И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.2

Храм Афродиты Амбологеры находился в трех днях пешего пути от Патоса, на границе старинной финикийской колонии на юго-востоке острова. Говорили, будто храм построен сообща эллинами и финикийцами, также поклонниками Амбологеры. Таис загорелась желанием посетить его.

— Это не принесет тебе покоя или счастья, — уверенно сказала Эрис, предостерегая подругу. Таис отвечала, что у нее сейчас нет ни того, ни другого и не будет, пока не найдет она дальнейшую дорогу.

— Разве у тебя самой не так? — спросила она черную жрицу.

— Не так. Я никогда не расставалась с печалью, а потому и не утрачивала путеводного света жизни, — загадочно ответила Эрис.

Афинянка не послушалась. В сопровождении новых друзей они ехали по петляющей каменистой дороге, поднимаясь в горы сквозь сосновые высокоствольные рощи и темные кедровые леса. После тишины и сухого смолистого воздуха на жарком южном склоне хребта путники выехали на простор, ветер и полынный запах степного плоскогорья. Синеватые камни выступали среди покрова серебристых трав. Впереди высился увал, рассеченный пополам широкой долиной, в вершине которой располагалось святилище. В устье долины прежде находились строения, ныне полностью разрушенные. От них остались лишь широкие выровненные уступы, отгороженные громадными каменными плитами и заросшие деревьями, посаженными человеком. Многовековые орехи, каштаны и платаны стояли в осеннем багряном уборе, а перед ними подобием ворот — четкие силуэты двух гигантских кедров, чьи разлапистые горизонтальные ветви были настолько плотными, что удерживали падавшие сверху мелкие камни.

Пламенно-золотая аллея вела в глубь долины. Ощущение удивительного света и покоя охватило Таис. Люди притихли, говоря вполголоса, избегая нарушить шелест осенних листьев и журчание сбегавшего по дну долины ключа, маленькими каскадами лившегося через края ступенчатых бассейнов среди замшелых плоских камней.

В просветах между деревьями высились скалы, покрытые мхом столетий, с непонятным очарованием прошедших времен.

Дальше, в глубь долины, поперечные ряды темных кипарисов чередовались с багрянцем пирамидальных тополей.

Запах разогретой осенней листвы и хвои, свежий, горький и сухой одновременно, без малейшего привкуса пыли горных дорог. Позади долина расширялась и лежала внизу, в разливе вечернего солнца, полная мира и тепла. Там клубились багрянеющие кроны дубов, вязов и кленов среди разлета плоских вершин сосны.

Храм Афродиты Амбологеры походил скорее на крепость. Стены из серых камней выдавались в ущелье, замыкая с запада перевальную точку вершины. Фронтон святилища с колоннадой был обращен на восток, господствуя над обширным плоскогорьем, засаженным виноградом и фруктовыми деревьями. Патосские друзья попросили обождать и прошли через узкий темный ход, ударив три раза в бронзовый лист, подвешенный на короткой цепи. Вскоре они вернулись вместе с двумя жрицами, несомненно высокого положения. Сурово и серьезно осмотрев Таис и Эрис, одна из них, в светлосером одеянии, вдруг улыбнулась приветливо, положила руки на плечи обеим и, слегка кивнув головой патосцам, быстро проводила в глубь храма.

Последовали обычные обряды вечернего поста, омовения и ночи, проведенной в молчании на полу у дверей святилища.

С рассветом явилась старшая жрица, велела съесть по яблоку, сбросить одежды и повела подруг к отвращающей старость богине — Афродите Амбологере. Ни афинянка, ни черная жрица, много путешествовавшие, еще никогда не видели подобного храма. Треугольный просвет в крыше бросал сияние яркого неба на сходившиеся впереди стены, обрезанные третьей наподобие ворот, обращенных на восток.

На стенах цвета лепестков гелианта бронзовые гвозди удерживали громадные, не меньше десяти локтей в ширину, доски, выпиленные из цельного дерева. Только тысячелетние деревья вроде ливанских кедров могли иметь такие стволы. На них чистыми минеральными красками вечных фресок художником гениальнее Апеллеса были написаны две богини.

