Ибо сильна, как смерть, любовь…

То, что я увидела в зеркале, мне понравилось. Хотя я и вернулась в прошлую пятницу, волосы мои не отросли. Дорогая и очень модная в том году стрижка «Видаль Сесун» мне очень шла. Я надела купленные на толчке фирменные джинсы «Levi's», модный марлевый батник и босоножки на платформе. Все было классное и смотрелось очень модерново, и самое главное, больше восемнадцати дать мне было нельзя. Не может быть, чтобы я ему не понравилась. Во всяком случае, все данные для этого у меня есть, а остальное я соображу по ходу дела.

Очень тяжело было усидеть дома, дожидаясь положенного часа. В пять часов меня просто вынесло из дому, и, хотя я шла пешком и очень медленно, без четверти шесть я уже была возле его улицы. Еще немного времени заняла прогулка по соседнему переулку, но ровно в шесть я уже стояла на углу возле его дома, убеждая себя, что мне необходимо находиться здесь, чтобы не пропустить отъезд его родителей. В книгах, когда сыщику нужно следить за кем-то, на противоположной стороне улицы всегда, кстати, как рояль в кустах, находится какое-нибудь кафе или книжный магазин. Но на этой короткой улице ничего не было, даже деревьев, и мне пришлось очень нелепо торчать там у всех на виду. Все, что я могла сделать, когда кто-нибудь проходил мимо, окидывая меня недоуменным взглядом, это с недовольным видом смотреть на часы, как будто я кого-нибудь жду. Но всему приходит конец. Я все-таки дождалась, пока его родители и брат вышли из дому и направились к автобусной остановке.

Уезжают все-таки, опять оставляют его как ничуть не бывало, невольно со злостью подумала я, хотя и вполне отдавала себе отчет, что они ничего знать не могут, так как для них все происходит в первый раз.

Я решила подождать еще десять минут, чтобы убедиться, что они не вернутся, но уже через три минуты мне пришло в голову, что в этот раз он может не дождаться восьми часов, и я опоздаю. Почувствовав, как ледяной холод ужаса заполняет мою душу, я, чуть ли не бегом бросилась к его дому. У самого подъезда я притормозила, чтобы отдышаться и привести себя в порядок. Слава богу, что эта маленькая улица была пустынной, и никто не обратил внимание на мои маневры. Наконец, я вошла в подъезд и поднялась по лестнице. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вопреки всякой логике я боялась снова увидеть возле его двери красную крышку гроба. Но, слава богу, там ничего не было, и я вдруг ясно поняла, что сейчас увижу его живого. От этой мысли сердце заколотилось еще сильнее, но я уже жала на звонок. За дверью раздались быстрые шаги, и она распахнулась. Он стоял на пороге, в глазах его светилась надежда. Очевидно, он подумал, что это она, Лена, пришла спасти его. Но там была всего лишь я, и глаза его мгновенно погасли. Разочарование было таким сильным, что он без сил прислонился к косяку двери. Да, живой, он был таким, как я и думала, высокий, стройный, смуглая кожа, темные кудрявые волосы и неожиданно синие глаза.

— Да? — тусклым голосом спросил он.

— Привет, — не придумав ничего лучшего, выпалила я.

— Привет, — равнодушно ответил он, не двигаясь с места.

— Я к тебе, — продолжила я, заранее заготовленный текст.

Он удивленно приподнял одну бровь.

— А разве мы знакомы?

Еще бы, подумала я, всю ночь, кажется, беседовали. Но вслух, конечно, сказала другое. То, что запланировала.

— Я к тебе из газеты, мне нужно взять у тебя интервью. Ты ведь теперь знаменитость.

На секунду в его глазах промелькнула радость, но тут же погасла, и он нахмурился.

— Мне не нужно никакое интервью. И, вообще, извините, но я занят.

Еще бы, подумала я, мальчик принял такое умное судьбоносное решение, готовится предстать перед всевышним, а тут какое-то интервью. Но меня этим не проймешь.

— Знаешь, если я все-таки уже пришла, может, ты разрешишь мне хотя бы зайти на минутку?

Он заколебался, но хорошее воспитание взяло верх, и он посторонился, давая мне дорогу.

— Только я действительно занят и не могу уделить вам внимание.

Я прошла в комнату. Так странно было снова находиться здесь, рядом с ним, живым и не узнающим меня. Не дожидаясь приглашения, я уселась. Он снова нахмурился и остался стоять, по-видимому, рассчитывая на кратковременность моего визита.

