег, пальцы до боли сжались в кулаки. Я плакал. Кит стоял в нескольких шагах за моей спиной и молчал. Я плакал от осознания того, что не способен выразить свои чувства. Я просто не знал их. Внутри все пылало, горело, взрывалось, оставляя лишь пустоту после какой-то огромной потери. В тот момент я потерял и обрел себя снова. Что-то, дремавшее во мне, внезапно сорвало с петель дверь, которую я столько времени боялся открыть, и вырвалось наружу. Я чувствовал вкус своих слез, который казался таким забытым, таким далеким. Сквозь пелену я видел, как вздымается пар от моего дыхания, но не слышал себя. Впервые за долгое время я находился в настоящем времени. Я был там. Один, на коленях, перед огромной пропастью своих мыслей. Боясь упасть, я закрыл глаза. И именно в тот момент, когда картина мира сменилась черной пустотой, я почувствовал, как все начало стихать. Дыхание выровнялось, руки почувствовали холод снега, послышались приближающиеся шаги Кита.
– Ты чего это, друг? – спросил он, остановившись в метре от меня.
– Что-то накатило, – ответил я, вытирая остывшие слезы холодным рукавом куртки.
– Бывает.
– Да, бывает.
Все прошло так же внезапно, как и началось. Буря стихла, унося с собой всю тяжесть с моей души. Я поднялся на ноги и зажмурил глаза. Яркое солнце слегка ослепило меня.
– Идем дальше? – спросил Кит. Да, – ответил я, – сколько нам еще идти?
– Ты знаешь ответ.
– Пару минут.
– Пару минут, – кивнул он.
Глава шестая
Спустя полчаса мы спустились к реке и вновь пошли по колеям от снегохода. Кит рассказывал, что произошло с ним за годы нашего необщения. Я шел следом, и мое воображение рисовало картины его странствий и размышлений. В тот момент я жил его историями. Такое случается, когда собеседник красочно и детально описывает события, которые пережил. Слова его были сутью жизни. Словно он жил для того, чтобы рассказать мне об этом. Я видел, как он переезжал с места на место, встречался с девушками, радовался, смеялся, любил и был разбит, разбит, разбит. Рассказами он передал мне ощущение своей жизни, отчего я захотел отдохнуть и перекурить.
– Давай сделаем привал у того завалившегося дерева, – предложил я, показывая на уходящую под лед крону
– Да, давай. Хотя то место, к которому я тебя веду, как раз за тем деревом. Нам надо только уйти с реки и подняться на холм.
– И все-таки давай посидим здесь. Место шикарное.
– Шикарное, – повторил Кит. – Давно я не слышал это слово.
– А я как раз вспомнил, когда ты рассказывал свои истории.
– Шикарное слово.
– Не иначе, – ответил я и, стряхнув снег с коры, сел на дерево.
Кит достал из рюкзака термос, открутил крышку и налил в нее что-то горячее.
– Что это? – спросил я.
– Пока ты спал, я приготовил сбитень.
Когда Кит достал термос, я поймал себя на мысли о том, что мне страшно – вдруг там может оказаться кофе? Вернее, я испугался тех воспоминаний, которые нахлынули бы на меня с первым глотком. Та ночь теплого лета, когда мы с тобой пили кофе из термоса и молчали на берегу, обнажая душу друг перед другом и созвездиями, принадлежит только нам. Кофе событий из термоса наших чувств мы должны пить только вместе. И никак иначе.