Левая, в горячих тонах красных земель и пылающего заката, изображала женщину в расцвете земной силы плодородия и здоровья. Ее полные губы, груди и бедра настолько переполняло желание, что казалось, они разорвутся от дикого кипения страсти, источая темную кровь Великой Матери, Владычицы Бездны. Руки, простертые к зрителю в неодолимом призыве, держали темную розу — символ женского естества — и квадратный лектион со звездой, хорошо знакомый Таис.

— Лилит! — едва заметным движением губ сказала Таис, не в силах оторвать глаз от картины.

— Нет! — чуть слышно ответила Эрис. — Лилит добрая, а эта — смерть!

Жрица подняла брови, услышав шепот, и резким выбросом руки указала на правую стену. И афинянка невольно вздохнула с облегчением, увидев воплощенной свою мечту.

Голубая гамма красок сливала море с небом и низкий горизонт. На этом фоне тело богини приняло жемчужно-палевый оттенок раннего рассвета. Когда крупные звезды еще горят в вышине, а опаловое море плещется на розовых песках, Урания шла, едва касаясь земли пальцами босых ног, простирая руки к рассветному небу, ветру и облакам. Лицо богини вполоборота через плечо искусством художника одновременно смотрело вдаль и на зрителя, обещая утешение во взгляде серых, как у Таис, глаз. На лбу, между бровей, светился огонь, не гася взора.

Перед каждой картиной на низком жертвеннике дымилась почерневшая от времени курильница.

— Вам говорили о двух ликах Амбологеры? — спросила жрица.

— Да! — дружно ответили Таис и Эрис, вспомнив вечернюю беседу с философом храма.

— Отвратить телесную старость смертного не могут ни олимпийцы, ни сама Великая Мать. Все в мире подчиняется течению времен. Но есть выбор. Он перед вами. Сгореть дотла в последнем пламени служения Афродите. Или перенести это пламя на всеобъемлющую любовь, зовущую к небу, служа Урании в неустанной заботе о счастье детей и взрослых. Положите перед той, которую выбрали, вещь, не обязательно дорогую по денежной стоимости, но самую драгоценную для каждой из вас.

Таис без колебания подошла к Урании, отстегнула цепочку — поясок со звездой, дар Александра, и положила его на жертвенник.

Эрис осталась неподвижной. Жрица Амбологеры с удивлением посмотрела на нее.

— Разве нет пути посредине? — спросила Эрис.

— Есть! — понимающе улыбнулась жрица, трижды хлопнув в ладоши.

Медленно раскрылись тяжелые створки стены между картинами. Полукруглый балкон выступал на высоте над мирной долиной с виноградниками, маслинами и полем пшеницы. Мужчины и женщины трудились прохладным утром, взращивая плоды Геи-Деметры. Среди них было немало старых людей, седобородых мужчин и женщин в плотных одеждах, темных головных покрывалах.

— Мирный труд на земле в тиши и покое последних лет жизни — благородный конец земледельца, — сказала жрица.

— Тогда есть четвертый путь! — ответила Эрис.

— Зачем ты пришла к Амбологере? — Жрица раскинула руки крестом, как бы заграждая Эрис обратный путь в святилище.

Черная жрица — прямая, гордая и суровая — показалась афинянке как никогда значительной. Ее синие глаза взглянули на жрицу с высокой уверенностью, без вызова или насмешки, и та успокоилась.

— Зачем мне оскорбление иной веры? — спросила Эрис. — Ты указала три пути, и все три — для одиноких мужей и жен. А человек покидает общество людей только со смертью. Должен быть еще путь служения людям не только личным совершенством, но прямым действием на их пользу.

— Тогда ты не поняла глубины показанных тебе символов. Средний путь дает людям пищу, ибо у земледельца всегда есть излишки, чтобы накормить художника и поэта и тем умножить украшение мира. Путь Урании — для мудрой и нежной жены. Он выражен только через любовь и помощь людям. То, что жена всегда должна делать и делает для сердца. Потому Урания — образ жен, потому великий Платон счел эту богиню самой главной для будущего человечества.