— Послушай, — попыталась я снова вернуться к домашней заготовке, — я, конечно, всего лишь из местной газеты, это, понятно, не очень престижно, но ведь это только начало. Если интервью получится хорошим, его могут перепечатать и республиканские газеты. Я думаю, тебе предстоит стать очень знаменитым.

— Мне очень жаль, что вы потратили время, но меня это не интересует, — упрямо ответил он.

Я почувствовала, как во мне начинает закипать злость. Я для него столько сделала, а его, видите ли, это не интересует. Хорошо, тогда будем говорить по-другому.

— Я понимаю, — как можно спокойнее начала я, — тебя не интересует интервью, так как гораздо актуальнее для меня сейчас писать тебе некролог.

Он вздрогнул и ошеломленно посмотрел на меня. Потом взял себя в руки и криво улыбаясь, произнес.

— Почему это вдруг некролог?

— Потому что сегодня вечером ты собираешься умереть, — глядя ему прямо в глаза сказала я.

Он растерянно смотрел на меня, не зная, что сказать, но затем неуверенно произнес:

— Вот еще, с чего вы это взяли?

Я молчала, все также глядя ему в лицо. Он нервно передернул плечами и снова спросил:

— Так почему вы так думаете?

— Я не думаю, глупый мальчик, я знаю.

— Откуда? — перестав притворяться, коротко спросил он.

— Садись, Леня, — серьезно сказала я. — Давай поговорим с тобой откровенно.

Как зачарованный он уселся напротив, не сводя с меня взгляда.

— Бог с ним, с интервью, давай лучше поговорим…

— Сначала скажите, кто вам об этом сказал? Лена?

— Я не знакома с твоей Леной и видела ее только один раз в жизни, но мне хватило, чтобы понять, что она из себя представляет.

— Ну и что же вы поняли? — почти враждебно спросил он.

— Что это хитрая и глупая деревенская девка, которая хотела использовать тебя, чтобы остаться в городе. Но потом ей попался другой, с квартирой и машиной, и она без колебаний бросила тебя и вцепилась в него.

Он мгновенно вспыхнул:

— Быстро же вы все поняли. А то, что вы можете ошибаться, вам не приходило в голову? Или вы всегда так мгновенно и безошибочно судите о людях?

Я поняла, что поторопилась с Леной и решила сменить тактику.

— Хорошо, — кротко сказала я, — не будем говорить о ней. Поговорим о тебе.

— А что обо мне говорить?

— Послушай. Леня, — как можно мягче начала я. — Я знаю, ты сейчас переживаешь очень тяжелый момент. Тебе, наверное, кажется, что жизнь кончена, что никто никогда не страдал так, как ты. Но поверь мне, это не так. Такое переживает в жизни каждый и не один раз. Дай мне договорить, — быстро добавила я, видя, что он опять вспыхнул и готов вскочить. — Так вот, неразделенная любовь и предательство существуют столько, сколько существует мир. И всегда кому-то казалось, что ничто не может сравниться именно с его любовью и с его муками. И в мире, наверное, нет человека, который не прошел бы через это, и если бы все кончали жизнь самоубийством, человечество давно бы вымерло. Но этого не происходит, потому что все проходит. Знаешь, у еврейского царя Соломона было кольцо, на котором он велел написать «Все уходит, все проходит, и это пройдет». И это святая правда. Время лучший доктор, и через пару месяцев ты сам будешь удивляться тому, что так переживал.

Я сделала паузу, чтобы перевести дух, и он тут же закричал, глядя на меня чуть ли не с ненавистью.

— Послушайте, я не знаю, кто вы, и откуда вы обо мне узнали, но кто вам дал право лезть ко мне в душу и вмешиваться в мою жизнь? Это моя жизнь, понимаете, и я могу с ней делать все, что хочу. И, вообще, какое вам до меня дело и какая вам разница, буду я жить или нет?

— Ах, вот как, — тоже заорала я, чувствуя, как меня охватывает не просто злость, а самое настоящее бешенство. — Это только твоя жизнь, и ты можешь делать с ней, что хочешь? А ты видел своих родителей, когда они сидели здесь у твоего гроба, черные как земля и полубезумные от горя? И твоего брата, который рыдал здесь у этого серванта? А твоя нежно любимая Лена явилась к тебе на похороны, вырядившись в свою самую короткую юбку и в самую вырезанную кофточку и, выставив здесь грудь и ляжки, делала вид, что рыдает, а сама пыжилась от гордости и самодовольства, что вот нашелся дурачок, который из-за нее отравился. А ты видел себя в гробу со слезами на глазах, потому что в последний момент ты пожалел о том, что сделал? Ты этого не видел, а я видела, потому что была здесь на твоих похоронах во вторник.